Наваждение Монгола (СИ) - Гур Анна

– Ничего.

Сужает глаза, а мне кажется, что я тону. Воздух в легких заканчивается, ощущаю, как подпадаю под власть всесильной стихии. Только этому мужчине решать мою судьбу. Никто не спасет. Никто не придет. А такие, как Монгол, не отпускают, пока вдоволь не насладятся агонией.

– Было приятно наблюдать агонию твоего несостоявшегося муженька, когда он получил презент в виде простынки с багровыми пятнами…

– О чем ты?!

– Всего лишь о том, что Айдарову доставлено послание. Мой враг прилюдно был оскорблен.

Кажется, что я действительно вишу на волоске от смерти и эта смерть имеет неимоверно красивые черты, которые я впитываю широко раскрытыми глазами.

Монгол привлекателен ровно так, как может быть красива ядовитая тварь. В природе все яркое является таким – словно несет предупреждение не приближаться, не трогать.

Но ирония в том, что я цепляюсь за широкие плечи, пока его сильная ладонь застыла на моей спине и пальцы прожигают сквозь материю, ласкают и посылают искры по всему телу.

– Маленькая невеста врага. Что же мне с тобой делать, Ярослава?

Вдруг становится жутко от того, как вспыхивают его глаза, как расширяются зрачки и накрывают желтоватый ободок.

Решаюсь, наконец, разомкнуть пересохшие губы и задать вопрос, который гложет:

– Зачем я тебе нужна, Монгол? Зачем держишь, если уже отправил простыню Айдарову?

Глава 18

Застываю в его руках в ожидании ответа. Находиться рядом с этим восточным мужчиной невероятно сложно. Он вызывает смятение. Дезориентирует.

И да. Парадокс. Но он чем-то напоминает Айдарова. Своего врага, которого так рьяно ненавидит. Не могу уловить, чем именно, но если Мурата я боюсь до дрожи, то здесь все иначе и дрожу я совсем по другой причине.

Сложно не поддаться дикой необузданности мужчины, который не переставая буравит меня взглядом.

– Мы сейчас о тебе говорим. Ты почему-то начала рассказывать мне про детство, а меня интересует твое настоящее, Ярослава. Скажем, то, почему невеста Айдарова в ночь перед свадьбой отжигала в клубах как последняя…

Цокает языком и пальцы впиваются в мои позвонки. Монгол обманчиво спокоен. Он напоминает магму, которая кипит в недрах. На поверхности тишь да гладь, а внутри вулкан.

– Я хочу услышать твою версию, Алаайа, продолжай рассказ и не забудь пояснить, почему ушла с левым мужиком в приват-рум.

Дергаюсь. Он ранит словами, оскорбляет, но информация у него верная.

Следил, значит. Пока ждет ответа, вскинув бровь, его пальцы медленно ползут к кромке моего свитера, проскальзывают и ощущаются ожогом на незащищенной коже.

– Я не обязана тебе ничего прояснять!

Рявкаю зло, скрывая, насколько для меня непереносимо видеть осуждение в его глазах. Он считает меня золотоискательницей, каждым своим жестом и взглядом демонстрирует, как именно относится к продавшейся девице, которая, не успев выйти замуж за старика, мчит в клуб, чтобы повеселиться.

К горлу поднимается ком.

– Я сама согласилась стать невестой Айдарова, взамен того, что проблемы семьи решатся. Ты можешь меня за это ненавидеть. Да. Я продалась. Ты это хотел услышать?!

Кажется, что моя фраза режет пространство ножом, заставляет Монгола потерять контроль. Он резко подается вперед, выцепив мое признание.

Рука вцепляется в мои волосы, натягивает до предела, заставляет изогнуться, пока сильные губы сминают мои больно, невыносимо, до помутнения, которое накрывает лавиной.

Его пальцы скользят по моей коже вверх, царапают, накрывают грудь и в мозгу щелкает понимание, что я дала повод считать себя ветреной, а с такими Гун не раскачивается. И внутри обжигающей болью проскальзывает осознание, что я не хочу быть разовой для него, не хочу, чтобы использовал и выкинул.

С силой отталкиваю его и кричу сквозь слезы:

– Я убежала в этот проклятый клуб, чтобы стать грязной, чтобы лишиться того, что так было важно для Айдарова! Я просто сломалась. Поняла, что не смогу лечь с этим боровом в постель, что умру, и решилась убежать. Я хотела стать женщиной с любым мало-мальски симпатичным парнем. Тогда Мурат бы на мне не женился. Вот почему я сбежала, Гун!

