ПиДЗа - Станислав Анатольевич Фетисов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На том кадре белобрысый молодой человек в обществе нескольких бравых арийцев позировал перед объективом камеры. Черно-белая фотография запечатлела жаркий солнечный день. Был виден водоем. Молодые люди стояли по пояс раздетыми. Вероятно, они собирались искупаться. Якуб стоял по центру, склонившись к объективу легендарной Leica 2. Сверху, на него наваливаясь, застыл снятый в движении сослуживец, радостно кричащий что-то Якубу в ухо. Трое других немцев, вжимаясь друг другу в бока, толкались, пытаясь поместиться в кадр. И я уже почти отвел взгляд от немецкой фронтовой фотографии, как мое внимание привлекла одна маленькая деталь. На шее Якуба висел знакомый мне медальон, который я видел на браслете Аниного запястья.
Глава 38
Калининград
2023 год
Я начал свое расследование. Первым делом связавшись с мамой Ани, поинтересовался, знакомо ли ей то украшение. На что она ответила, что не видела его ранее, до момента, пока следователь не вернул ей личные вещи дочери. «Наверное, Анечка незадолго до случившегося купила себе в коллекцию новую безделушку. — говорила в трубку телефона Светлана Владимировна, — Может быть, даже там, на Эльбрусе. Анечка всегда со мной откровенничала. Всегда привозила мне подарочки из путешествий: магнитики, чашечки, всякие сувенирчики. А себе вот подвесочки на браслет. Всегда мне их показывала, мол, посмотри мама, мир огромный, и он не заканчивается стеной соседней хрущевки. А я то… Когда мне было путешествовать? А теперь уж и поздно». «А где сейчас ее браслетик?» «На могилке оставила в день похорон». «Как думаете, он еще там?» «Да нет, конечно, на следующий день уже не было. Наверное, сороки утащили. Так-то оно и лучше», — чуть потрескивая прерывающейся связью, рассказывал мягкий голос из динамика — Димочка, а тебе зачем это?» «Светлана Владимировна, честно, пока и сам не знаю, но как пойму, обязательно скажу вам».
Я перебрал множество возможных вариантов, допустив даже, что это Кузнецов подвесил медальон на Анин браслет. Но возникал простой вопрос: зачем? Зачем снимать подвеску с пролежавшего восемьдесят лет под водой трупа немецкого солдата? Зачем надевать это украшение на запястье девушки, которую ты собираешься убить? Да и технически это слишком сложно. Чтобы добраться до медальона, требовалось водолазное оборудование (а оно очень тяжелое), которое еще как-то нужно поднять на высоту четыре километра. Нет, здесь было что-то другое.
Я стал изучать архивы. Поиски усложнялись секретностью документов времен ВОВ. Все что мне удалось найти, это довоенный след Якуба, побывавшего в тибетской экспедиции. Лишь двое из участников той экспедиции дожили до наших дней: Геолог Ральф Фогель и фотограф Лоренц Вернер.
На мой запрос внучка Ральфа ответила, прислав короткий мэйл, в котором говорилось, что моя информация неверна, и дед ее скончался в том году. А вот Лоренц Вернер был еще жив, но, к сожалению, страдал старческой деменцией и находился в доме престарелых, доживая свои дни на юго-востоке Германии под Дрезденом. Примечательным оказалось то, что он был родом из Кенигсберга, нынешнего Калининграда. Города, в котором мы с Танюшкой выросли, встретились и создали нашу семью.
Меня не покидало чувство, что я уцепился за что-то важное.
Я отыскал адрес и нашел дом, в котором до окончания войны проживал Лоренц. В двух десятках километров от Калининграда, в маленьком поселке стоял двухэтажный особняк из красного кирпича, возведенный в начале прошлого века, о чем числом 1907 говорила лепнина фасада. Кровля дома прогнила, выгнулась под тяжестью черепицы. Дорожка, которая вела ко входу, поросла сорняком и кустами. Некогда выкрашенная голубым цветом дверь, теперь пузырилось облупленной на солнце краской.
Оконные стекла были целые. Отчего-то местная шпана не соизволила их расколотить, как это принято на всех «заброшках».
Я дернул ручку. Навесной замок бряцнул расшатанными гвоздями петель. Я дернул сильнее. Со скрипом старческой боли дверь поддалась, отворившись ровно на столько, чтоб чтобы я смог протиснулся.
Мебели не было. С голых стен свисали обрывки советских обоев. Под обоями видны были старые пожелтевшие газеты, в том числе и немецкие. Пыль кружила в тягучих лучах, вяло пробивающихся сквозь грязные окна, которые по краям ставень поросли прелым мхом. Строительный мусор хрустел под ногами, эхом отражаясь в сводах высокого потолка. Мелодией Ватсап зазвонил телефон, заставив меня вздрогнуть. Я посмотрел на экран — «Лаура».
«Дмитрий? — с сильным акцентом раздалось из динамика, — это Лаура, — говорил низкий голос, посаженный тысячами выкуренных сигарет, — ты мне звонил… ты спрашивать про отца… Лоренц Вернер… — она замолкала, вспоминая русские слова». «Да, Лаура, у меня сохранился ваш номер», — ответил я, заметив, как учащается мой пульс. «Дмитрий, я ездить к отцу. Я говорить… говорила тебе, он болен. Старый он. Я говорила отец о твоем письме. Тебе нужен их… как это? Expedition, горы. Дмитрий, ты меня слышишь?» «Да-да, я здесь». «Дмитрий, папа мне ответил. Он говорил искать охотник… охотника. Дмитрий, ты знаешь? Что это?» «Нет. Лаура, мне, к сожалению, это ни о чем не говорит». «Дмитрий, мне жаль, но это все, — Лаура на секунду замолчала, — вчера отец умер». «Лаура, примите мои…» «Не стоит, — перебила она, — отец жить хорошо». «Спасибо вам, если что…». «Пока Дмитрий, — не дослушав попрощалась Лаура». В трубке раздались гудки.
Разговаривая по телефону, я забрел в соседнюю комнату. Наверх уходила деревянная лестница, закручиваясь спиралью стертых ступеней. Некоторые доски совсем прохудились, и я старался наступать подальше от центра.
Второй этаж мало чем отличался от первого. Разруха и запустение царила повсюду. Птичий помет густо лежал на полу. В дальнем конце помещения высилась большая кафельная печь, похожая на двухметровый шкаф. Я помню, как в детстве, у многих знакомых стояли
