Смерть дикаря - Понсон дю Террайль

Оставив люк открытым, Рокамболь увел старуху Фипар к кровати.

Теперь не шуми, — шепнул он, — и будем ждать…

Рокамболь погасил фонарь, и в избушке сделалось темно.

Прошло несколько минут глубокого безмолвия. Цампа ждал, уцепившись за лестницу, а Рокамболь и старуха Фипар молчали и тоже ждали.

Вдруг на улице послышались осторожные шаги, и затем кто-то взялся за ключ, оставленный Рокамболем в дверях.

Это был Вантюр, пришедший за приказаниями Рокамболя.

— Ты здесь, старуха? — спросил он шепотом.

— Здесь, — прошептала Фипар.

Вантюр запер дверь на ключ и, вынув из кармана нож, пошел по комнате.

— Да где же ты? — спросил он еще раз.

— Здесь, сюда, — проговорила Фипар.

Вантюр сделал еще несколько шагов, нога его оступилась, и он с воплями полетел в подвал. Рокамболь быстро закрыл люк, лег на него и стал внимательно прислушиваться к тому, что происходило в погребе.

Он услышал сначала страшные проклятия, а потом плеск воды, которую Вантюр рассекал руками и ногами. Вантюр кричал и ругался, но его крики так слабо долетали до Рокамболя, что он убедился в невозможности услышать их с улицы. Крики эти продолжались всего минут десять, затем все стихло.

«Он, должно быть, нашел лестницу», — подумал Рокамболь, и как бы в подтверждение его слов раздались в то же мгновение пронзительный вопль и шум, как бы от падения чего-то грузного в воду.

Затем все смолкло.

«Цампа убил его наповал, — подумал Рокамболь. — Теперь одним меньше». И он опять стал прислушиваться, но в подвале царствовало мертвое молчание.

Фипар сошла с кровати и подползла к люку.

— Ну, что? — спросила она.

— Он, кажется, кончен. — Ты думаешь?

— Там все затихло.

Через несколько минут после этого из подвала долетел голос Цампы.

— Все кончено! Выпустите меня, — говорил португалец.

— Зажигай фонарь, мамаша, — скомандовал Рокамболь.

Старуха вынула из кармана спички и зажгла огонь. Рокамболь приподнял люк.

— Посмотри-ка сюда, мамаша, — сказал он и, наклонившись, подал фонарь Цампе.

Подвал осветился, и Рокамболь со старухой увидали безжизненное тело Вантюра, плававшее в покрасневшей от крови воде.

— А, а, разбойник! — прошептала опять Фипар. — Как подумаешь только, что он хотел скрутить тебя.

— Фи! — ответил Рокамболь. — Я совершенно не за это отправил его к праотцам, мамаша!

— А за что же, голубчик?

— За то, что ему были известны мои делишки, что меня отчасти стесняло.

Фипар содрогнулась. Она стояла в это время на коленях на самом краю люка и, как бы повинуясь какому-то предчувствию, хотела приподняться, но Рокамболь проворно и ловко положил ей свои руки на плечи и удержал ее на коленях.

— Посмотри же хорошенько, да попристальнее, на своего приятеля, мамаша, — сказал он. — Ведь он теперь мертвый, а, так, что ли?

— Кажется.

Фипар проговорила это слово с содроганием и опять хотела встать.

— Да погоди же, поговори со мной! — попросил Рокамболь притворно-ласковым голосом, обвивая своими руками морщинистую шею старухи.

— Признайся, мамаша, — продолжал он шутливым тоном, — что судьба благоприятствовала тебе, когда тебя вытащили из воды в ту ночь, а?

И при этом Рокамболь сдавил горло старухи.

— Ах! Что ты делаешь? — прохрипела она.

— Молчи! Дай мне сказать.

— Да ведь ты душишь меня!

— Что за беда, — ответил он хладнокровно. — Я могу уверить тебя, что теперь в этом подвале нет лодочников, которые бы могли вытащить тебя в этот раз.

Рокамболь сдавил шею старухи, которая даже не сопротивлялась, и крикнул Цампе:

— Принимай! Да окуни ее хорошенько, пусть она отведает и пресной водицы.

И при этом он бросил старуху в подвал. На этот раз Фипар была уже мертва, и холодная вода не привела ее в чувство.

— Надо приучаться, — прошептал Рокамболь, смотря на тело своей приемной матери, плававшее рядом с трупом Вантюра.

Цампа по-прежнему сидел на лестнице с фонарем в руках.

— Ну! Теперь все кончено, — сказал ему Рокамболь. — Можете пожаловать сюда, господин управитель.

Цампа обрадовался и начал подниматься по лестнице. Вскоре он показался до половины из люка и, чтобы выбраться оттуда поскорее, поставил фонарь на край, а сам схватился обеими руками за лестницу. Рокамболь стоял сзади него. Цампа, занятый мыслью, как бы ловчее вылезти из люка, услыхал вдруг голос Рокамболя, говоривший ему насмешливо:

— Да вы, верно, все набитые дураки!

И вслед за этими словами в спину Цампы вонзился кинжал. Он вскрикнул, выпустил из рук лестницу и покатился в подвал, поглотивший уже два трупа.

Рокамболь спокойно вытащил лестницу и закрыл люк.

— Не знаю, умер ли ты, — проговорил он. — Во всяком случае, если ты даже и не погиб от моего кинжала, то все-таки утонешь: лестницы ведь тут больше нет, чтобы ты мог схватиться за нее и спастись.

Рокамболь произнес вполне спокойно этот спич и, задув фонарь, осторожно вышел из избушки.

Ночь была мрачная. Шел холодный дождь, и квартал тряпичников был совершенно безлюден. Рокамболь не встретил ни души.

Рокамболь пришел пешком в Париж. Там, на Сюренской улице, переменив свой костюм, сел в экипаж, ждавший его у ворот, и приказал кучеру везти себя домой.

Но, проезжая мимо своего клуба, он увидел в его окнах свет и велел кучеру остановиться.

— Я довольно поработал эти дни, — подумал он, — и потому могу отдохнуть теперь хоть немного.

И этот негодяй, только что совершивший тройное убийство, поднялся по лестнице и, напевая какую-то арию, вошел в игральный зал. Печальные лица присутствовавших в нем невольно поразили его.

— А, вот и Шамери, — заметил кто-то. Рокамболь, улыбаясь, подошел к игорному столу, на котором лежали золото, банковские билеты и карты.

— Что это вы притихли? — спросил он.

— Оттого, что узнали сейчас печальную новость.

— Чего же такое?

— Герцог де Шато-Мальи умер.

— Вы шутите!

— Нисколько. Он умер от карбункула.

— От карбункула? Полно шутить! Это лошадиная болезнь.

— Это совершенно верно.

— Но ведь это просто невозможно! Нелепо!

— И все-таки это правда. Мнимый маркиз пожал плечами.

— У него заболела лошадь, —заметил кто-то. — Герцог имел неосторожность ласкать эту несчастную лошадь.

— И умер?

— Да.

— Когда же?

— Сегодня вечером, часа три назад.

И маркизу рассказали тогда все то, что он знал лучше других.

Вскоре после этого он возвратился домой, где его ожидал приятный сюрприз — письмо от Концепчьоны. Оно заключалось в следующем:

«Друг мой! Сердце мое трепещет от радости! Спешите скорее в замок Го-Па. Очень возможно, что вы возвратитесь оттуда с маркизой де Шамери…»