Земля за холмом - Лариса Кравченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме него в райкоме еще два Юры: Юра Первый — председатель и Юра Второй — секретарь (в смысле — технический, это позднее уже стало все совсем как в комсомоле — секретарь райкома!)
Пятнадцатого марта Лёльку вызвали после лекций в Комитет.
Назавтра у Лёльки был зачет по сопромату, и она не знала, что делать — сидеть учить или бежать в Комитет? И она тормошила Юру Второго — зачем вызывают и, может быть, не обязательно идти сегодня?
Комитет был еще в старом здании Общества граждан СССР, на проспекте. В прежнем своем кабинете сидел Шурик Говорук — первый председатель Отдела Молодежи, негромкий, но справедливый — так и звали его ребята — наш Говоручек, и хорошо, что его выбрали теперь председателем Комитета!
В коридоре около дверей председателя — очередь. Юрка и Сашка тоже сидели здесь — оказалось, сегодня вручают билеты всем на букву С: Савчук, Старицин, Семушкин…
Лёлька заволновалась, потому что могут спросить по уставу и по международному положению, а она совсем не готовилась! Она не думала, что это будет так скоро!
— Юрка, дай устав, быстро!
Ничего она не успела прочесть, как ее вызвали. Она совсем растерялась, дрогнувшей рукой взялась за ручку двери, шагнула в кабинет и ничего уже толком не воспринимала. Только запомнилось: солнца много в комнате, и Говорук объявляет ей о доверии Организации. Он протянул ей через стол красную книжечку и хотел пожать руку, но руки у Лёльки оказались заняты — в одной билет, в другой платок, скомканный, и пожатия не получилось.
Лёлька выскочила из кабинета, как с экзамена.
— У тебя был здорово встрепанный вид! — сказал ей потом Юрка. Юрка первый поздравил ее. Но его самого тут же вызвали, а затем — Сашку.
А потом они все трое прикалывали друг дружке новенькие значки (у мальчишек пришлось карандашом проверчивать дырочки на лацканах). Значок — звездочка золотая, и в ней, как в окне, — кремлевская башня и лучи от нее — символ Родины! Билет у Лёльки оказался — номер пятьдесят шесть, а у Юрки пятьдесят семь.
— Смотри, даже билеты — рядом, — сказал Юрка.
Они выскочили на проспект, и Лёлька была счастливая — от весны и доверия Организации. И, конечно, домой идти после такого события — немыслимо.
Они влетели втроем в клуб — двадцать четыре медные пуговицы на тужурках, шесть политехнических значков на воротниках, скрещенные ключ и молот, да еще три новеньких значка ССМ! Пи у кого еще в клубе значков ССМ не было, и Лёлька носилась по этажам и показывалась всем желающим.
Председатель Костяков произнес по этому случаю в канцелярии речь: как радостно, что самые первые наши основатели «энкома» первыми приняты в ССМ!
Потом они трое шли домой из клуба — Юрка, Лёлька и Сашка. И на Большом проспекте лежал внезапно выпавший снег, совсем новенький, последний мартовский, и мокрый ветер гулял по проспекту — белому, тающему под ногами. Они шли посередине трамвайной колеи — ребята в заломленных на затылки фуражках, и пели «Каховку»: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути…» Чувство единства, дружба, что может выше этого, когда рядом — плечо товарища! «И билет свой членский, в красном переплете, берегли на сердце — каждый — у себя…»
На первом собрании институтской организации Лёльке вкатили выговор за пропуски лекций. Лёлька никак этого не ожидала. Весь месяц, после вступления в ССМ, жила она, наполненная светом и в такой бурной деятельности, что меньше всего рассчитывала на выговор!
Вначале шло очень интересное собрание — принимали новых членов ССМ. Юра Первый сидел в президиуме, Юра Второй вел протокол, ребят вызывали из-за двери по очереди: «Расскажите вашу биографию…» И нужно было стоять перед собранием и рассказывать! Никогда прежде такого в Харбине не было!
Ребят гоняли по уставу и международному положению: кто такой Морис Торез и каковы принципы демократического централизма?
Лёлька голосовала, вытягивая вперед руку с красным билетом, поглощенная атмосферой строгости и принципиальности. Даже слова эти новые нравились ей, что обрушились на них после конференции: «Деловое обсуждение вопросов и критика работы Организации, невзирая на лица, должны быть направлены к лучшему осуществлению союзных решении и большему сплочению советской молодежи в рядах Союза…» Лёлька упивалась ими, как музыкой, — раз так написано в уставе, значит, теперь надо так говорить и думать!
