Голод - Нурдквист Лина

– Ты можешь остаться здесь, – сказала я. – Тебя не ждут запертые двери, ты не крал, не убивал, ты не сумасшедший.

Тут он улыбнулся мне.

– Я пойду с тобой, – повторил он. – Куда ты, туда и я.

В эту минуту я протянула ладонь, на которой лежали кольца, и мы надели их на пальцы друг другу в первый раз: его кольцо оказалось ему велико, мое сидело туго, но в целом подходило. После этого мы пустились в путь.

В тот раз я избежала пасти Тронки, но в новой стране, в другое время я снова оказалась окружена острыми зубами. Этой осенью я не смогу расплатиться за дом, двигаться стало трудно, я не могла работать столько, сколько нужно. Придется идти к землевладельцу и просить об отсрочке. Лучше подождать, пока он закончит работу и поужинает. В прошлый раз, когда мы спрашивали, он ответил отказом. В голове эхом отдавались слова Армуда из другой жизни. «Держись, Унни. Нет смысла переживать попусту».

В лужах пенилась вода, когда я двинулась в сторону Рэвбакки, держа Туне Амалию за руку. Поначалу шагала я очень решительно. Борозды на полях превратились в грязное месиво. Длинная коса моей дочери постукивала ее по спине. Аккуратный пробор, золотые волоски. Беатрис прижата к груди. Ворона с блестящими крыльями накричала на нас, когда мы проходили мимо ее гнезда – должно быть, та самая, с которой я познакомилась в лесу, когда впервые ощутила в животе трепетание бабочки. Тот день стал последним счастливым днем. И не в чем обвинять ворону, что бы там ни говорили. Ей своих забот предостаточно.

Когда мы пришли, хозяин стоял посреди двора. Я низко присела перед ним.

– Мы уже просили и услышали отказ. Однако я снова пришла с той же просьбой.

Он пристально оглядел меня, не обратив никакого внимания на Туне Амалию.

– Единственное, что осталось у моих детей – это я и крыша над головой, – продолжала я. – Прошу тебя, помоги нам, дай мне отсрочку, а я обещаю сделать все, что могу, чтобы расплатиться.

По его лицу ничего невозможно было понять. Он перетаптывался с ноги на ногу, потом поддал ногой собаке, грызшей здоровый кусок мяса – он мог бы прокормить моих детей дня два. Я видела взгляд Туне Амалии, который она бросила на грызущую собаку.

– Прошу тебя!

Во рту пересохло. Колени дрожали.

– Я согласна на все!

Заскрипела кожа на сапогах хозяина. Он глянул на мой живот.

– Ты мне, я тебе, – проговорил он. – Всегда можно договориться. В следующий раз ты поможешь мне. Но до того еще много времени. Я приду позже, тогда и решим.

Он провел рукой по волосам и улыбнулся. «Еще много времени», так он сказал.

– Какой он добрый, мамочка! – сказала Туне Амалия, когда мы отошли подальше.

Домой мы возвращались легким шагом.

Сумерки, туман. Красивые красные ягоды – несъедобные. Благодаря хозяину дышать стало немного легче, но до нового лета далеко, а нас скоро станет четверо. Зима будет тянуться долго-долго. Каким-то образом мы все же соблюдали крестьянский календарь. Как сложится ваша жизнь теперь, когда у вас нет отца? Ты, Руар, и Туне Амалия – вы по-прежнему еще маленькие. Скоро родится еще один малыш. А еды должно хватить на всех.

Спасение пришло в виде спящего крестьянина в лесу. Я и сейчас вижу его перед собой, как на фотографии – блестящая лысина, рыжие космы, толстая куртка. Он спал, привалившись спиной к сосне, с бутылкой в руке. Сперва я подумала, что своим животом и корзиной помешала его охоте, но он лежал и храпел, как гигантский рыжий кот на солнышке. В тот вечер я спрятала его ружье под нашим деревянным кухонным диваном. Он так и не проснулся, когда я подошла ближе, так что я вытащила ружье из его рук, забрала его сумку и ушла прочь между стволами деревьев. На ружье были золотые накладки – второй раз в жизни я без всякого стыда украла блестящие предметы. Птица с черными перьями может чиститься, сколько ей вздумается – белой она никогда не станет, но, может быть, поест вдоволь.

