Выхода нет - Уппалури Кришнамурти

В.: Раджниш прославился этим… У.Г.: Да, меня кто-то спрашивал: «Что Вы можете сказать о нем после его смерти?» Я сказал, что мир никогда не видел и в будущем не увидит такого сутенера. [Смеется]

В.: Он был очень хорош. Я имею в виду, очень профессионален. У.Г.: Да, профессионален. Он совместил западные терапии, систему тантры и все, что только можно было найти в книгах. Он сделал на этом большой бизнес. Он брал деньги у мальчиков, брал деньги у девочек и оставлял их себе. Он мертв, так что мы ничего не говорим о нем. Nil nisi bonum (О мертвых либо хорошее, либо ничего). [Смех].

В.: Но если мы можем вернуться к… У.Г.: Я хочу сказать, что, к сожалению, общество, культура, или назовите это как угодно, отделило половую активность и поставило ее на другой уровень, вместо того чтобы относиться к ней как к простому функционированию живого организма. Это основное явление в природе. Выживание и воспроизведение – это основное в живых организмах.

В.: А все остальное – искусственная надстройка… У.Г.: Ты можешь менять области, менять идеи, писать книги. Это на самом деле не имеет значения. Что до меня, я никому не говорю, что ему или ей стоит или не стоит делать. Мне интересно показать, что ситуация такова, и сказать: «Тебе решать».

В.: Без этой надстройки, без культуры, без мысли сексуальное функционирование тела так же сохранялось бы, но не было бы никого, кто стал бы создавать из этого проблему? У.Г.: Нет, послушай. Чего бы мы ни касались, мы все превращаем в проблему; а секс и того больше, потому что это самый мощный стимул. Переводя его [в удовольствие] и продвигая его в область, к которой он на самом деле не относится, а именно, превращая его в движение удовольствия, мы создаем проблему. Как только ты создаешь проблему, обязательно возникает потребность решить ее в этих рамках. Тут и появляетесь вы [с сексотерапией и пр.]. Я ничего не имею против врачей-сексологов, но люди должны решить проблему [секса как удовольствия]. Иначе они становятся неврастениками. Они не знают, что с собой делать. Не только это, но Бог, истина, реальность, освобождение, мокша, все это – предельное удовольствие. Мы не готовы признать это.

В.: Но секс очень конкретен? У.Г.: Очень конкретен. Он осязаем. Вот почему он стал очень мощным фактором в нашей жизни. Вот почему и существует потребность накладывать на него ограничения культурой, сначала во имя религии, а потом во имя семьи, закона, войны и сотни других вещей. Это [потребность ограничивать секс] – не что иное, как следствие религиозного мышления человека. В чем разница?

В.: Несмотря на все эти законы, ничего не выходит. Это продолжается и продолжается… У.Г.: Продолжается. Вы говорите о священности жизни и осуждаете аборты. Это упорствует все та же старая идиотская идея христианства, которая сделала каждую женщину преступницей. А потом вы продолжаете убивать сотни и тысячи людей во имя вашего флага, во имя патриотизма. Вот как обстоят дела. Не то чтобы в ваших интересах было менять это, но перемены – это нечто, в чем эта структура [т. е. мысль] не заинтересована. Она только рассуждает о переменах. Но, ты знаешь, все постоянно меняется.

В.: Эта самая искусственная надстройка сексуального возбуждения в действительности вредит телу, но многие люди думают, что, благодаря тому что напряжение снимается и ты чувствуешь себя более расслабленным, это полезно для здоровья. У.Г.: Прежде всего ты создаешь напряжение. Все эти фантазии, весь этот романтический бред создают напряжение. Раз создалось напряжение, ему нужно рассеяться. Вот почему становится необходим отдых, и ты засыпаешь. Ты засыпаешь, потому что истощен… Последействие неизбежно. Это нормально, но в конце концов это изнашивает организм.

В.: Могли бы Вы высказаться по поводу различия в сексуальном поведении между мужчинами и женщинами, которое охватывает Запад сегодня? У.Г.: [Смеется] Ты имеешь в виду феминистское движение? Это шутка.

