Стеклянный страж - Дмитрий Емец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ромасюсик страшился отпустить повелительницу и семенил за ней, отгораживаясь Прасковьей от Арея.
– Скорее уж: «Ну Антигон!» – сказала неглупая Улита, стоявшая тут же, рядом с Ареем и Варварой.
Ведьма хорошо представляла себе Ирку, которая не отрывала глаз от ноутбука или книги, даже чтобы взять булочку. Просто нашаривала ее на столе. Если же булочка не нашаривалась, сидела голодная.
– Одолжи мне свое тело, Пуфс! Для тренировок. Я его не покалечу, – попросил Арей.
Зигя, загромождавший значительную часть приемной, пробуждал в нем спортивный азарт. Арей – сам не маленький – привык взирать на людей и стражей с высоты своего роста. Зиге же он едва доставал до груди и вынужден был смотреть на него снизу-вверх.
– Ничем не могу помочь, советник! Зигя боится оружия, – отказал Пуфс.
– Когда он размазал палицей двух стражей, мне так не показалось, – заметил Арей.
Пытаясь выпятить грудь, Пуфс выпятил живот.
– Стражей размазал я! – заявил он.
– Но чужими руками! – уточнил Арей.
Варвара неосторожно хихикнула, и в тот же миг ее отражение появилось в зеркальных очках Пуфса.
– Советник! – произнес новый начальник лисьим голоском. – Что ваша… гм… шоферица утратила связь с реальностью, это закономерно, но у вас-то она присутствует, не правда ли?
Багровея, Арей кивнул. Кивок дался ему нелегко. Точно у мраморной статуи сломалась, а затем вновь срослась шея. Твердо взяв сопротивляющуюся Варвару под локоть, Арей увел ее. Пуфс бесшумно кинулся следом и, замерев у нижней ступеньки лестницы, как локатор, развернул внимательное ухо.
– Почему вы его боитесь, он же гном? Жалкий, самовлюбленный гном! Почему? – услышал он негодующий вопрос Варвары и сиплый, обожженный голос мечника:
– Молчи и шагай!
* * *Когда Пуфс утащился в кабинет возиться с закапанными кровью пергаментами, Улита и Прасковья занялись Зигей. Отношения у бывшей секретарши и будущей повелительницы мрака установились вполне рабочие, даже неплохие.
Догадывался Пуфс или нет, неизвестно, но он был удачнейший руководитель. Удачнейший в том смысле, что весь коллектив вольно или невольно дружил против него и, следовательно, просто по логике вещей сплачивался. Как ни крути, а дружить против кого-то – тоже вид дружбы, пусть и напоминающий структурно волчью стаю. В конце концов, волки тоже дружат против лося холодной зимой, не имея шансов задрать его в одиночку.
Зигя пребывал в прострации, из которой его вывела только большая банка «се-нить шладкого» клубничного джема. Правда, ему досталась лишь половина банки. Первую половину съела Улита, чтобы убедиться, что джем свежий.
Воспрянувший Зигя стал проситься к маме Ире, но его заверили, что у него и здесь «мамов» более чем достаточно. Улита, прежде не знавшая, каким образом Пуфс управляет Зигей, поинтересовалась у Прасковьи.
– У Пуфса с боевым телом психоэмоциональная связь! – авторитетно пояснила Прасковья.
У ведьмы не имелось возражений по существу.
– Ага. Психи, они ваще по жизни эмоциональные, – согласилась она.
Подтверждая, что так оно и есть, Зигя стал прыгать вокруг Ромасюсика, подозрительно принюхиваясь к нему.
– Можно Зигя скушает дядю? – попросил он.
Ромасюсик от ужаса переменил цвет, так что можно было решить, что он вылеплен не из черного шоколада, а из белого пористого.
Улита хотела разрешить, но у Прасковьи не было желания остаться без рупора.
– Дядя ядовитый. Окочуришься, – сказала она.
Для великана это было слишком абстрактно. Он ни разу не окочуривался, а значит, что особенно этого и не страшился.
– Живот будет болеть, – уточнила Прасковья.
Это Зигя осознал, поскольку имел опыт изготовления сахарной ваты из ваты медицинской с последующим ее поеданием. Он вздохнул и оставил Ромасюсика в покое.
– Ты, дядя, плохой! От тебя живот будет болеть! – сказал он ему.
По лестнице скатился Тухломон. Несся он с огромной скоростью, получив только что значительное пинательное ускорение. Голова у него была вмята в плечи ударом кулака по макушке.
– Улита! Тебя зовет Арей! Мой совет – иди, когда он остынет, но пока повторно не взбесится! – сообщил он ртом, перекошенным, как у камбалы.
– Тебя спросить забыла! – огрызнулась ведьма, лучше Тухломона знавшая, как ладить с разъяренным Ареем.
Комиссионер запыхтел и сердито ушлепал в свою пахнущую швабрами комнатку. Настроение у него было отвратительное. Сплющенную голову меньше чем за час не поправишь, а у него куча встреч. Какую бы такую гадость сделать Арею, которой он сам себе еще не сделал? Да и есть ли такая?
Улита стала подниматься, но разыгравшийся Зигя, хохоча, вцепился в «маму» и не отпускал.
– Нечего тут мышцой играть! Имей в виду: ты банален, как крашеная блондинка в большом черном джипе! – сказала Улита с досадой.
Зигя из всего понял только слово «джип» и радостно сказал «би-би!». После этого бросил Улиту и устремился к Прасковье. Он уже усвоил генеральное разделение функций и к кому за чем обращаться. Мама Ира по части «поспи, родной, а я почитаю», мама Улита – по части «се-нить шладкого», а мама Прасковья – по части «би-би!», мордобоя и прочего двигательного отдыха.
Однако маме Прасковье было сейчас не до двигательного отдыха.
– Слушай, давай завтра! На грузовике мне надоело, а перегнать на Дмитровку тяжелый танк – требуется время, – зевнула она.
– А сегодня? Чичас? – спросил Зигя, для которого как для истинного ребенка «завтра», «никогда» и «через двадцать лет» были абсолютными синонимами.
– Чичас с тобой Улита погуляет. Можете взять снайперку, коробку патронов и пострелять с крыши. А потом засесть в кафе. Деньги-то у тебя, надеюсь, есть? А, Улита? – снисходительно спросила Прасковья, которая, сама того не замечая, щедростью нередко пыталась подменить сердечность.
– У меня есть триста рублей. Могу справедливо разделить по двести рублей на брата, начиная с меня, – насмешливо сказала ведьма, вообще не имевшая привычки платить за что-либо. Обычно хватало короткого взгляда в глаза кассиру, и тот сразу начинал отсчитывать сдачу, пока денежный лоток не пустел.
– Почему начиная с тебя?
– Потому что я вообще-то сестра, если ты сразу не заметила… Иди, Зигя! Маме Улите надо работать!
Зигя огорчился и ушлепал в дальний угол канцелярии, где у него были кубики. Всякий раз, когда гигантом никто не занимался и все о нем забывали, он принимался выстраивать столбик из пяти-шести кубиков. Кубики он ставил кривовато, пирамида кренилась и падала. Зигя вздыхал, вытирал нос и начинал все заново.
«Дураки любят новые игры. Умные – открывать новое в старой игре», – сказал Арей, когда учил Мефа драться. Если рассуждать по этой схеме, получалось, что Зигя совсем не глуп.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});