Ночные истории - Эрнст Гофман

Ваша улыбка дает мне понять, что я опять кажусь вам неисправимым фантазером; но уверяю вас, что сон мой, ежели вы непременно желаете так это называть — очень походил на самое настоящее видение. Но так как вы продолжаете упорствовать в своем прозаическом недоверии, то я лучше умолчу об этом и стану продолжать мой рассказ.

Едва забрезжило утро, я выбежал на улицу и, преисполненный тревожного ожидания, остановился перед злополучным домом. Окна в нем были не только задернуты гардинами — на них были спущены жалюзи. На улице еще не было видно ни души; я подошел вплотную к окну нижнего этажа и стал прислушиваться, но в доме было так же тихо, как в могиле.

Наступил день, вокруг стали появляться люди, и я удалился.

Зачем утомлять вас рассказом о том, как много дней кряду бродил я в разное время около дома, не сделав ни малейшего открытия, как все мои расспросы не приносили никаких положительных результатов и как наконец прелестный образ моего видения начал мало-помалу изглаживаться из моего воображения?

Наконец однажды, возвращаясь поздно вечером с прогулки и проходя мимо пустого дома, заметил я, что ворота полурастворены и из них выглядывает старик-управитель. Я тотчас же решился:

— Не здесь ли живет господин тайный советник Биндер? — спросил я, чуть ли не вталкивая старика во внутренность дома, в переднюю, слабо освещенную лампадой. Старик взглянул на меня со своей обычной язвительной улыбкой и произнес тихим, протяжным голосом:

— Нет, такой здесь не живет, никогда не жил и не будет жить, и вообще не живет на этой улице. Люди болтают, что у нас тут водятся духи, но уверяю вас, это неправда; в домике нашем все очень тихо и спокойно; завтра приезжает, чтобы поселиться здесь, ее сиятельство графиня 3., и засим прощайте, желаю вам покойной ночи!

С этими словами старик учтиво выпроводил меня и запер за мной ворота. Я слышал, как он, кряхтя и кашляя, гремел ключами и, удаляясь, шаркал по каменному полу, после чего, как мне показалось, спустился вниз по ступеням. В продолжении короткого моего пребывания в загадочном доме я успел заметить, что стены в передней затянуты старинными пестрыми обоями, кресла, обитые красным штофом, больше подходили бы для меблировки залы. Все это было весьма странно.

Эта попытка проникнуть в таинственный дом снова заставила меня ожидать приключений!

И что же? Подумайте только: на другой день в полдень иду я по аллее, уже издали невольно устремляя свой взор на пустой дом, и вдруг вижу, что в последнем окне верхнего этажа что-то блестит. Подхожу ближе — и замечаю, что наружные жалюзи подняты и до половины отодвинута гардина. Сверкающий бриллиант слепит мои глаза. О небо! Опершись на руку, на меня печально смотрит мое ночное видение. Среди толпящегося народа невозможно долго оставаться на одном месте. Я вспомнил, что почти напротив пустого дома, в аллее есть скамья, на которой обычно отдыхают гуляющие. Я бросился в аллею и, облокотившись на спинку скамьи, стал без помехи смотреть на загадочное окно. Да! Это, без сомнения, была именно та прекрасная девушка, которую я уже видел прежде! Вот только во взгляде ее было нечто странное: он не был устремлен на меня, как мне сначала показалось, и было в нем что-то неподвижное, безжизненное; если бы не едва заметное движение руками, то я принял бы ее за бездушную картину. Целиком погрузясь в созерцание таинственного создания, вызывавшего такое волнение во всем моем существе, я не услыхал дребезжащего голоса итальянского разносчика, который, должно быть, давно уже стоял подле меня, предлагая свой товар. Чтоб обратить на себя мое внимание, он наконец дернул меня за рукав; я с досадою обернулся и довольно грубо предложил ему отвязаться. Однако он не переставал упрашивать меня купить у него хоть что-нибудь, хоть парочку карандашей, хоть связку зубочисток, сетуя, что он в этот день ничего еще не продал. Потеряв терпение и желая поскорее освободиться от докучливого продавца, я хотел дать ему какую-нибудь мелкую монету и опустил руку в карман за кошельком. Со словами: «Вот и здесь есть у меня прекрасные вещицы!» — он выдвинул нижнюю часть своего ящика и вытащил из нее круглое карманное зеркальце, лежавшее сбоку, несколько поодаль от прочих вещей. Я взглянул на него и увидел в нем отражение пустого дома позади меня, окно и в самом резком, ясном ракурсе ангельский лик моего видения. Я тотчас же купил это зеркальце и теперь имел возможность спокойно и беспрепятственно, не привлекая к себе внимания, наблюдать за окном.

