Приватир - Василий Сахаров

— Бух! Бух! — носовая орудийная башня, установленная на месте, где ранее на фрегате находилась подпалубная ракетная установка Mk.13, резко развернулась в направлении жертвы, подняла свой ствол и один за другим выстрелила два снаряда.

Легкая дрожь прошла по всему стальному корпусу фрегата, а по курсу танкера поднялись к небу два больших пенных фонтана. Наши сигнальщики подняли флаги с требованием остановиться, но средиземноморское судно хода не сбавило, и курса не изменило. Не понятно, то ли капитан этого танкера отчаянный храбрец, то ли полный дурак.

— Игнач, еще два снаряда, но поближе.

— Понял, — отвечает казак, и спустя несколько мгновений, еще два снаряда ложатся возле бортов нашей жертвы, и поднятая взрывами волна, окатывает покрашенную в белый цвет надстройку танкера.

Вот теперь-то средиземноморских моряков проняло по настоящему, и они осознали, что мы не шутим. Судно замедлилось, отработало «полный назад» и остановилось. «Ветрогон» подошел к нему вплотную, тоже остановился и прижался к нашему трофею бортом. Матросы палубной команды, под прикрытием стрелков, выскочили к леерам, накинули между бортами кранцы и соединили суда жесткой металлической сцепой. После этого, по небольшим переносным трапам, на танкер, который назывался «Звезда Вифлеема», посыпались наши абордажиры.

Проходит две минуты, и вслед за воинами, в сопровождении переводчика из перешедших на нашу сторону матросов фрегата, на захваченное судно перебираюсь и я. По внешним трапам поднимаемся на самый верх и оказываемся на ходовом мостике нашего трофея. Уткнувшись лицами в палубу, с руками на затылке, здесь находятся три пленника. Над ними нависают два наших воина. Картина ясная и понятная, и все происходит так, как я себе и представлял. Есть необходимость переговорить с пленным капитаном и через переводчика я интересуюсь:

— Кто Мастер этого судна?

— Это я, — откликается один из пленников, седой и смуглый мужик лет за сорок.

— Представьтесь.

— Капитан танкера «Звезда Вифлеема» Антонио Праска, — он встает с палубы и в каком-то недоумении смотрит на воинов абордажной партии.

— Порт приписки судна?

— Остров Кипр, Фамагуста.

— Водоизмещение и груз?

— Водоизмещение 8340 тонн, груз дизельное топливо, мазут и машинное масло для Черноморской эскадры адмирала Черри.

— Почему вы не остановились после первого предупредительного залпа?

С ответом Антонио Праска помедлил, и сначала пробухтел что-то неразборчивое, но я потребовал повторить и он сказал:

— Корабль шел на автомате, и ваши предупредительные выстрелы мы заметили не сразу.

— А почему никого на помощь не позвали?

— У нас рации нет. Судовладелец давно обещается купить, но это дорого.

— С этого момента ваше судно считается трофеем военно-морского флота Кубанской Конфедерации, и у вас есть два пути. Вы остаетесь на корабле и имеете шанс по окончании войны на Черном море вернуться домой вместе со своим судном, разумеется, если за него заплатят выкуп, либо сейчас вы садитесь в шлюпки и, пока мы добрые, быстро гребете к ближайшему берегу.

— У меня есть время подумать и посовещаться с членами экипажа?

— Десять минут, не больше.

Праска в срок уложился и через девять минут и сорок секунд, пробежавшись по всему своему судну, доложился, что он и еще восемь матросов остаются на борту, а пятеро остальных во главе со старпомом, готовы спустить единственную спасательную шлюпку на воду и отправиться в сторону острова Милос. Меня это устраивало полностью и, оставив на «Звезде Вифлеема» десять бойцов из абордажной команды с одним радистом, с остальными воинами я вернулся на фрегат.

Отшвартовка от танкера и фрегат полным ходом идет на перехват второго судна. Время было ограничено, на радаре появились еще два судна, и оба идут из Эгейского моря. На все про все нам два часа, а наша следующая жертва от нас всего в пяти милях. Двадцать минут хода и перед нами древний грузо-пассажирский паром и, насколько мы знали, такой класс судов использовался в Альянсе для перевозки рабов и награбленных трофеев.

Снова стрельба носового орудия, но в этот раз тактика меняется, не два выстрела, а шесть подряд, три по курсу, два по левому борту и один за кормой. Паром остановился сразу, мы сблизились, и с расстояния метров в четыреста, что составляет чуть больше двух кабельтовых, по фрегату ударило два тяжелых пулемета. На палубе вражеского судна замелькали коричневые мундиры военных моряков Альянса, и эти, наверняка будут драться. К нашему счастью, стрелки на трофейщике были аховые, так что особого вреда несколько пулеметных очередей нам не причинили, хотя алюминиевую надстройку в нескольких местах попятнали.

— Ну, сволочи! — Скоков ударил рукой по переборке, — сейчас мы вам устроим. Кум, глуши любую попытку радиопередачи. Игнач, бей на поражение в район радиорубки и трубы, десяток снарядов и пока хватит.

Мы отошли от старого и видавшего виды парома метров на восемьсот, и вновь заговорила наша артиллерия, и на этот раз, стреляли оба семидесяти шести миллиметровых орудия. Снаряды полетели в сторону вражеского судна, и тут же на его борту вспыхнули яркие языки пламени.

Всего десять снарядов натворили таких дел, что на пароме никому мало не показалось. Трубу продырявило сразу в трех местах, а в надстройке что-то взорвалось, и загорелся серьезный пожар. В бинокль нам с капитаном фрегата все это было видно очень хорошо, работа артиллерийских расчетов была оценена по достоинству и, посчитав, что разрушения достаточные, Скоков начал новое сближение. На этот раз в нас никто не стрелял, абордажная партия высадилась без помех и, действуя очень жестко, взяла паром «Калькутта» под свой контроль всего за семь минут. Отличный результат.

Снова я перехожу на вражеское судно, и все так же, в сопровождении переводчика, иду по палубе к надстройке. В двух местах что-то горит, удушающий дым сносит в море, и если пожар не тушить, то через пятнадцать-двадцать минут, его уже не остановить. Однако у нас уже есть один трофей, а заниматься спасением парома, интереса нет никакого.

Первых наших бойцов я встречаю у надстройки. Три абордажира из гвардейцев, во главе с Крепышом, тянут к борту двоих вражеских морских офицеров, те упираются, но куда там, их подгоняют ударами кулаков, и они оказываются все ближе к разбитому лееру. За ним море и, видимо, парни хотят отправить пленников на корм рыбам.

— Отставить! — останавливаю я Крепыша и гвардейцев. Они замирают, а я задаю резонный вопрос: — В чем дело?

— Мечник, — мне отвечает Крепыш, — этих тварей надо уничтожать беспощадно. Суки рваные! — обычно спокойный и невозмутимый Крепыш, со злостью и, можно сказать, ненавистью, бьет вражеского военно-морского офицера ногой по ребрам.