Стеклянный страж - Дмитрий Емец

Там же, в шкафу, стояла банка с сердцем. Это было нелепо, но Матвей толком не знал, что с ним делать. Обратно в грудь не засунешь. Таскать с собой всюду не будешь. В лесу закопать? Но оно же бьется! Пока что Багров ограничился тем, что жирным маркером написал на банке: «НЕСЪЕДОБНО!!! НЕ ОТКРЫВАТЬ! НЕ ТРОГАТЬ!»

Багров всерьез опасался, что Антигон с его страстью всюду совать свой нос что-нибудь учудит. Кикимор запросто мог, не разобравшись, накормить сердцем мимо пробегавшего песика с грустными глазами и мокрым носом, или ему просто могла понадобиться банка.

– Может, даже хорошо, что мы не совпадаем, – заметила Ирка. – Когда один психует – другой должен быть спокоен. Даже если он просто тормоз – и то сойдет.

– Это ясно как дважды два четыре! – сказал Багров рассеянно.

– Кто сказал, что четыре? – оспорила Ирка.

– А сколько? Шесть?

– Да вообще неважно сколько! Ты видишь, что дважды два четыре. Допустим. Это типично мужское мышление. Но ты не видишь, четыре – это хорошо или плохо? И если плохо, то есть ли смысл вообще умножать?

– Умножать всегда есть смысл.

– Это опять мужское мышление! Во всем увидеть принцип или закономерность. А наше женское мышление: все полюбить, всех понять и обо всех заботиться!

– Отлично! Тогда сегодня твоя очередь мыть посуду! Или снова возьмешь копье и скажешь, что ты на страже добра? – сказал Багров.

Ирка расхохоталась. Обижаться на Матвея долго было невозможно.

– А все равно два и два всегда четыре! Зуб ставлю! – продолжал Багров.

– Скажи спасибо, что я не Таамаг! Если б проспорил – она бы выбила! Просто из принципа! – заметила Ирка.

– Четыре!

– Две копейки и два рубля – четыре? А два голодных зайца и две морковки – четыре? А две тупости и два шмеля?

Матвей присвистнул и потрогал языком передний зуб.

– Действительно хорошо, что ты не Таамаг. Был бы еще один Буслаев, – признал он.

– Оставь Мефа в покое!

– Я его и не трогаю!

– Да уж! Ты никогда его не трогаешь.

Снаружи в люк что-то негромко стукнуло. Потом еще и еще. Ирка выглянула. Внизу стояла Радулга и нетерпеливо бросала шишками. Рядом переминался с ноги на ногу ее здоровенный оруженосец.

Ирка смутилась. Если бы к ней заглянули Бэтла, или Гелата, или Таамаг, или даже Фулона – она не особенно удивилась бы, но Радулга! Валькирии разящего копья просто так, за солью и спичками, к одиночкам не приходят.

– Поднимайся! – крикнула Ирка.

От усердия она добавила в голос столько бодрости, что сама себе не поверила. Обычная история, когда симулируешь чувство, которого нет.

Радулга мотнула головой.

– Нет. Это ты спускайся!

Ирка соскользнула по канату. Матвей хотел последовать за ней, но в живот ему уткнулся сверкающий наконечник копья.

– Назад, некропаж! – глухо приказала Радулга.

Когда-то она была ранена в шею, и теперь, когда сердилась, голос ее становился сиплым и точно сдавленным тисками.

Радулга отвела Ирку к кустарнику. Ее оруженосец остановился метрах в десяти, повернулся спиной и настороженно озирался, как охранник VIP-персоны. К груди он ненавязчиво прижимал здоровенный пакет, внутри которого угадывалось что-то массивное.

«Щит!» – поняла Ирка.

– Слушай внимательно, одиночка! Мы на военном положении! – сказала Радулга.

– Давно?

Валькирия разящего копья на секунду закрыла глаза.

– Со вчерашнего вечера.

Ирка недоверчиво посмотрела на нее.

– Мы же вчера встречались?

– Хаара с Вованом нас вчера развезли по домам и поехали к себе. По пути Хаара случайно засекла курьера мрака и уложила его. Говорит, бросала копье прямо из машины, – пояснила Радулга.

Ирка уловила в ее голосе нотку профессиональной ревности.

– У курьера она обнаружила послание от Пуфса к Лигулу. Прасковью коронуют в ноябре! Она станет главой мрака уже официально, со всеми регалиями и побрякушками.

– Невозможно! Они не cмогут короновать Прасковью, пока у Мефа остались его силы. Им надо собрать все подчистую! – возразила Ирка, слышавшая об этом от Бэтлы.

Радулга опустилась на траву и вытянула ноги. К своему изумлению, Ирка увидела, что на левой подошве у нее ручкой нарисована смеющаяся рожица. Это ее потрясло. Радулга – сама беспощадность, суровость, рвение – и вдруг рожица на подошве!

Надо же как мы ошибаемся в людях! Бывает, столкнет судьба с таким сухарем, что кажется, все – финиш. Такого небось даже родная мама соглашается гладить по головке только через варежку. И вдруг смотришь – татуировка «Кузя» на пальцах левой руки, кокетливая блестка в носу или живой мышонок в кармане джинсовой куртки. И тут жизнь кипит, сердце бьется!

– Если ты такая умная, то что я тут делаю? Траву в Сокольниках протираю? – забурлила валькирия разящего копья.

– Извини! – спохватилась Ирка.

Радулга, не успевшая толком выпустить пар, недовольно кивнула. Всегда досадно, когда извиняются быстрее, чем успеваешь накрутить себя, особенно по поводу, который кажется законным.

– Собрать все силы мраку желательно, но не обязательно! – подытожила она. – Прасковья и так уже сильнее Мефа, если говорить о количественных объемах магии. Если она не сможет получить сил Буслаева, ей достаточно будет, чтобы они не достались никому. Просто лопнуть шарик и – пуф! – выпустить весь воздух из него в пространство.

– Убить? – спросила Ирка испуганно.

– Угум! – признала Радулга голосом таким равнодушным, будто речь шла о том, чтобы стереть пыль с книжных полок. – Если мрак не уберет Мефа до ноября, у него сорвутся все планы и сроки. Короче говоря, Фулона назначает тебя охранником Мефодия!

– Меня-а???

– Со стороны валькирий – разумеется. Свет, возможно, будет охранять его и по своим каналам, – предположила Радулга.

– Но почему именно меня?

– А кого еще? Ты одиночка, это твоя работа. Ты левая рука боксера, дразнящая, мы правая, добивающая. Мы – тяжелая кавалерия, ты – легкая конница. Твое дело проскакать, разведать и, не ввязываясь в бой, вызвать нас. Понятно, одиночка?

– Понятно, – подтвердила Ирка.

Она попыталась ощутить себя «левой рукой боксера» или хотя бы «легкой конницей», но у нее не хватило на это воображения. Все его резервы были брошены на то, чтобы придумать, что она скажет Мефу, когда его увидит. И еще что она скажет Багрову. Она уже заранее предчувствовала, что Матвей будет не в восторге.

– Ты можешь перестать отжиматься? – спросила Даф.

– Могу. Осталось девяносто шесть… пять… фух!.. четыре…

– У меня твоя спина в глазах мельтешит!

– Девяносто… А ты не смотри! – посоветовал Меф и, продолжая отжиматься, пакостно добавил, что потом он будет еще стоять на кулаках.