Кривое зеркало (СИ) - Ловыгина Маша

К Лисневскому его так и не пустили, информацию выдали скудную, и Казбеку не оставалось ничего, как оставить бесплодные усилия и заняться непосредственно теми делами, которые находились у него в производстве энное количество времени, но не вызывали такого человеческого интереса как это. Единственное, о чем все-таки Муратов поинтересовался у моющей коридор женщины, так это о том, кто в клинике ходит в кирзовых сапогах большого размера. Женщина пожала плечами и, облокотившись на швабру, на некоторое время задумалась. Казбек уже нетерпеливо начал постукивать собственным ботинком, когда она отмерла и заявила:

— Так уже никто не ходит!

— Ну а раньше, раньше то кто ходил?

— Раньше то? Ходил. Только уже уволился. Трубы в лабораторию прокладывал. А что, коли он лучше да дешевле сделает, чем цельная бригада, не брать что-ли? Я ему говорю, ты бы, Федя, и мне дома помог в туалете трубу заменить. Мой то пьет. Так не то, что у него, у самой все из рук валится…

Казбек, на ходу застегивая куртку и прощально махая поломойке рукой, стремглав кинулся по коридору к выходу, внезапно поняв, сколько драгоценного времени потерял в это утро.

…На «Пушкинской» Борис остановил авто рядом с «Мак-Дональдсом» и повернулся к Нелли. Женщина уже пришла в себя, и лишь тени под глазами выдавали ее недавнее состояние. Нелли разглядывала снующую толпу и тихо вздыхала.

— Я не была здесь тысячу лет. Зачем ты привез меня сюда?

— Просто так. Захотелось. Помнишь, давно, был Новый год, и мы ходили сюда с ребятами из моего класса? Все завидовали мне. Ты была очень красивая и очень взрослая. Мальчишки выделывали разные штуки, что бы привлечь твое внимание, а я бесился и готов был разорвать любого, кому ты улыбнешься…

— Я так редко бывала где-то. Кажется, никого не замечала. Все смотрела вокруг, на город, на толпу. Была очень снежная зима…

— Да? Может быть… — Борис уткнулся подбородком в руль, — я так явственно помню, во что ты была одета…

Нелли улыбнулась и в уголках ее красивых глаз сверкнули слезы. Она сняла тонкую перчатку и, достав платок, промокнула их:

— Если Лера не найдется, я не буду жить. Ты поймешь меня потом, я знаю, но я решила…

— Не говори глупостей, — Борис почувствовал вибрацию звонка телефона и, взглянув на определившийся номер, приложил трубку к уху. Нелли внимательно смотрела на него, пытаясь понять, кто звонит, и не имеет ли этот кто-то отношения к Лере. Борис поймал ее взгляд, но продолжал отвечать односложно, не выдавая темы разговора и не называя имени собеседника. Нелли потеряла интерес к происходящему и, отвернувшись к окну, вновь мрачно задумалась.

Борис Алимов же после звонка заметно занервничал. Нужно было срочно ехать на встречу с человеком, общение с которым длилось уже много лет, и, благодаря которому, сформировалась жизнь Бориса. Не та, профессиональная жизнь успешного врача анестезиолога, а другая, талантливого химика и разработчика синтетических наркосодержащих средств. Борис с детства не отягощался проблемами моральных норм, справедливо, как он считал, давая возможность выбора. Сам он никогда эту дрянь не принимал, и сожалел лишь о том, что позволил Нелли втянуться. Но тогда, в период затянувшейся депрессии, им показалось, что при всей видимой пользе и облегчении, прием антидепрессантов не будет долгим. Но все повернулось иначе. В погоне за «розовыми снами» Нелли удалось раздобыть наркотик и крепко подсесть на него. Когда Борис это понял, единственно, что ему оставалось, стать ее драгдиллером, доставая чистый порошок и стараясь, постепенно снижая дозу, все же заставить ее бросить. Но Нелли плыла по течению, и если бы он так не любил ее, то, наверное, давно бы умерла. И все разговоры о том, что если Лера не вернется, лишь прямое тому доказательство. Нелли бессильна и слабовольна. Борис не сомневался, что в душе его сестра давно уже готова свести счеты с жизнью. И лишь сама жизнь до сих пор держит ее, не позволяя сделать решительный шаг в бездну. Борис посмотрел на Нелли, на бледный овал ее лица и темную прядь, завитком легшую на щеку. Безумная, опасная красота, сведшая в могилу его отца, доводящая самого Бориса до умопомрачения и не принесшая радости Нелли. Но он любил ее, он много раз сравнивал с другими и искал среди них. Борис стряхнул наваждение и взглянул на часы.

— Давай решим, как поступить. У меня назначена важная встреча, на которую я, к сожалению, взять тебя не могу. Я отвезу тебя домой. Хорошо?

