Стихотворения - Владимир Набоков

185. ПОЭТЫ{*}

Что ж! В годы грохота и смрада,еще иссякнуть не успев,журчит, о бледная отрада,наш замирающий напев…И, слабый, ласковый, ненужный,он веет тонкою тоской,как трепет бабочки жемчужнойв окне трескучей мастерской.

Так беспощаден гул окрестный,людей так грубы города,нам так невесело и тесно, —что мы уходим навсегда…И, горько сжав сухие губы,глядим мы, падшие цари,как черные дымятся трубысредь перьев розовых зари.

26 апреля 1921; Кембридж

186. BIOLOGY

Муза меня не винит: в науке о трепетах жизнивсё — красота. Искромсав осторожно липовый листик,винт золотой верчу, пока не наметятся яснов круглом белом просвете святые зеленые соты;или же сердцем живым распятой лягушки любуюсь:сладостно рдеет оно, будто спелая, липкая вишня.Режу, дроблю, вникаю; вижу сокрытые мышцы,ветви несметных жил, и, что вижу, мелками цветнымичетко черчу на доске.

                            Сверкают стекла; невнятнопахнет эфиром и прелью в комнате длинной и светлой.Радостен тонкий труд, и радостно думать, что домаждет меня томик стихов и музой набитая трубка.

Кембридж

187. В. Ш.{*}

Если ветер судьбы, ради шутки,дохнув, забросит меняв тот город желанный и жуткий,где ты вянешь день ото дня,

и если на улице яркой,или в гостях, у новых друзей,или там, у дворца, под аркой,средь лунных круглых теней,

мы встретимся вновь, — о Боже,как мы будем плакать тогдао том, что мы стали несхожиза эти глухие года;

о юности, в юность влюбленной,о великой ее мечте;о том, что дома на Мильоннойна вид уж совсем не те.

28 апреля 1921; Кембридж

188. ХУДОЖНИК-НИЩИЙ

Нередко на углу, под серою стеной,видал я нищего: безногий и больной,он в красках выражал свой вымысел нехитрый.Газетный лоскуток служил ему палитрой;его дрожащая, багровая рукаписала тщательно цветы и облакана плитах каменных. Вот кончил. Робким взглядомприхожего зовет, сутулится, а рядоммечтает о гроше зияющий картуз.

И вспомнил я свой дар, ненужных светлых муз,недолговечные созвучья и виденья, —когда на улице, средь гула и движеньябесчувственных колес, не встретил я вчеракалеки моего… Да что! Как из ведрабездонного, лил дождь, и каменные плитыблестели холодно, и краски были смыты…

189–190. ОБЛАКА

I{*}

На солнце зо́лотом сверкает дождь летучий,озера в небесах синеют горячо,и туча белая из-за лиловой тучи        встает, как голое плечо.

Молчи, остановись… Роняют слезы раясоцветья вешние, склонясь через плетень,и на твоем лице играет их сырая,        благоухающая тень.

Не двигайся, молчи. Тень эту голубуюя поцелуями любовно обогну.Цветы колышутся… я счастлив. Я целую        запечатленную весну.

<22 мая 1921> II{*}

Закатные люблю я облака:над ровными, далекими лугамиони висят гроздистыми венками,и даль горит, и молятся луга.

Я внемлю им. Душа моя строга,овеяна безвестными веками:с кудрявыми багряными богамия рядом плыл в те вольные века.

Я облаком в вечерний чистый часвставал, пылал, туманился и гас,чтоб вспыхнуть вновь с зарею неминучей.

Я облетал всё зримое крутом,блаженствовал и, помню, был влекомжемчужной тенью, женственною тучей.

17 мая 1921; Берлин

191. ПИР{*}

Так лучезарна жизнь, и радостей так много.От неба звездного чуть слышный веет звон:бесчисленных гостей полны чертоги Бога;          в один из них я приглашен.

Как нищий, я пришел; но дали мне у двериодежды светлые, и распахнулся мир:со стен расписанных глядят цветы и звери,          и звучен многолюдный пир.

