Парфетки и мовешки - Татьяна Лассунская-Наркович

— Как что? Пошлю классную Пашу за булочками.

— Меня угости, — ввернула Замайко.

— Угощу!

— А я свое спрячу, я суеверная, — созналась Савченко.

— И я, — решила Акварелидзе.

В классе седьмушки старательно выводили на открытках с картинками поздравления Грибуновой.

Тут были и добрые пожелания, и уверения в вечной дружбе и любви.

Грибунова сияла от общего внимания, оно доказывало расположение к ней всего класса.

После завтрака с особого разрешения maman к Грибульке стали съезжаться посетители, а по окончании рекреации старый институтский швейцар с трудом внес в седьмой класс ворох всевозможных коробок, картонок и пакетов.

— Ах! — единодушно вырвалось у девочек.

— Шерочка, смотри, не забудь обещание, — напомнила Лядова.

— Глупая, да разве ей одной съесть столько? — расхохотались остальные.

Лакомства Грибуновой были заперты дежурной Исаевой в шкаф, но предусмотрительная бабушка успела пронести шоколад в приемный зал, и теперь Гибулька щедро угощала им подруг.

— Ах, от этого шоколада всегда так пить хочется! — и Замайко торопливо направилась к классному столу, где всегда стоял большой графин с водой.

— Ну вот, когда надо, тогда и нет. И что это наша Паша? Не могла вовремя воды поставить?

На звонок явилась заплаканная Паша.

— Что с вами, Паша, уж не случилось ли чего? — забыв о своей жажде, тревожно спросила Замайко.

— О-ох!.. — простонала девушка и еще пуще разрыдалась.

— Да в чем дело? Что случилось-то? — обступили ее малявки.

— Погорел у тебя кто или умер? — слышались тревожные расспросы.

Паша отрицательно покачала головой и едва внятно промолвила:

— Не помирал и не горел никто, а вот… Графин-то я… Я разбила… — и Паша так взвыла, точно случилась непоправимая беда.

— Ха-ха-ха! Так это ты графин так оплакиваешь? Нашла что! — расхохоталась Замайко. — Ну и разбила, и не беда, купят новый.

— Да ведь за мой счет купят, а ведь он рубль восемь гривен стоит, с жалованья вычитать будут!..

— Не плачь, Паша, — дотрагиваясь до ее плеча, взволнованно сказала Ганя, — мы тебе поможем.

— Медам, я предлагаю, у кого есть деньги, собрать и купить в складчину новый графин, — и Ганя выложила свой блестящий пятиалтынный.

— Савченко, да ты никак свое «счастье» жертвуешь? — удивленно спросила Тишевская.

— Ну и что же? — отворачиваясь, чтобы никто не видел ее смущения, ответила Ганя.

— Я следую твоему доброму примеру, — Акварелидзе положила свою монетку рядом с деньгами Савченко.

— Ну, душки, и у меня кусок в горло не полезет, — со своей милой улыбкой добавила свое «счастье» Лядова.

— Медам, я отдаю рубль, который мне сегодня подарила бабушка, — и рубль Грибуновой со звоном покрыл мелкую монету.

— Уже рубль сорок пять копеек, — сосчитала Липина.

— Есть еще у кого-нибудь? — обвела она взглядом присутствующих, но остальные только отрицательно покачали головами.

— Ах, как жаль, — вздохнула Замайко, — бедная Паша, ничего не выйдет…

Затихшая и обнадеженная Паша снова завыла.

— Пустое, — послышался нежный, но уверенный голос Тишевской. — Паша может купить графин поменьше, никто на это и не обратит внимания, был бы графин.

— О, наш милый Шерлок Холмс, ты умница, недаром сама природа позолотила твою хитрую головку! — радостно кричала Замайко.

— Барышни, век за вас Бога буду молить! — и с радостными слезами Паша бросилась целовать руки девочек, а те в смущении увертывались от нее.

У всех было светло и весело на душе, да еще впереди ждал вечер с изысканным угощением.

Грибунова щедро угостила всех, не забыв и m-lle Малееву, которой она поднесла полную тарелочку отборных фруктов и конфет.

Смущенная таким вниманием, синявка, видимо, постеснялась есть при воспитанницах. Подозвав Липину, она дала ей ключ от своей комнаты и велела отнести туда угощение.

Весь класс принимал участие в уничтожении обильных гостинцев Грибульки, и только Исаева, которую седьмушки до сих пор бойкотировали, сердито и завистливо поглядывала в сторону лакомок.

Понемногу девочки насытились; одна большая бонбоньерка даже осталась нетронутой, и ее решено было спрятать на завтра.

В семь часов, как обычно, Малеева проводила диктовку, и этот вечер не стал исключением.

