Иранская мина - Александр Александрович Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Американец покачал головой:
– Я не знаю, откуда у тебя такие сведения, Макс, но делать это президенту не стоит. Я готов мотаться по десять раз на дню к вам и обратно, если это обеспечит безопасность. Таков мой долг.
– Кто может уговаривать твоего президента? Только враг, желающий вреда твоей стране. Тот, кто готовит покушение.
– Макс, у тебя есть сведения? Если ты пришел с добром, то говори все как есть. Мы с тобой союзники и сражаемся с общим врагом.
– Я бы сказал тебе, Дастин, но, увы, у меня есть много вопросов и совсем нет ответов. Если тебе нечего мне сказать, тогда я делаю тебе предложение. Давай сымитируем возвращение Рузвельта в ваше посольство. Ты уговоришь его не покидать советское посольство, а мы покажем всем, что он возвращается. И, конечно же, перед этим распустим подобные слухи. Разумеется, не в политических кругах, а в журналистской среде, среди обслуживающего персонала, который общается с местными наемными работниками.
Глаза американца загорелись.
– Интересное предложение. И если покушение состоится, президент точно будет знать, что за ним охотятся, и поймет, что выезжать нельзя. Ну а мы сможем понять, откуда утечка информации.
– А если нам удастся взять кого-то из нападающих живыми, мы сможем развязать им рты и узнать, кто за этим нападением стоит.
– Верните мне ребенка! – закричала женщина и упала на пол к ногам Когана. – Я все вам рассказала, я все сделала, как вы велели, за что вы меня мучаете? Я не солдат, я простая несчастная бедная женщина!
– Поднимись, Зухра.
Коган взял женщину за плечи, помог ей встать и усадил на лежанку у стены.
Он огляделся в комнате, из которой устроили камеру, подвинул табурет и уселся возле Зухры. Верить или не верить – далеко не праздный вопрос в этой ситуации. Женщина работала на немецкую разведку, передавала сведения, участвовала в диверсионной операции на трассе перегона, помогала вербовать советских водителей. Коган вздохнул и подумал, что, вот так описав ситуацию, он показал Зухру злейшим врагом Советского Союза.
А если по-другому? Если постараться использовать не общие штампы, а называть вещи своими именами? Запугали несчастную женщину, которая еле сводит концы с концами и не может толком прокормить маленького ребенка. Пообещали еду и деньги и заставили выполнять свои поручения. Трудно сказать, кто в подобной ситуации не согласится. Может быть, ей еще и угрожали убить ребенка.
И что она, собственно, успела сделать? Она попалась на глаза русскому одинокому солдату и стала с ним спать. Она не завербовала его, а просто согласилась спать с ним за еду. А поняв, что этот человек жалеет ее, что он в принципе жалостливый человек и выполнит ее маленькую просьбу, она эту просьбу ему и изложила. И русский шофер согласился и передал сверток другой женщине в поселке Месири. При этом Зухра не знала, что в посылке, не знала и ту, кому она предназначалась, не понимала вообще, о чем идет речь и что готовится. И теперь злейший враг Советского Союза, фашистская тварь, превращается в несчастную женщину, которую просто использовали. Она даже не знает, что помогала двум странам убивать людей и воевать между собой. И какой она враг? Она просто жертва.
– Зухра, ты пойми, тебя используют враги моей родины. Это важно. Я знаю, что ты не враг. Умом ты не враг, ты не можешь ненавидеть Советский Союз.
– Я хочу вас всех ненавидеть! – оторвав руки от заплаканного лица, выкрикнула женщина. – Я голодная, бездомная, никому не нужная мать с маленьким ребенком на руках! Я просто пытаюсь выжить в этом мире! Я была маленькой, когда меня сюда привезли, не я сама сюда приехала, не мое это было желание! И помогать им меня заставляли ваши враги, обманывали, я этого не хотела! Так за что вы меня мучаете, почему не отдаете мне ребенка?
– Зухра, я постараюсь помочь тебе, – сказал Коган, скрипнув зубами. Он не был уверен, что ему удастся уговорить американцев, тем более после гибели Юджина Смолла.
– Поможете? Как? – выпалила Зухра, и в ее глазах засветилась надежда.
– Тебе вернут ребенка, я постараюсь это устроить. Но ты должна пообещать, что не будешь пытаться сбежать или причинить вред себе и ребенку. Пойми, что держать тебя здесь – это сейчас не только в их, но и в твоих интересах. Тебя опасно отпускать. Немцы тебя найдут и убьют. Ведь, по их мнению, ты много знаешь. Тебе лучше остаться здесь, под охраной, и рассказать как можно больше. Скоро все закончится, ты снова будешь работать в порту, и все у тебя будет хорошо. Ты ведь нам не враг. Не враг Ирану. Не враг Советскому Союзу.
– Но я больше ничего не знаю. Я же рассказала все. Что же еще я могу сказать?
– Тихо, тихо, – с улыбкой успокоил ее Коган, видя, что женщина снова готова горько расплакаться. – Давай поговорим. Давай вспоминать вместе. Я тебе помогу. Ты рассказала, как познакомилась с шофером, как принимала от него деньги и еду. Как отдала ему посылку и сказала, кому ее передать. Но ты получателя совсем не знаешь, тут все понятно. Давай с тобой поговорим о тех людях, которые тебя заставляли все это делать. Ты их помнишь?
– Задания мне передавал какой-нибудь иранец, которого я в темноте и разглядеть-то не могла. А того, который появился вначале, я больше и не видела. Он высокий, европеец. Глаза у него такие, как будто он тебе сейчас прямо в лицо рассмеется. Волосы не очень густые, назад зачесаны. Рот такой… я не знаю, как объяснить.
– Зухра, ты так хорошо описываешь, как будто всю жизнь занималась физиогномикой.
– Чем? – не поняла женщина. – Не понимаю. Нет… я просто… мне нарисовать проще, чем описать словами.
– Нарисовать? – Коган недоуменно уставился на женщину. – Ты что, хорошо рисуешь? Рисуешь портреты?
– Ничего я не рисую. Пробовала когда-то, и мне говорили, что очень похоже. Я не рисовала уже много лет. Надо было работать…
Коган вскочил со стула, открыл дверь в коридор и попросил американцев принести карандаши и бумагу. Через несколько минут в комнате оказались четыре простых карандаша и несколько листов обычной писчей бумаги. Видимо, взяли ее у какой-нибудь местной машинистки.
– Ну-ка, нарисуй меня, – предложил Борис Зухре.
Зухра грустно улыбнулась и стала перебирать карандаши. Выбрав мягкий, она стала бросать взгляды на Когана и быстрыми штрихами наносить рисунок. Дело пошло быстро, видать, когда-то Зухра уделяла этому занятию много времени. Чувствовалось, что у нее когда-то сформировался навык. Борис