Сижу я и дивлюсь… По временам, бесшумнодверь открывается в мерцающую тьму.Порою хмурится сосед мой неразумный,          а я — я радуюсь всему:

и смоквам розовым, и сморщенным орехам,и чаше бражистой, и дани желтых пчел;и часто на меня со светлым, тихим смехом          хозяин смотрит через стол.

22 мая 1921

192. БЕЛЫЙ РАЙ{*}

Рай — широкая, пустаяоснеженная страна:призрак неба голубого,          тишь и белизна…

Там над озером пушистым,сладким холодом дыша,светит леса молодого          белая душа…

Там блаженствовать я будув блеске сети ледяной,пробираться, опьяненный          вечной белизной,

и, стрелою из-под ветоквылетая на простор,на лучистых, легких лыжах          реять с белых гор.

23 мая 1921; Кембридж

193. КОНИ{*}

Гнедые, грузные, по зелени сыройвесенней пажити, под тусклыми дубами,они чуть двигались и мягкими губамивбирали сочные былинки, и зарей,вечернею зарей полнеба розовело.

И показалось мне, что время обмертвело,что вечно предо мной стояли эти тричудовищных коня; и медные отливына гривах медлили, и были молчаливыдубы священные под крыльями зари.

26 мая 1921; Грэнчестер

194. ЗЕРКАЛО

Ясное, гладкое зеркало, утром, по улице длинной,будто святыню, везли. Туча белелась на мигв синем глубоком стекле, и по сини порою мелькалаласточка черной стрелой… Было так чисто оно,так чисто, что самые звуки, казалось, могли отразиться.Мимо меня провезли этот осколок живойвешнего неба, и там, на изгибе улицы дальнем,солнце нырнуло в него: видел я огненный всплеск.

О, мое сердце прозрачное, так ведь и ты отражалов дивные, давние дни солнце и тучи и птиц!Зеркало ныне висит в сенях гостиницы пестрой;люди проходят, спешат, смотрятся мельком в него.

195. НОЧЬ{*}

Как только лунные протянутся лучи,        всплывает музыка в аллее…О, серебристая, катись и рокочи,        всё вдохновенней, всё полнее!..

Порхает до зари незримая рука        по клавишам теней и светаи замедляется, ленива и легка…        Последний звук, — и ночь допета…

2 июня 1921; Кембридж

196. LA BELLE DAME SANS MERCI[6]{*}

(Из John Keats)

«Ах, что мучит тебя, горемыка,что ты, бледный, скитаешься тут?Озерная поблекла осока,и птицы давно не поют.

Ах, что мучит тебя, горемыка,какою тоской ты сожжен?Запаслась уже на зиму белкаи по житницам хлеб развезен.

На челе твоем млеет лилея,томима росой огневой;на щеке твоей вижу я розу,розу бледную, цвет не живой…»

Шла полем Прекрасная Дама,чародейки неведомой дочь:змеи — локоны, легкая поступь,а в очах — одинокая ночь.

На коня моего незнакомкупосадил я, и, день заслоня,она с чародейною песнейко мне наклонялась с коня.

Я сплел ей запястья и пояси венок из цветов полевых,и ласкалась она, и стоналатак нежно в объятьях моих.

Находила мне сладкие зелья,мед пчелиный и мед на цветке,и, казалось, в любви уверялана странном своем языке.

И, вздыхая, меня увлекалав свой приют между сказочных скал,и там ее скорбные очипоцелуями я закрывал.

И мы рядом на мху засыпали,и мне сон померещился там…Горе, горе! С тех пор я бессонноброжу по холодным холмам;

королевичей, витязей бледныхя увидел, и, вечно скорбя,все кричали: Прекрасная Дамабез любви залучила тебя.

И алканье они предрекали,и зияли уста их во тьме,и я, содрогаясь, очнулсяна этом холодном холме.

Потому-то, унылый и бледный,одиноко скитаюсь я тут,хоть поблекла сырая осокаи птицы давно не поют.

1 июня 1921; Кембридж

197. ПЬЯНЫЙ РЫЦАРЬ{*}