— Нет, — Нелли нахмурилась и отрицательно покачала головой, — не смогу там находиться. Постоянно ждать телефонного звонка и бояться его. Знаешь, я даже на балкон перестала выходить. Кажется, что высоко, а когда смотришь вниз, земля приближается…

Борис промокнул выступившую на лбу испарину и, не ответив, включил зажигание. В таком состоянии спорить с Нелли было бессмысленно. Но приходилось что-то решать. Борис направил авто в сторону Ленинского проспекта, где у него на примете имелся небольшой уютный ресторанчик с vip-номерами. Не лучшее место для такой женщины как Нелли, но правильнее оставить ее на попечение чужих, но проверенных людей, чем, отвезя домой, думать ежеминутно о том, жива ли она. Алимов скосил глаза на сестру и заметил выступивший на ее скулах лихорадочный румянец. Скоро ей потребуется доза. Бедная девочка, подумал Борис, она тоже чувствует это, каких трудов ей стоит сдерживать эмоции. И ведь самое ужасное во всем этом то, что другим наркота хоть поначалу, но приносила удовольствие. Нелли же лишь стремилась к тому, чтобы заглушить прогрессирующую депрессию, не получая в конечном итоге ни покоя, ни удовольствия. Ко всем своим проблемам она прибавила еще одну, уже не разрешимую. Когда Борис осознал это, было уже слишком поздно.

Номер был небольшим и даже уютным. Нелли равнодушно огляделась и села в глубокое кресло. Она молчала, терпеливо дожидаясь, когда Борис договорится обо всем с хозяином. Алимов вернулся, принеся с собой чек. Он боялся того, что Нелли потребует сделать ей укол, но она, не говоря ни слова, высыпала порошок на журнальный столик и деловито вытащила из волос длинную серебряную шпильку. Открутив с обоих концов острую часть и инкрустированный шар, женщина дунула в получившуюся полую трубку. Нелли уже не обращала внимания на Бориса, и он, видя это, вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Минуя мрачного вида охранника, Борис остановился и, оттянув галстук, негромко произнес:

— Проверяйте через какое-то время. В случае чего, звоните.

Охранник кивнул, всем своим видом показывая понимание. Борис спустился в холл и вышел на улицу. Его вновь охватила жуткая апатия. В горле застрял комок, который мешал дышать, заставляя что-то в груди болезненно переворачиваться и отдаваться в висках тупой неприятной болью. Он терял Нелли, а значит, постепенно умирал сам, жалея лишь о том времени, когда можно было помочь…

…Он любил ее давно, лет с шести, наверное. Сколько себя помнил, чувства его оставались столь же глубокими и упоительными. Нелли была его идеалом, и этот идеал он возвышал и боготворил в своих мыслях и мечтах. Собственный отец растоптал его душу. Борис в силу возраста поздно узнал о том, какие отношения связывают его сестру и отца. А когда узнал, то пережил сильный эмоциональный срыв, излечение от которого получил лишь несколько лет спустя. Тогда ему исполнилось двадцать два, он окончил институт и поступил в ординатуру. Но в тайне Борис лишь ждал удобного случая, чтобы отомстить. Нелли должна была принадлежать только ему! А Шамиль столько лет держал Нелли в качестве наложницы, потом отдал ее Сергею Лисневскому. И отец, и ее муж, и сам Борис, сломали ей жизнь, ее волю, ее судьбу. Им и отвечать за содеянное.

21

Дима получил задание гораздо раньше, чем ожидал. Работа инструктором, на удивление, оказалась интересной и многообещающей. Ребята, в свободное время предававшиеся определенного рода порокам, на занятия приходили собранными и чаще всего делали однозначные выводы касательно борьбы с этими пороками. Дима подозревал, что без воспитательной беседы Паши тут не обошлось, но явных признаков насильственного воздействия на умы братков не наблюдалось. Кроме тренажерного зала и бассейна в распоряжении Димы находился небольшой пустырь, который в течение двух занятий, посредством силового выкорчевывания кустов и пней, превратился в мини-стадион. Первое время на загородную спортивную базу новому инструктору приходилось добираться общественным транспортом, что доставляло некоторые неудобства. Но главный тренер, Лев Петрович Маршанов, по прозвищу Макинтош, герой первой афганской, жесткий и суровый мужик, распорядился выделить Диме комнату отдыха, где тот мог в случае чего остаться на ночевку. Отношения между ними не были дружескими то ли в силу разницы в возрасте, то ли по иным причинам, но взаимное уважение присутствовало, что давало надежду на доверие. Со временем Мизинец обещал вертолет для того, чтобы пацаны, стремящиеся достичь уровня спецназа, могли прыгать с парашютом и выполнять более сложные задания в предлагаемых условиях. Макинтош щурил светлые глаза и почесывал загорелый щетинистый подбородок, глядя на то, как Паша Мизинец готовит свою маленькую армию. Закрытый частный спортивный клуб «Эдельвейс» исправно платил налоги и не привлекал особого внимания, но старый лис уже чувствовал, как потихоньку земля под его ногами нагревается.