Корниловец - Валерий Большаков

— Бюржюй, говорят, — ломано ответил черкес.

…А на другой день горцы собрались под зелёным знаменем с белым полумесяцем и звездой, присягая на верность «Великому Бояру», — черкесы шли мстить за убитых братьев и отцов, за изнасилованных жён и дочерей, «за Корнилова, за Родину, за Аллаха». Черкесскую конницу принял Каледин,[84] радуясь даже горскому пополнению.

Под вечер, когда Кирилл шагал со всеми, неподалёку закрутился на коне Марков.

— Я не вижу полковника Борисова! — сказал он с нетерпением и недовольством.

— Устал он, — робко ответила сестра милосердия, «хохотушка с конопушками» по имени Варя, — и находится в обозе…

— Мы все устали! — отрезал генерал. — На следующий раз передайте полковнику, чтобы он поборол свою усталость и был бы в строю вместе с другими. Обоз — это раненые и больные!

Ночью добровольцы окружили станицу Новодмитриевскую, занятую большевиками, и уж здесь Авинову пришлось так худо, как не было за все военные годы. Мокрыми хлопьями валил снег, добровольцы вымокли и закоченели под злым студёным ветром.

1-й Офицерский полк уткнулся в реку, прикрытую тонким ледком. Неожиданно грянул мороз, ветер усилился, поднимая пургу, — покоробившаяся одежда сковала тело, словно приучая к деревянному гробу. Кирилл сжимал винтовку, не чувствуя пальцев.

— Не подыхать же нам здесь в такую погоду! — воскликнул генерал Марков. — Идём в станицу!

Сергей Леонидович приказал не стрелять, а учинить штыковую атаку.

— Полк, вперёд! — крикнул он и первым шагнул в ледяную воду.

— Роте атаковать! — скомандовал Тимановский, входя в реку. — С Богом!

Авинов, высоко поднимая винтовку, перешёл реку, окунаясь где по пояс, где по грудь, и вступил в рукопашный бой с «красными», не ожидавшими атаки в такую ужасную ночь.

Рядом дико ржали лошади, тянувшие пушку. Неожиданно в пристяжную угодила артиллерийская граната, отрывая голову напрочь. Коренник скрылся под водой с развороченной грудью, и ездовые попадали в согретую кровью реку…

— Сыровато… — крякнул Марков, выбираясь на берег.

Большевики отступали в одиночку и целыми толпами. В темноте мигали быстрые огни, трещали винтовки и стучали пулемёты, ухали орудия, бросая отсветы, будто молнии в грозу. Пели, налетая, снаряды. С металлическим треском лопались шрапнели.

— Ну, буржуи, — слышались возгласы, — сейчас вас оседлаем!

— Погодите, краснопузые! — отвечали добровольцы.

Весь заиндевевший — куртка коробом — подошёл Марков.

— Не замело вас? — осведомился он бодро. — Ничего, бывает и хуже!

Предложив курить, он вытащил пачку асмоловских папирос — озябшие пальцы бойцов живо разобрали все.

— Пустяки! — продолжал генерал. — Держитесь! Не впервые ведь! Все вы молодые, здоровые, сильные… А ну-ка! В атаку!

2-я рота углубилась в станицу, когда из-за глиняных заборов показались «красные», одетые не лучше и не хуже «белых».

— Вы из Екатеринодара, товарищи? — окликнули марковцев.

— С оттелеве!

— Стало — пополнение?

— Пополнение! — отвечали промокшие и обессиленные офицеры.

Тут до красноармейцев стало доходить. Один их них, в бесформенной меховой шапке, бросился на Кирилла.

Пальцы Авинова одеревенели, сразу он не смог вскинуть винтовку. Помог Марков. Верхом на лошади, генерал пристрелил «красного» из револьвера.

— Вперёд! Вперёд! Вторая рота — по станице влево! Третья — вправо!

— Девочки! — послышался из темноты высокий, звонкий голос. — Тащите сюда пулемёт!

— Вперёд!

Из тёплых недр натопленной хаты выскочили несколько «красных».

— Товарищи! — строго прикрикнул один. — Не разводите панику!

— А ты кто? — спросил худенький, с тонкими чертами лица прапорщик Зиновьев, прозванный Зиночкой.

— Я председатель военно-революционного комитета, — по-прежнему строго и с достоинством отрекомендовался «красный», так и не поняв, перед кем держал ответ, — Зиновьев пристрелил его.

— Что вы наделали с нашим председателем? — ужаснулся его напарник.

— А ты кто? — повторил свой вопрос Зиночка.

— Я секретарь!

И труп секретаря ревкома упал на труп председателя.

В темноте, в вихорьках сухого, колючего снега несложно было потеряться, вот и Кирилл незаметно сместился, попадая в 3-ю роту и оказываясь близко к полковнику Кутепову — как раз в тот момент, когда навстречу выбежало несколько бойцов.