В вечерних сумерках я выскальзывала из дому и уходила в лес, чтобы как-то пережить зиму. Садилась в засаду в тех местах, где проходили животные – подальше от деревень, чтобы туда не доносились выстрелы. В ясные звездные ночи я приходила домой, чтобы перекусить, на минутку откинуть голову – и снова уходила, неся смерть. Голод правил моей рукой, однако в те ночи меня охватывала внезапная гордость – я могу.

Всего несколько месяцев оставалось до того, как мне родить, и тогда нам придется выживать на тех запасах, которые удалось сделать. Однако звери знали, что я на них охочусь. Нечасто я видела их настолько близко, чтобы нажимать курок. Ветер относил мой запах, как раньше запах Армуда. Как им это удавалось, опытным охотникам?

Однажды ты пришел домой и сказал мне удивительную вещь, Руар.

– Нам надо устроить засаду, мамочка!

Так ты и сказал, стоя в дверях. Я вытерла руки о передник, слушая тебя.

– Охотники строят вышки, мамочка! Вот почему у них получается! Оттуда, сверху, косули, лисы и барсуки не так чуют голодного человека.

Ты топтался на месте, не снимая ботинок, не мог успокоиться, пока не объяснишь мне.

– Далеко в самой чаще леса, мамочка, куда не ходят люди, мы спрячемся высоко над землей. Мы построим засаду, как делают охотники!

– Завтра, – ответила я. – Сразу после завтрака.

Тогда ты подскочил ко мне и обнял меня.

Едва проснувшись, мы отправились все втроем в долгий путь среди папоротников и кустиков брусники. Мы несли полные охапки досок, оплачивая свое браконьерство царапинами на руках и ногах. Ни одна тропинка не вела туда, куда мы шли – и ни одна не приводила обратно. Живот под одеждой казался огромным и мешал мне нести доски. Вы высоко поднимали ноги, перешагивая через корни и низкие кустики – по вашему дыханию я слышала, что вы устали.

– Может быть, здесь, мамочка?

Мы стояли по другую сторону от лесного озера, когда ты остановился на поляне, где деревья были давно срублены, а в пнях поселились жуки. Отложив доски, схватилась за поясницу, кивнула.

– Важно, чтобы ветер дул нам в лицо, – сказала я вам. – Тогда мы учуем животных, в животе у нас будет еда, и мы насолим мяса на зиму.

Ты послюнявил пальчик, поднял его и указал на дальний край поляны. Там мы и построили свою засаду, высоко над землей. Спрятавшись за стволами елей, хвойными ветками и сучьями, мы сколотили наш замок во имя еды и спасения. Здесь мы обеспечим себе выживание. Туне Амалия собирала лисички, грибы-зонтики и созревшие ягоды, пока мы с тобой строили. Каждый раз мы пробирались к месту новым путем, чтобы не вытоптать тропинку – эта земля нам не принадлежала. Я ощущала, как сердце уже почти не помещается в груди, так выросла ваша сестричка, все чаще мне приходилось останавливаться и отдыхать, глядя на вас среди стволов. Вы крались, как лесные звери, собирались ягоды и плескались босыми ногами в лесном озерце с кувшинками.

И вот вышка была готова. Монумент нашему желанию выжить. В тот день воздух был неподвижный, холодный. От холода у меня покалывало в кончиках пальцев и мочках ушей, осенний холод преследовал нас, словно интересуясь, чем мы заняты. Замерзшая влага на ступеньках. Гордая высота и запах свежеспиленного дерева. Мы залезли наверх и огляделись. Наверху – странноватый шалаш, перед ним площадка вроде балкончика, а потом крыша и стены для защиты от непогоды, без окон, лишь с узкими щелями вроде бойниц. Мы сели на площадке, скрытые ветвями и кустами. Туне Амалия залезла в шалаш и стала выглядывать в щель, прижимая к себе Беатрис. Ты сидел рядом со мной, Руар, до того маленький, что я по-прежнему смотрела на тебя сверху вниз: жестяная кружка в руке, лохматые непокорные волосы, шапка на коленях. Так мы сидели и ждали. Я прислонилась спиной к тому, что когда-то было грубым стволом дерева, но превратилось в доску, вдыхала запах смолы и прислушивалась к лесу, держа на коленях ружье. Ярко оранжевый кленовый лист коснулся моей руки, и тут же улетел, подхваченный осенними ветрами. Именно так я сама пришла через горы, с Армудом и с тобой. Может быть, и этот лист тоже добрался до своего места – никогда не знаешь.