Кривое зеркало (СИ) - Ловыгина Маша

— Опять ночевал здесь? — спросил Макинтош, глядя из-под насупленных бровей на то, как Дима поднимает штангу из положения лежа, — я в твои годы по девкам бегал так, что не одну успевал за вечер ублажить. А вы что за поколение? Ни идеалов, ни страстей…

— Зато вам, Лев Петрович, и того и другого с лихвой досталось, — Дима аккуратно поставил «железо» на место и, взяв полотенце, утер пот со лба, — чего-чего, а идеалов лет тридцать назад было столько, что хватило бы не только на мое поколение.

Маршанов усмехнулся и, засунув руку в карман спортивного костюма, погремел в нем ключами, — ты прав, конечно, что сказать. Я тоже молодой был горячий, правду искал. Отца репрессировали, потом реабилитировали. Он у меня военным был, летчиком. Я ж поздним ребенком родился, мать отца ждала, замуж не выходила. Так-то. В летное тоже хотел, да не получилось, забраковали. Смешно сказать, ростом вышел. Зато в «войска дяди Васи» без проблем, да. Так до самого увольнения считай на одних идеалах, а вот вас, молодых да ранних, не пойму. Страна в вас столько вложила, сделала первоклассных военных, а вы за бабло воюете, ищете местечко потеплее, а если что не по нраву, то бежите из армии, — Маршанов махнул рукой с наколкой «ВДВ» и вышел из зала.

Дима посмотрел на чуть заметно дрожащие пальцы и, отбросив полотенце, лег на прохладный мат, закрыв глаза. Макинтош был прав в одном: следовало оставаться верным одной идее, иметь стальной стержень внутри. Вот у Лехи он был, этот стержень. Он с ним родился и рос вместе с ним. Дима поначалу даже не верил, что у него появился такой друг как Леха Бахтин. Еще бы, на целый год старше, опытней, непререкаемый авторитет среди курсантов училища, он добился этого не только умом, но и кулаками. Старшекурсники старались не вступать с ним в полемику, дабы не выглядеть смешно, да и драка на определенном этапе и при любом раскладе не принесла бы должного удовлетворения, так как Леха все равно оставался правым, особенно если вставал на защиту более слабого. Дима слышал, что семья у Лехи пьющая, отец бил его, почем зря, и в военное училище его помогла устроить учительница, бывшая фронтовичка и Герой Труда, проживавшая в соседней квартире. Леха был ей очень благодарен, и в увольнительную бегал к ней, минуя обшарпанную дверь отчего дома.

Дима, росший с матерью, даже не догадывался, что в мире существует столько зла и насилия. Мать оберегала его, говоря даже в трудные безденежные времена, что все образуется, и господь бог не даст им умереть с голода. Он ей верил, пока господь не забрал ее к себе на небеса. Диму долго душила злость на несправедливость произошедшего, только со временем он смирился и то лишь потому, что в его жизни появился Леха. Бахтин не был идеальным, он курил, стоя за воротами училища, спорил с преподавателями, если не соглашался с ними, но никогда не хамил. Будучи человеком циничным, он не позволял себе расхлябанности и сквернословия, умея одним взглядом доказать свою правоту и поставить зарвавшегося человека на место. Бахтин был волком-одиночкой. Почему он приблизил к себе новичка Комарова, не знал ни он сам, ни, тем более, Дима. Один мог рассказать, второй умел слушать. Дима на многие вещи взглянул по-новому, может быть, в какой-то степени глазами Лехи, но это заставило его задуматься о мире, о себе, о том, что происходит вокруг. В свои годы он и не представлял себе, каким емким и красочным может быть внутренний мир человека. Бахтин обладал удивительной способностью впитывать знания, переваривать их, и в свойственной только ему манере, применяя полученный опыт, передавать эти знания дальше. Он воплощал в себе, по мнению Димы, все качества, свойственные человеку будущего. Да, это был тот идеал, которого бы хотел достичь Дима Комаров. Хотел…

Дима вздрогнул и открыл глаза. Так, держать себя в руках и не расслабляться. Сегодня у него ответственный день. Через полчаса подъедут ребята, а вслед за ними Паша и Семен. Мизинец предупредил Диму накануне, особо отметив, что хочет предложить интересное дело, связанное с опасностями и риском. Времени оставалось совсем немного, как раз столько, чтобы принять душ и проветрить помещение спортзала.