В.: В своей работе я также касаюсь сексуального насилия, когда мужчины принуждают к сексу женщин или детей против их воли, а также вреда, который они причиняют детям. В женщинах или детях вряд ли можно обнаружить подобную сексуальную жестокость. Почему многие мужчины используют детей и женщин в качестве объектов сексуального насилия? У.Г.: Видишь ли, это социальная проблема. Я думаю, ты, скорее всего, много знаешь об этом. Я не знаю. Я мало чего могу сказать по поводу этой проблемы. Но действительно, прискорбно, что веками мужчинам сходило все с рук, в то время как женщин общество игнорировало. Половиной населения этой планеты пренебрегали, унижали их и вытирали о них ноги. Даже Библия говорит тебе, что женщина сделана из ребра мужчины. Что за нелепая чушь! Понимаешь, женский интеллект потерян для этой культуры. Не только здесь, то же самое и повсюду.

В.: Так откуда проистекает это [насилие]? Из незапамятных времен? У.Г.: Другая сторона тоже ответственна за это. Ты превозносишь женщину как любимую, и она принимает эту второстепенную роль. Женщина тоже виновна в этом. Я не испытываю слишком большого энтузиазма по поводу всех этих современных феминистских движений. Это бунт, у которого на самом деле нет основания; это, скорее, реакция.

В.: Вы имеете в виду, что обе стороны в ответе за сегодняшнее положение? У.Г.: Обе стороны в ответе. Я очень часто это говорю. Одна из лидеров феминистского движения пришла ко мне и спросила: «Что Вы можете сказать о нашем движении?» Я сказал: «Я на вашей стороне, но вы должны понять одну очень важную вещь. До тех пор пока ты зависишь от мужчины в удовлетворении твоих сексуальных потребностей, ты не можешь быть свободной личностью. Если ты используешь вибратор для сексуального удовлетворения, тогда другое дело». «Вы очень грубы», – сказала она. Я не груб. То, что я говорю, факт. Пока ты зависишь от чего-то или кого-то, существует возможность для эксплуатации. Я не против феминистского движения. У женщины должны быть все права. Даже сегодня в Соединенных Штатах за одинаковую работу женщина получает меньше, чем мужчина. Почему?

В.: Это культура, конечно. У.Г.: Когда-то я считал, что, если бы женщины правили миром, все было бы по-другому. У нас были женщина премьер-министр в Индии и женщина премьер-министр в Шри-Ланке. Была леди премьер-министр в Великобритании. Не знаю, случится ли такое в Америке и станет ли женщина президентом Соединенных Штатов. Но, знаешь, они [женщины] также беспощадны, как и кто-либо другой. На самом деле еще беспощаднее. Так что эта моя мечта разбилась вдребезги [смеется], когда я увидел эту женщину в Иерусалиме, как ее звали…

В.: Голда Меир… У.Г.: Так что дело не в том, мужчина или женщина заправляет шоу, а в том, что система развращает человека.

В.: Не было бы никакого существенного различия между мужчиной и женщиной в этом стремлении доминировать где угодно и когда угодно. У.Г.: Игра во власть – часть культуры.

В.: Биология в этом не участвует? У.Г.: Теперь рассуждают о гормонах. Я, правда, не знаю. Говорят, что гормоны отвечают за насилие. Если это так, что делать?

В.: Женщина нам все же необходима… У.Г.: Допустив на минуту, что преимущество, которым мы [мужчины] обладаем веками, спровоцировано не культурой, а является гормональным феноменом, придется разбираться с ним по-другому, а не укладывать этого человека на больничную кушетку, делать анализы и говорить, что в его агрессии виновата его мать или прабабка. Это слишком глупо и абсурдно. Так что нам придется найти какой-то способ. Мы должны задать себе основной вопрос: какой человек нам нужен? Но, к сожалению, мы поставили перед собой модель совершенного существа. Это совершенное существо – богочеловек, или духовный человек, или аватар, или что-то вроде того. Но принуждение каждого соответствовать этому шаблону – причина нашей трагедии. Каждому из нас просто невозможно быть таким.

В.: Но быть таким очень заманчиво. У. Г.: Когда-то поклонялись скипетру и короне, церкви и первосвященникам. Потом короли воспротивились этому, и поклоняться стали королевскому роду. Где они теперь? Другие уничтожили королевскую власть и учредили пост президента. Нам говорят, что нельзя оскорблять главу государства. Еще вчера он был твоим соседом, а теперь стал президентом республики. Почему ты должен преклоняться перед королем или президентом? Вся иерархическая структура, будь то в прошлом или в настоящем, одинакова.