Потом Юра Первый зачитал постановление райкома, и свет померк: такого тоже еще никогда не было — взыскания! Славку Кругликова лишили права ношения значка ССМ, сроком на три месяца, за появление в пьяном виде — с этим Лёлька, конечно, согласна была: член ССМ не имеет права позорить свою Организацию! Но — за пропуски лекций!! Лёлька никак не хотела признать себя виноватой.
Опаздывала она, конечно, потому что на каждой переменке — заседание — смотр курсовых стенгазет или конкурс на украшение аудиторий, залетала на лекции после звонка, когда уже половина доски бывала исписана формулами тяги поездов, и лектор Колобановский, элегантный мужчина в сером габардине, приходил в бешенство, потому что она прерывала его на полуслове своим появлением. А разные редколлегии, комиссии и лекционное бюро — Лёлька разрывалась на кусочки! Конечно, ей не до лекций было, как в сорок пятом году — не до уроков! Ее вызвал по этому поводу начальник отдела кадров:
— Что ж это вы, товарищ Савчук?..
Но он был такой симпатичный молодой командированный с серебряными погонами, Лёлька выслушала его и не придала значения.
И вдруг — выговор! При всем собрании и при вновь принятых ребятах! Правда, там и другим попало за неуспеваемость и прочее, но Лёлька думала о себе и страдала от стыда и унижения. Теперь она недостойна быть групповодом на курсе и вообще — членом ССМ, по-видимому!
Случилось это под самый Лёлькин день рождения — какой теперь праздник! Гостям пришлось самостоятельно заниматься ветчиной и винегретом, а Лёлька с Юркой, весь вечер во всеуслышание, выясняли свои общественные отношения. Лёлька скулила: как ей теперь жить, после такого позора? А Юрка кричал на нее:
— Ты слабовольная, надо взять себя в руки! Мы члены ССМ, должны быть примером, а что будет, если мы сами начнем сматываться с лекций!
Юрка прав, конечно, вечно он прав, к сожалению! И все-таки Лёлька не могла успокоиться и начала придираться, что он не друг и не может поддержать ее в трудную минуту, а у нее как тяжело в группе, и групповода из нее не получается!
С группой у Лёльки действительно дело плохо. Надо проводить читки устава, а девчата разбегаются после седьмой лекции! То ли они такие несознательные, то ли сама она скучно докладывала? А Ирина вообще не остается на читки. Презирает она этот ССМ — детские игрушки! Ирина стала солидной и красивой — замужняя дама! Муж у нее такой же капиталист, с пятого курса — Борька Сурков, и вообще она — явно «не наш человек». Сбивает Лёльку с толку хитрыми вопросами. Лёлька начинает злиться и доказывать, и получается еще хуже… Никакого авторитета!
— Что мне делать, Юрка? Как я буду давать им рекомендации, когда они срывают мне работу!
— Ты не умеешь работать с людьми! Что ты за член ССМ, если ноешь после первой трудности! — громил Юрка.
В столовой стоял такой гвалт, что присутствующий в гостях Юра Второй стучал вилкой по тарелке и кричал:
— Как секретарь райкома, требую прекратить! — Нинка разгораживала их хлебным подносом, как щитом, но ничего не помогало, и Юрка в азарте обстриг ножницами бахрому с парадной скатерти.
Они высказались полностью, и Юрка произнес охрипшим голосом:
— Лёль, дай воды!
— Возьми сам на кухне из крапа, — огрызнулась Лёлька.
Но потом сжалилась над ним, палила стакан чая, они смирно уселись рядом и съели пополам кусок пирога с фынтезой[24].
Весь апрель готовились к Первомайскому параду.
Впервые в истории города это называлось — демонстрация, и город должен был выйти на нее со своими флагами и лозунгами.
С семи утра собирались на квадратном дворе института и маршировали до самого звонка.
— Раз, два, левой! — командует, пятясь перед строем, Юра Второй. Институт должен пройти лучше всех — это дело чести райкома!
Пинка Иванцова сообщила по секрету, что ее Медтехникум выйдет на парад в белых косынках, вот будет эффект! Институт, конечно, идет в тужурках — в любую погоду!
Тридцатого апреля Юрка сорвал Лёльку с последней лекции: оказывается, они забыли украсить здание! Хозсектор райкома помчался на Пристань за красками, а Юрка командировал Лёльку на крышу вешать флаги.
На крышу они полезли вместе по узкой винтовой лесенке через заброшенную башню обсерватории.
Гулкое, теплое от солнца железо. Тополя внизу, в набухающих почках. Высота и ветер, как на вершинах сопок, — хорошо! И весь город у подножия — спуск к реке Модяговке и корпуса управления Дороги — уже в красных полотнищах. Напротив, на крыше Генконсульства, тоже ходят люди и устанавливают прожектор под флагом.