Проходя мимо дверей тира в душ, Дима услышал глухие выстрелы. Остановившись, он взялся было за ручку, но передумал. Макинтош не любил, когда его отвлекали.

…Семен погладил бритый затылок и обратился к сидящему рядом Паше:

— Ты уверен, что он согласится? Я бы очень не хотел, чтобы все сорвалось. Слишком мало времени, я не смогу найти подходящего человека. Лёва сказал, что в последние дни он практически не покидал территорию «Эдельвейса», а значит, нигде не засветился.

— Это особенно радует, — усмехнулся Паша и почесал мясистый нос, выставив розовую культю мизинца. — Нам ничего не остается, только поговорить с ним, и достаточно откровенно.

— Насколько откровенно?

— Сёма, не мне тебя учить, — Паша Мизинец усмехнулся, — как частенько говорит Лева, у человека должна быть идея. Уверен, что у паренька кое-что в голове имеется…

— Тогда, следуя твоей логике, он должен отказаться.

Огромный «джип» мягко затормозил у металлических ворот «Эдельвейса». Два охранника подошли к машине и, пока ворота разъезжались в стороны, встретив руководство, сопроводили его вместе с личной охраной внутрь спорткомплекса.

Две пары выходили на спарринг и по свистку Димы сходились на татами. Остальные болели неистово, оглашая зал победными или разочарованными криками. Паша Мизинец скандировал «Вали всех!» и постоянно вскакивал со своего места. Дима был не совсем доволен своими учениками, многие лишь поначалу выполняли его уроки, а затем переходили к дворовой дуэли. В какой-то момент Дима даже перестал свистеть в свисток, напоминая участникам о существующих правилах, видя, какое удовольствие происходящее на татами доставляет всем. Лев критически качал головой, но не скрывал иронической улыбки в уголках жесткого рта. Дима поймал на себе взгляд Семена и почувствовал легкий холодок, пробежавший вдоль позвоночника. Семен явно думал о чем-то другом, и борьба в этот момент интересовала его меньше всего. Во время перерыва, когда Дима объяснял Сергею Позгалеву его дальнейшую стратегию по отношению к будущему противнику, Семен сам подошел к ним и отвел Диму в сторону.

— Извини, что отвлекаю, дел у меня много, а времени мало, — Семен огляделся и кивнул в сторону раздевалки, — разговор есть.

Дима последовал за Марченко, ощущая внутри себя странное спокойствие и даже удовлетворение.

— Ты молодец, Лева очень тебя хвалит, — Семен прошелся вдоль раздевалки и, приподнявшись на носках, открыл форточку, — ребята подтянулись. А тебе как твоя работа, нравится?

Дима пожал плечами и прямо посмотрел в глаза Сене.

— Работа как работа, не хуже других.

— Это так, — губы Семена скривила усмешка, — а не скучно?

— Не без того.

— Я обещал тебе стоящее дело. Пожалуй можно поговорить об этом, если ты не против.

— Поговорить можно, но обещать я ничего не буду. Пока.

Семен прищурил болотные глаза, и Дима вдруг понял, насколько опасен этот человек.

— Да, я обещал тебе возможность выбора, но все дело в том, что на данный момент его нет у меня. И я бы не хотел услышать от тебя отказ.

— Так и я не девушка, чтобы меня уговаривать, — усмехнулся Дима.

— Начну сразу с главного. Мне нужен человек, свой человек, который, попав в стойбище Байрамова, поможет мне развалить эту шакалью стаю на составные атомы и уничтожить. Сам Байрам вчистую делами не занимается, впаривает, что отошел, занимается честным бизнесом. Мы все им занимаемся. Только понятия о честном бизнесе у нас разные. Настоящие пацаны живут по понятиям, если барыга обращается ко мне за помощью, а не в милицию, значит, так оно и будет, помогу. А то бабло, которое он мне заплатит, я найду куда применить. Я просто так по ветру не свищу и слюной не брызгаюсь.

Дима, соглашаясь, кивнул. Известно было, что Сёма Марченко взял шефство над детским домом еще в середине девяностых, помогая, в основном, финансами. Узнав о том, что средства разворовываются, он особо не церемонился. Когда на воздух взлетела новенькая «девятка», а затем сгорел только что отстроенный дачный домик директрисы, всем стало ясно, что Сёме глубоко неприятны различные манипуляции с его благородными намерениями. Первое поколение благодарных воспитанников детского дома уже вступило в ряды группировки Марченко. Семён чутко следил за молодым поколением, жестко отметая не подходивших ему людей.