— Ах, как надоели эти диктанты, — ворчали седьмушки. Но девочки сами понимали, что быстрые успехи возможны только благодаря таким занятиям.

— Дежурная, соберите тетради и отнесите их в мою комнату, — приказала классюха.

Исаева поторопилась исполнить ее распоряжение и, получив от Малеевой ключ, направилась в ее комнату.

Никто не обратил внимания на ее долгое отсутствие, никто не заметил и того, как робко и подозрительно озиралась Исаева, вернувшись в класс, — каждая была занята своим делом.

Счастливые и довольные улеглись в этот вечер малявки; с удовольствием вернулась в свою комнату и уставшая за дежурство Малеева.

С удовольствием вспомнила она и об угощении, которое ждет ее сегодня. Но каково же было ее удивление, когда она обнаружила почти пустую тарелку.

— Что это? — вслух произнесла она, наклоняясь над столом: на тарелке лежало только несколько конфет.

— Куда же девалась груша? А мандарин?

Малеевой не было жалко исчезнувших фруктов, но в душе поднялось подозрение, стало неприятно и тяжело.

«Дуняша сегодня ушла со двора, неужели же “они” могли это сделать? Господи, какая гадость! Никто кроме Липиной и Исаевой не входил в мою комнату. Ах, как нехорошо, как неблагородно!» — с горьким чувством подумала она.

«Но которая из двух? — невольно задала она себе вопрос. — Нет, Липина не могла, это честная, благородная душа. Так значит, Исаева?»

И странно — в защиту этой девочки ничто не заговорило в душе Малеевой.

«Ах, какая это низость, какая гадость», — в сотый раз говорила она себе.

Но как же быть? Поднимать историю? Заставить весь институт говорить об этом? Позорить свой же класс? Нет, это противоречило ее принципам. А молчать?

«Подожду до поры до времени, — решила она. — Нельзя же губить судьбу глупого ребенка из-за проступка, вызванного жадностью. Но я постараюсь косвенно и незаметно повлиять на нее и исправить, пока не поздно…»

Глава XXVIII

Ужасное открытие. — Предательская ленточка. — Пока не поздно

— Медам, сейчас я вас угощу! — вернувшись в класс после обеда, объявила Грибунова.

— Душка, вот это кстати! — отозвалась Замайко и даже облизнулась, вспомнив объемистую коробку

Грибуновой, предусмотрительно отложенную на сегодняшний вечер.

— Исаева, дай ключ от шкафа! — обратилась Грибулька к дежурной.

— Без Струковой не дам, — отрезала та.

— Это почему?

— А потому, что не желаю, дай вам, так вы весь шкаф разнесете, — сердито проворчала Исайка.

— Не дашь? Тогда я сама сейчас пойду к Стружке и спрошу, можно ли мне взять мои гостинцы, — и Грибунова выбежала в коридор, где вместе с другими дамами прогуливалась Струкова.

Старуха была в духе и охотно разрешила своей любимице полакомиться.

— Смотри, не переешь только, а то в лазарет придется идти, — пошутила она вслед убегавшей в класс Грибульке.

Та только весело тряхнула головой.

— Стружка позволила. Давай ключ сейчас же! — холодно обратилась она к Исайке.

— Повежливей, пожалуйста, а то и не дам, — сердито ответила та.

— Буду я с тобой церемониться, когда ты передо мною ломаешься! — запальчиво воскликнула Грибулька.

— А ну тебя, убирайся! — и Исайка демонстративно швырнула ключ на пол.

— Вот невежа! — презрительно пожала плечами Грибунова и, подобрав ключ, поспешила к шкафу.

— Ай! Что это, медамочки? — воскликнула она, указывая на развернутую коробку.

Любопытные поспешили заглянуть в шкаф.

— Кто это развязал мою коробку? И ленточки нет! Такой хорошенькой розовой ленточки… — сокрушалась Грибунова.

— Да вынь ты коробку из шкафа, — советовали окружающие.

— Ай-ай-ай!.. Да она, медамочки, стала совсем легкой, — открывая бонбоньерку, в ужасе вскричала Грибунова.

Глазам собравшихся девочек представилась полупустая коробка… Все лучшие и самые красивые конфеты исчезли.

Девочки смущенно переглядывались, не зная, как объяснить пропажу конфет.

— Ведь вы же все видели, я вчера ее даже не развязывала! — волновалась Грибулька. — А сегодня я с утра мечтала о том, как славно мы полакомимся… И что же?!

— Какая это гадость! — возмущенно воскликнула Савченко.

— И кто только мог их взять? — искренне негодовали малявки.

— Шкаф был закрыт, и конфеты сами, конечно, не могли исчезнуть, — тихо произнесла Тишевская.

— Конечно, не могли, — подхватили воспитанницы.