Смерть дикаря - Понсон дю Террайль

В эту же ночь Вантюр пробрался в квартиру Рокамболя и украл у него из книги документы герцога де Шато-Мальи.

«Не стоит будить теперь герцога, — думал он, возвратившись через час из своей ночной экспедиции в отель Шато-Мальи. — Я лучше завтра отдам ему эти бумаги, а теперь надо хорошенько обдумать, как мне захватить Рокамболя». Вантюр уже хотел идти спать, как вдруг увидал свет и услыхал говор в конюшне. Это странное обстоятельство возбудило в нем любопытство, и вместо того, чтобы идти в свою комнату, он отправился в конюшню. У стойла Ибрагима, любимой лошади герцога, стояли два конюха и берейтор. Бедное животное лежало на подстилке в ужасных мучениях; загородка стойла была обагрена кровавой пеной.

— Что с ней? — спросил Вантюр, подходя к конюхам.

— Не знаю, — ответил берейтор, — но она мучится так уже с пяти часов вечера… Его сиятельство уже несколько раз приходил навестить ее.

Вантюр наклонился к лошади и, осмотрев ее, вздрогнул.

— Лошадь эта не поправится, — проговорил он громко, — у нее карбункул и потому ее лучше убить.

Мы уже говорили, что правая нога кучера возбудила у Рокамболя некоторое подозрение.

— Нужно хорошенько присмотреть за этим молодцом, — подумал он. — Право, если бы он был несколько потолще… но нет… этого быть не может — у Вантюра огромный живот…

Однако это не успокоило Рокамболя. Вантюр гримировался так хорошо, что противник не узнал его… Но отчего же у англичанина была такая походка, как будто он провел десять лет в каторге, во Франции?

В полдень герцог де Шато-Мальи возвратился с прогулки и спросил себе завтрак; затем он прошел в кабинет и принялся читать письма. Между ними он нашел одно извещение нотариуса, требовавшее немедленного ответа. Герцог сел в кресло, написал письмо и приказал Цампе:

— Одеваться! Я сейчас еду…

И вслед за этим он оперся руками об ручки кресла, на котором сидел, и несколько приподнялся, но сейчас же опустился опять и болезненно вскрикнул:

— Что это значит, Цампа? Зачем здесь булавка?

И герцог указал Цампе на свою ладонь, на которой выступила капля крови.

Мы уже знаем, каким образом Вантюр похитил бумаги герцога де Шато-Мальи, а теперь посмотрим, что предпринял Рокамболь относительно вдовы Фипар и Вантюра.

Уколов булавкой лошадь и поранив ею руку герцога, он решил, что ему больше нечего делать у Шато-Мальи, и в силу этого спокойно ушел из конюшни и отправился на Сюренскую улицу, где и обратился вновь в маркиза де Шамери. «Мне больше нечего делать у Шато-Мальи, — думал он, — Цампа будет сообщать мне все новости».

Через час после этого господин маркиз был уже в своем отеле на Вернэльской улице.

Виконт и виконтесса д'Асмолль уехали в это утро в замок Го-Па вместе с герцогом де Салландрера, и в отеле де Шамери оставался теперь только один сэр Вильямс, к которому и поспешил Рокамболь. Слепой ждал его с большим нетерпением; он узнал уже его шаги на лестнице.

«Ну что?» — написал он, когда вошел Рокамболь.

— Все идет хорошо…

«Уколол лошадь?» — появилось на грифельной доске.

— И лошадь и герцога… Что теперь делать? «Отыскать Фипар и узнать, где Вантюр».

— Это не совсем-то легко…

«Переоденься в блузника и отправляйся бродить по Клиньянкуру… Там ты должен найти Фипар».

— Ну-с?

«Нужно действовать на нее кротостью, она может быть полезна нам…»

— Какой вздор! «Как знать?»

— Но как же ты хочешь, чтобы маркиз де Шамери рисковал быть узнанным теткою Фипар, бывшею кабатчицей в Менильмонтане?

Сэр Вильямс пожал плечами и написал дипломатический ответ: «Лучше отравить, чем задушить».

— Понимаю. А потом? «Отделаться от Цампы».

— Способ?

«Не знаю еще, но подумаю…»

— Потом?

«Отправиться в замок Го-Па вместе со своим старым матросом Вальтером Брайтом и возвратиться оттуда уже не иначе как мужем Концепчьоны».

— Ты думаешь?

«Пока я с тобой, пока я жив, ты будешь иметь во всем успех… Но когда меня не станет, все у тебя рухнет, как карточный домик».

Эта фраза должна бы была запечатлеться навсегда в памяти Рокамболя, но он не обратил на нее большого внимания.

— Нужно ли сейчас же отправиться в Клиньянкур? — спросил он.

«Теперь который час?»

— Три. «Слишком рано… Тряпичники выходят по ночам.

Ступай туда в семь часов».

На этом слепой окончил свою аудиенцию, и Рокамболь ушел.

Ровно в шесть с четвертью часов Рокамболь переоделся в настоящего парижского шалопая-блузника и в семь часов был уже в Клиньянкуре, резиденции всех тряпичников.

Узнав у одного мальчишки, где жила вдова Фипар, он прямо направился к ее домику. Но напрасно он стучался: дверь не отворялась.

— Тетки нет дома, — заметила ему проходившая в это время мимо него женщина.

— Где же она?

— Уехала еще вчера с каким-то мужчиной, который привез ей платье, башмаки и чепчик. Она разоделась, точно какая-нибудь герцогиня.

Рокамболь невольно вздрогнул.

— Каков собой был этот мужчина? — спросил он.

— Толстый, старый, лысый, в черном сюртуке.

— Это мой дядя! — вскрикнул Рокамболь и мысленно прибавил: «Это, должно быть, был Вантюр».

Затем словоохотливая барыня рассказала Рокамболю, что тетушка Фипар уехала в карете, извозчик которой назывался Мародером и стоит на Монмартре.

Этого указания было вполне достаточно для Рокамболя, который немедленно отправился на Монмартр и, отыскав там указанного извозчика, прикинулся агентом тайной полиции; благодаря этому маневру он узнал, куда переехала вдова Фипар.

— Вот как, — бормотал он, направляясь по указанному адресу. — Вы, госпожа Фипар, переехали теперь в Гро-Калью, на Церковную улицу, дом номер пять, и называетесь теперь Бризеду. Отлично, я вас сейчас же навещу.

Не прошло и четверти часа после этого, как он уже был у госпожи Фипар.

Войдя в ее квартиру, Рокамболь разыграл из себя такого нежного сынка, что старуха не утерпела и простила ему все. Блистательный маркиз не погнушался обнять ее и нежно поцеловать, пообещав ей купить каменный дом.

Когда таким образом мир был вполне восстановлен и старуха Фипар окончательно расположилась в пользу своего ненаглядного Рокамбольчика, он ловко выспросил у нее все относительно Вантюра. Убедившись с ее слов, что он не ошибся, подозревая в кучере Шато-Мальи Вантюра, он смекнул сейчас же, что Вантюр, вероятно, распечатал письмо графини Артовой к герцогу де Салландрера.

— Ну, мамаша, укладывайся, — сказал он громко. — Едем!

— Куда?

— В твой собственный дом, и акт на него я тебе передам прямо в руки.

— Не врешь?

— Честное слово твоего милого Рокамбольчика.