Красная площадь - Пьер Куртад
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неужели ты все-таки думал, что все деревни электрифицированы?
— Ах, конечно, я знал. Но представлял себе все это иначе. Я же говорю… это необъяснимо. Тебя водили к первому причастию?
— Нет. А почему ты спрашиваешь?
— Значит, ты не можешь понять. Я был словно ребенок, который вообразил, что, как только ему положат на язык облатку первого причастия, произойдет нечто… нечто, воочию подтверждающее существование бога… И вдруг оказывается, что это только хлеб, причем довольно безвкусный. Чуда не произошло.
— Совершенно верно. Чудеса тут ни при чем. И если тебе это открылось, ты не потерял времени даром. Тебе открылось, что новое строится из того материала, которым располагаешь. А ты как думал?
— Тут отчасти виноваты вы. Эта… эта пасторальная Россия, ее образ, который сложился у меня в голове и возник в какой-то мере по вашей вине. Разве нет? Если бы вы сказали: дело обстоит так-то и так-то, все дается очень нелегко, стране этой многое пришлось начинать на голом месте, в ее распоряжении не было даже полных пятнадцати лет, чтобы преодолеть отставание, измеряемое столетием… Если бы вы сказали так, я бы все понял.
— Но мы это говорили. Мы говорили, что Советский Союз весь в лесах новостроек. Не мы, а ты сам выдумал этот идеализированный мир, этих архангелов, как ты сказал. А что, по-твоему, мы должны были делать? Специально подчеркивать трудности, неудачи? — Прево повысил голос, будто разговаривал с враждебной аудиторией. — Нет уж, извини! Наши враги достаточно усердствуют в этом!
…Автобус, на котором Симона и Камиллу везли с вокзала в гостиницу, был старый, его трясло, непрестанно позвякивали стекла. Ехавшая с ними переводчица была маленького роста, ненапудренная, в более чем скромном платье. Когда автобус вынырнул на Красную площадь, она продолжала стоять рядом с шофером и, не поднимая глаз, листала записную книжку. Все головы повернулись к мавзолею. «Вот, — подумал Симон. — Вот оно. Сердце мира. Средоточие всего значительного, что будет отныне происходить в веках». Он был счастлив, что Камилла находится рядом с ним в эту минуту его жизни, столь похожую на тот вечер после просмотра «Потемкина», когда они решили больше не расставаться.
«Какая красота!» — сказала Камилла.
Да, это было очень красиво, но Симон предпочел бы что-то более абстрактное, не принадлежащее никакому историческому прошлому, никакой определенной стране. Красота зубчатых стен Кремля и куполов Василия Блаженного восхитила Симона, но он пожалел, что красота эта столь типично русская. Русская реальность вторглась в то, что до сих пор было для Симона, когда он произносил слова «Красная площадь», лишь чистой идеей, символом.
«Отсюда, — сказала переводчица, — вы видите нашу Москву-реку и строительство гранитных набережных».
Вдоль реки тянулись поросшие зеленью склоны, на лесах трудились строители; только возле подступов к мосту берега реки уже оделись камнем и она приобрела городской вид. Пейзаж, тонувший в лучах благодатного августовского солнца, напомнил Симону своими далями, своей водной гладью фон на картинах с библейским сюжетом. Навстречу путешественникам попадались гремевшие на булыжных мостовых грузовики; прохожие в одних рубашках, без пиджаков, мальчишки с бритыми головами, белобородые старики, напоминавшие толстовских мужиков. Они проехали мост и оказались в предместье, где по неровно вымощенным улицам со звоном проносились трамваи, облепленные людьми, висевшими на подножках. Желтая краска домов местами облупилась. Кое-где в окна вместо стекол была вставлена фанера. Симон прекрасно понимал, что в любом другом пункте земного шара ему бы даже понравился этот провинциальный уголок, немного запущенный и так, в сущности, похожий — если отвлечься от специфически русского колорита — на площадь перед мэрией в старой, окраинной части какого-нибудь французского промышленного городка, но здесь ему хотелось, ему требовалось нечто другое…
— Мы еще к этому вопросу вернемся, — мягко сказал Прево. — Заметь, я не утверждаю, что мы тут без греха. Мы не всегда правильно все объясняем. Нам хочется проецировать будущее в настоящее. Словно нам необходимо… как бы это лучше выразиться… продержаться до того момента, когда все, что мы говорим о Советском Союзе, станет действительно таким.
Он слегка пожал плечами.
— А быть может, так и нужно… Может быть, иного способа и нет… И сколько еще лет это протянется — не знаю… Но, может быть, и в самом деле нет иного способа поддержать в людях надежду…
Он в последний раз затянулся и далеко отбросил сигарету, как бы завершая разговор.
— Во всяком случае, я не считаю, что твоя поездка дала отрицательные результаты. Ты станешь сильнее. Потому что… я не думаю, что это твоя поездка удержала тебя…
— Удержала?
— Да, удержала от вступления…
— Нет, не удержала, но отсрочила. Потребовалось какое-то время, чтобы все встало на место. Реальный мир ведь посложнее, чем абстрактный! И вот мало-помалу за последние годы Советская Россия стала для меня реальным миром, населенным живыми людьми… а раньше я, видимо, походил на человека, который невесть что вообразил о женщине, считал ее чуть ли не звездой экрана и вдруг обнаружил в ней изъяны… А потом он начинает любить даже эти ее изъяны, они умиляют его. Теперь я живу воспоминаниями о вполне реальном мире. Иногда совсем пустяковыми, если угодно, имеющими значение для меня одного… Запахи, краски, угол улицы… а не только как прежде: идеи, знамя.
— А ты и впрямь романтик, — заметил Прево.
— Возможно, — согласился Симон. — Называй меня как хочешь, но, так или иначе, мне это помогает.
Он вновь почувствовал легкий запах кожи и кислой капусты, а также резкий и сильный запах бензина, который пахнет там не так, как во всей Западной Европе. И вдруг к этим запахам, существовавшим лишь в воспоминании, примешался запах сырой земли, по которой он машинально водил прикладом ружья, и запах пороха.
Он чуть было не сказал: «Есть вещи, которые не вырвешь из сердца», — но счел эту фразу слишком напыщенной и промолчал.
— Я отправился в путь, готовясь увидеть некую столицу двадцать первого века, и вот… У меня остались в памяти разрозненные картины. Например, как сейчас вижу какого-то старика на