Вскидывает покалеченную бровь нагло и надменно.

– Человек способен на глупости, когда его загоняют в угол. Я мчалась в этот чертов гадюшник свято надеясь, что буду спасена.

– Интересная логика. Самоубийственная, я бы сказал.

– Когда рядом с тобой молодые люди весело проводят время, когда знаешь, что они свободны от оков, пока на твоей шее ошейник, подаренный женихом, тогда и лютый ад кажется раем.

– Напомни, на каком факультете учишься? Философия вроде, или филология?

Ни грамма сочувствия на лице. Пальцы колет от желания ударить, чтобы стереть это выражение превосходства, чтобы сделать больно, чтобы хоть чуточку проняло!

– Ты ушла с мужчиной. Что потом?

Открываю рот, чтобы выдать ложь, чтобы задеть побольнее. Хочу сказать, что все-таки была близость! Только даже вдохнуть не успеваю, как его пальцы впиваются до боли, до звездочек перед глазами.

– Правду. Ярослава. Палачу не лгут. А ты хочешь солгать. Я чувствую.

– Какую именно правду тебе нужно услышать?! Пошла ли я на этот шаг?! Я была близка к этому. Да. Я хотела. Я отчаянно желала потерять ценность в глазах Айдарова. Я сама позволила мажористому мальчику вольности. Сама. Впервые в жизни хотелось доказать всем, что моя жизнь в моих руках и своим телом я могу распоряжаться так, как хочу. Выбор был осознанный!

Взмах огромной ладони и я вскрикиваю, боясь получить удар, опасаясь страшной боли, которую могут причинить эти руки, но позади меня слышен грохот, кулак обрушивается на стол с такой силой, что я удивляюсь, как дерево не осыпается щепками в разные стороны. Зато тарелки летят на пол вместе с парочкой блюд.

– Распоряжаться своим телом хочешь, значит? – цедит слова, а я вскрикиваю, когда меня поднимают как пушинку и шлепают на стол. Монгол надвигается, как сама неизбежность, смотрит исподлобья, чуть наклонив голову, и упирается массивными кулаками по обе стороны от моих бедер.

Не касается меня, но ощущение такое, что бетоном приложило, выдохнуть не могу.

– Ну-ну…

Он пугает своей мощью. Кажется, до меня доходит, почему его называют Палачом. Гуну не солжешь, он, как борзая, чует, когда юлят, когда не дают ответа. Дознаватель то ли от природы, то ли жизнь сделала таким.

Это все проскальзывает в мыслях со скоростью света, пока мужские бедра вклиниваются между моих колен. Он напирает. Давит.

– Что было дальше? Что делала? Что позволила сделать с собой?!

Опять этот голос обжигает холодом.

И я смеюсь. Хохочу как ненормальная. Нервное потрясение дает о себе знать.

– Все! Абсолютно все!

Хватает меня за плечо.

– Ты сейчас по тонкому льду ходишь. Или напрашиваешься на то, чтобы опытным путем проверил и получил ответы на все вопросы?!

И взгляд шальной, а пальцы наглые. Уже во всю скользят по моей коже под свитером, цепляют, и я понимаю – один взмах и меня лишат одежды.

Смотрит на меня сверху вниз как-то дико. И в ответ у меня сердце стучит неровно, тревожно. Дергаюсь в сторону, но я в западне. Он надвигается, припечатывает собой к столу. Заставляет чуть откинуться, чтобы хоть как-то удержать дистанцию.

– Ответы, Ярослава. Не заставляй меня их из тебя вытаскивать.

– Применишь на мне свои навыки палача?!

Почему-то мой голос переходит в сип, а я глаз оторвать не могу от его губ, четко очерченных белой каймой, которая не теряется в аккуратной  бородке.

Ухмыляется на мой выпад, ощеривается.

– Женщины со мной кричат не от боли.

И на рот мой смотрит. А я все жду со страхом и нетерпением, что опять набросится. Рядом с ним меня трясет от гнева, ярости, обиды и… желания.

Я брежу… если на мгновение подумала о том, что хочу узнать, как именно Монгол может заставить меня признаться.

Моргаю, чтобы прогнать наваждение и разные чувственные картинки, которые вспыхивают в затуманенном разуме.