Но чем дольше я смотрел на лицо в окне, тем больше меня охватывало какое-то непонятное, неизъяснимое чувство, которое можно было назвать сном наяву. Мне казалось, что какое-то оцепенение овладело мною, — мой взгляд был прикован к зеркалу, я не мог отвести его. К стыду своему, должен признаться, что в ту минуту мне вспомнилась сказка, которую в детстве рассказывала мне моя нянька, чтобы заставить лечь спать, когда я, бывало, вечером вздумаю смотреться в большое зеркало, висевшее в комнате моего отца. Она говорила, что если дети на ночь глядя засмотрятся в зеркало, то там появляется престрашное лицо и глаза ребенка навсегда останутся неподвижными. Я ужасно боялся этого, но все же не мог иногда удержаться хоть мимоходом взглянуть в зеркало. Однажды мне и вправду почудилось, что в зеркале сверкают два ужасающих глаза; я вскрикнул и упал без чувств на пол. Обстоятельство это ввергло меня в продолжительную болезнь, но мне и до сих пор кажется, что я действительно видел в зеркале эти глаза.

Когда в голове моей пронесся весь этот сумбур из ребяческих лет, озноб пробежал по всем моим членам, я хотел отшвырнуть от себя зеркало, но был не в состоянии сделать этого: внезапно небесные глаза прелестного создания обратили на меня свой взор, и он проник в самую глубину моего сердца. Ужас, объявший меня, уступил место сладостному томлению, которое пронзило меня электрическим теплом. «Какое у вас красивое зеркальце!» — вдруг произнес рядом со мной чей-то голос. Я пробудился от своих мечтаний и немало удивился, увидев сидящих по обе стороны от меня незнакомых людей, которые пристально смотрели на меня и многозначительно улыбались. Без сомнения, заметив, как пристально я гляжу в зеркало и, возможно, увлеченный своим разгоряченным воображением, даже делаю странные гримасы, они развлекались наблюдая за мной. «Прекрасное зеркальце у вас!» — повторил один из незнакомцев, сопровождая свои слова взглядом, в котором можно было прочитать вопрос: «Но скажите на милость, какого черта вы так уставились в это зеркало, что это вы с таким усердием там разглядываете? Что вы в нем видите и проч.?» Человек, заговоривший со мною, был уже довольно преклонного возраста, весьма прилично одет, в его голосе и взгляде было что-то необыкновенно добродушное и внушающее доверие. Я без обиняков признался ему, что смотрю в зеркало на лицо прекрасной девушки, сидящей у окна пустого дома, находящегося позади нас, и при этом поинтересовался, не видит ли и он этого лица.

— Вот там, напротив? В пустом доме? В последнем окне? — с большим удивлением переспросил пожилой господин.

— Ну, да, разумеется, — отвечал я.

— В самом деле?! Неужто мои старые глаза уже отказываются служить мне? Правда, у меня нет с собой очков; но мне, право, кажется, что в этом окне — всего лишь искусно написанный маслом портрет.

Я поспешно обернулся, чтобы взглянуть на окно, но все уже исчезло и жалюзи были спущены.

— Да! Теперь уже поздно удостоверяться в этом, — продолжал старый господин, — ибо слуга, живущий в этом доме, насколько мне известно, в качестве управителя графини 3., только что, обтерев пыль с картины, убрал ее и опустил жалюзи.

— Вы уверены, что это был портрет? — ошеломленно переспросил я.

— Поверьте моим глазам, — подтвердил старый господин, — нет сомнения, что это отражение в зеркале увеличивало оптический обман. В ваши годы и мое воображение, быть может, сотворило бы из картины живое существо.

— Однако же я ясно видел движение руки, — возразил я.

— О! Точно, точно, руки двигались, она вся шевелилась, — засмеялся старый господин и легонько потрепал меня по плечу. Затем он встал, учтиво поклонился и пошел прочь, заметив: «Берегитесь лживых зеркал. Ваш покорный слуга».

Можете представить, каково мне было видеть, что со мной обходятся как с глупым, романтическим мечтателем. Я убедил себя, что старик был прав и что все это было лишь плодом моего неутолимого воображения.

Рассерженный и огорченный отправился я домой, твердо решив выкинуть из головы таинства злосчастного дома и по крайней мере хотя бы несколько дней не ходить по этой аллее. И я следовал своему намерению; днем сидел за письменным столом и трудился над некоторыми неотложными делами, а вечера проводил в кругу веселых и остроумных приятелей и таким образом сумел почти позабыть обо всех этих тайнах. Только изредка случалось, что ночью я вдруг пробуждался, как будто от чьего-то прикосновения, и потом ясно понимал, что меня разбудила мысль о таинственном создании, явившемся мне в окне пустого дома. Часто во время самого увлекательного занятия или в пылу оживленного разговора с друзьями, вдруг безо всякой видимой причины, подобно электрической молнии пронзала меня эта мысль. Впрочем, подобные мгновения бывали непродолжительны. Карманное зеркальце, в котором я столь живо видел отражение прелестного лица, я предназначил для самого прозаического употребления: завязывал перед ним галстук.