— В чём дело? — холодно спросил Кутепов.

— В доме полно «красных»!

— Да неужели? — буркнул полковник. Командир роты немедленно вошёл в хату. Авинов и прочие затопали следом. За дверями, в жарко натопленной комнате сидели за столом человек пятнадцать красноармейцев и пили чай из самовара. Морды у всех были под стать политическому окрасу — багровые, потные.

Кутепов, заслонив стоявшие в углу винтовки, громко спросил:

— Какого полка?

— Мы — Варнавинского… — начали представляться «красные».

— А мы — Офицерского!

Только тут большевики углядели блестящие погоны.

— Кадеты!

— Выходи по одному! — яростно скомандовал Кутепов. — Выходи в чём есть!

Офицеры вытолкали на улицу «живую силу противника», и полковник, стряхнув снег с бороды, налил себе кипяточку, выпил для сугреву, да и вышел вон.

Авинов тоже не задержался. Как его не тянуло остаться у тёплой печки, но это было нечестно по отношению к остальным. Своих он не отыскал, прибился к 4-й роте. Ротмистр Дударев тут же послал его за овраг на разведку.

— Проверить все дома! — распорядился он.

Авинов, отогревший руки, храбро сунулся в первый же дом. «Красных» там не было — у печки грелись генерал Эльснер в новеньком пальто и Деникин в польской шубе и папахе. Кирилл замешкался, а из сеней уже показался Марков.

— Вы что тут делаете? — набросился он на Авинова, будто не замечая генералов.

— Ротмистр Дударев послал меня узнать обстановку, — ответил Кирилл по-строевому. — Он со взводом лежит на берегу оврага, в лоб орудия. Я только что пришёл.

— Обстановка такая, — резко сказал Сергей Леонидович, — что немедленно собирайте всех, кого найдёте по хатам, и чтоб через четверть часа были на площади! У меня нет ни одного человека в резерве. Живо!

Кирилл выбежал, а Марков кричал ему вдогон, выскакивая на крыльцо и оглушительно щёлкая плетью по голенищу:

— Собирайте моим именем, и бегом ко мне: большевики опомнились и собираются контратаковать. Живо! Скорей!

Авинов, полный рвения и потаённого стыда (вдруг Марков подумал, будто он греться в хату заходил?..), ворвался в соседний дом, куда набилось добровольцев как селёдки в бочку, и крикнул:

— Всем выходить, строиться!

— Да мы только вошли!

— Кто? — крикнул с улицы Марков.

— Пулемётчики Офицерского полка, — последовал ответ. Голоса были испуганные.

— Все к нему! — указал генерал на Авинова. — И все бегом на площадь!

Вскочив на коня, Марков поскакал по улице, а Кирилл на скорую руку сколотил озябших юнкеров и кадетов в отряд. Не прошло и десяти минут, как он и его временные подчинённые вышли к площади.

— Кто идёт? — послышался окрик из темноты.

— Тут генерал Марков? — вопросом ответил Авинов.

— А на что вам генерал Марков? — подозрительно спросил голос.

— Явиться к нему с отрядом.

Тут из темноты показался сам генерал.

— Сколько? — спросил он без околичностей.

— Около полуроты с пулемётами.

— Отлично! Займите крайний дом напротив.

— Слушаюсь!

…Ранним утром сорокинцы перешли в контратаку, но их отбросили, перебив почти всех, а на станичном майдане сколотили семь виселиц для пленных комиссаров. Офицеры из роты Тимановского, усталые и озверелые, поймали молоденького красноармейца.

— Ты солдат… твою мать? — рычал штабс-капитан Якушев с бакенбардами а-ля Александр II.

— Солдат… — ныл парень, бледный до зелени. — Да я, ей-богу, не стрелял, помилуйте!

— А винтовка где?

— Бросил…

— Зачем же ты стрелял в нас?

— Да, ей-богу, дяденька, не стрелял я! — кричал в истерике парень. — Всех нас выгнали, приказали, а я невинный! Невинный!

— Невинный… твою мать?!

Якушев, недобро усмехаясь, поднял руку с револьвером.

— Куда тебе — в живот, в грудь? Говори!

— Пожалейте, дяденька! Помилуйте!

— Перестаньте, капитан, — пробасил ротмистр Шевелёв, — оставьте!

Штабс-капитан торопливо выстрелил — осечка.

— Да пустите вы его! Чего, он ведь мальчишка!

— Беги… твою мать! — заорал Якушев. — Счастье твоё!

Красноармеец с места взял разбег и почесал прочь…

…Марковцы, изнурённые и промёрзшие до самого нутра, в тяжёлых шинелях, покрывшихся корочкой льда, выстроились тут же, на площади. Проглянуло солнце, обещая тёплый денёк, и взору изумлённых станичников предстала целая колонна сверкавших ледяными доспехами воинов.