Аукцион невинности. Двойная ставка - Ольга Дашкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я очень хорошо помню то время, когда Шума сошел с ума, потеряв Алину. Как убивал голыми руками, не видя ничего перед собой. Не знаю, как бы поступил я, наверно так же.
Удивительно, что именно сейчас мы снова в этом городе, но через пятнадцать лет. Словно сама судьба — злодейка сюда привела.
А еще девочка Саша, сидящая на полу в ресторане на моем предпоследнем задании. В ее глазах было любопытство, а еще укор и недоверие, это мне не понравилось больше всего.
Да как вообще такое возможно, чтоб через столько лет встретиться снова?
Мистика, да и только.
— Марина, прекрати истерить, тебе денег дать, чтоб ты заткнулась и перестала меня донимать? Мальчику, как ты говоришь, уже двадцать пять лет. Ни я, ни ТТ, никто из моих ребят не будет больше подтирать за ним дерьмо. Это было последний раз, ты поняла меня?
О, Шума сердит не на шутку, давно пора поставить всех на место, а ему лучше откупиться от ошибок молодости, сунуть денег, послать на все четыре стороны.
Захожу в комнату, наливаю немного виски в бокал, два кубика льда, делаю глоток.
— Как Марина?
— Хочешь узнать, как она, позвони и спроси сам.
— Да упаси меня бог общаться с этой бабой. Слушай, а она двадцать пять лет назад была хорошенькой? Ну ты ведь как-то повелся на нее, залез и еще ребенка заделал.
Он бы убил меня взглядом, если бы мог это сделать, но от правды никуда не денешься. Какая бы она ни была, она есть.
— Дурак был, пьяный дурак. Мне было всего двадцать, молодой, наглый, дерзкий, без тормозов и без презерватива в кармане. Маринка подвернулась в каком-то клубе, ей было восемнадцать. А потом нашла меня и сказала, что беременная.
— А ты оказался благородным рыцарем и готов был жениться на ней.
— Нет, но я не отказался от ребенка.
— А фамилию свою не дал.
— Она сама не взяла, папаша ее оказался не дворником с ЖЭКа, профессор какой-то. Блудную дочь из дома не выгнал, интеллигенция, а мне сказал, чтоб и близко не появлялся, я и не рвался, если честно, но денег давал исправно.
— Я же говорил, благородный.
— Ой, Тагиров, молчи лучше.
— Так мне молчать или говорить?
Захар ничего не ответил, снова затянулся, хорошо, что начал снова курить сигары, а не хер пойми что.
— Аверина Александра Дмитриевна, совсем скоро исполнится двадцать пять лет, отец неизвестен, мать — Елизавета Аверина, в тридцать два года вышла замуж, угадай, за кого?
— И не собираюсь.
— И не пытайся. Не угадаешь. Витя Жданов, мусорный король, он тогда только начал подниматься, деньги греб грейдером, как мусор, оказалось, прибыльная тема. Сейчас у него не только помойки, СТО, придорожные забегаловки, строительные подряды, управляют с двумя сыновьями, ублюдки еще те, но не выделяются. До пятнадцати лет девочка жила с матерью и отчимом, потом съехала к бабке в хрущевку. Что был за повод, непонятно. А вот в девятнадцать познакомилась с Сафроновым, она на самом деле пришла к нему в офис работать, тот девочкой попользовался, но благородством, в отличие от тебя, Захар Данилович, не отличается, сам знаешь.
— Давай ты не будешь упоминать эту гниду.
— Короче, Аверина забеременела, он ее послал, она родила. Девочка, и да, она болеет, что-то там с сердцем, нужна операция.
Замолчал, наблюдая за Захаром, тот сжимает пустой бокал в руке, на скулах играют желваки.
— Значит, Александра говорит правду?
— Ей нет смысла врать, по документам и справкам, нужно где-то полтора миллиона, по моим подсчетам.
— Хорошо, придет, поговорим дальше, — Захар затушил сигару, поднялся. — Передай бухгалтеру, чтоб перевел денег, и сними, Аверина хотела наличные.
Непробиваемый Шумилов. Когда он уже станет человеком, а не зверем, запертым в клетке прошлого и своей ненависти?
Выпиваю залпом содержимое своего бокала, практически не чувствуя крепости алкоголя, тру виски пальцами, голова болит смертельно. Это с виду ТТ в сорок лет насмешливый бывший киллер, никто не знает, что у него внутри. Да лучше и не надо знать.
Достаю из-под рубашки крест, прислоняю к губам, прикрываю глаза.
Солнечный сентябрь, я третий час лежу на чердаке пятиэтажки, голуби воркуют на крыше. Мой заказ, Марков Юрий Петрович, мужик пятидесяти восьми лет, владелец строительной компании, он сейчас в гостях у любовницы, заехал перед работой, чтобы кинуть палку, попить кофейку.
Мужика понять можно, любовница молодая, сочная, не то что жена, которая и сделала заказ. Я не разбирался в мотивах, мне все равно. Мне хорошо платят, я — отлично делаю. Робин Гуд из меня никакой.
Прицел винтовки, за окном движение, клиент должен уже выйти. Тело затекло, но пара минут, и все закончится.
Мужчина выходит на улицу, идет через двор к автомобилю, там ждет шофер. Палец нежно ложится на курок, у мужика красивый галстук — бирюзовый, жалко будет в крови испачкать.
Мимо пролетает голубь, на миг теряю фокус, но мужчина останавливается, оборачивается, вот он, идеальный момент, задерживаю дыхание, жму на курок.
— Папа, папа!
Звонкий детский голос. Мужчина садится на корточки, раскидывает руки в стороны. К нему бежит мальчик в ярко-синей ветровке и желтых кроссовках.
Все происходит за считанные доли секунд.
Зажмуриваюсь.
Мое сердце останавливается, руки холодные, словно это из меня сейчас уйдет жизнь.
Тогда я впервые вспомнил господа.
Тогда я в последний раз взял в руки винтовку.
Надел крест.
— Извините, можно?
С неохотой открываю глаза, не слышал, как в номер постучали. В дверях стоит Александра, держит в руках конверт.
— Вам просили передать, послали меня, все заняты, внизу банкет.
— Подойди и выключи свет, глаза режет.
Она выполняет просьбу, медленно подходит, показывает конверт. Полумрак, прошлое уходит в сторону, дергаю ее за руку, усаживая на колени.
— Что вы делаете?
— Хочу тебя поцеловать.
— Зачем?
Она напугана, а я, взяв за шею, притягиваю девушку ближе, теплая кожа, прерывистое дыхание, от нее пахнет парфюмом Захара.
— Было больно?
— О чем вы?
— Быть с ним?
Напрягается, она понимает, о чем я.
— Нормально.
— Я твой должник, котенок.
— Вы всегда говорите загадками?
— Тимур. Меня зовут Тимур.
— ТТ?
— Можно и так.
— Что это значит?
— Тульский Токарев, самозарядный пистолет, совершенный, удобный, незаменимый.
— Для киллера.
— Можно и орехи колоть.
Мне нравится то, что она задает вопросы, а не прячется под свою скорлупу безысходности и жертвы.
— Хочешь, мы накажем его?
— Кого?
— Сафронова. Шума может ему голыми руками вырвать кадык.
Чувствую,