Аукцион невинности. Двойная ставка - Ольга Дашкова

Черт, а вот прошлое можно было не упоминать.

— Нет, да? Овечка была кроткая, смотрела преданно в глаза и виляла хвостиком, да, Александра? А он наигрался и пнул под зад.

Я его чем-то разозлила? Теперь совсем другой Тимур, насмешливость ушла, остался яд сарказма. Он нависает надо мной, снова зажав лицо рукой.

— Отпусти.

— А то что?

Ничего, знаю ведь, что ничего не смогу сделать.

— Не надо со мной так себя вести, но мне нравится твоя дерзость. Рядом с сильными мужчинами овечкам не место, запомни, котенок. И пока ты будешь блеять, тебе будет грош цена.

Знаю, что я не их поля ягодка, точнее, в том дерьме, в котором они живут, такие, как я, не выживают.

— Ты поняла меня, Александра?

— Да, — мой слишком дерзкий ответ.

— А теперь иди и возьми конверт, он для тебя.

Отпускает, быстро в ванную, хочется принять душ, но времени нет. У меня снова запоздалое сожаление о случившемся. Может, уже на самом деле хватит так себя вести, это всего лишь секс, и я испытала удовольствие, такое, что еще дрожат ноги и щеки красные.

Быстро привожу себя в порядок, стирая салфетками сперму Тимура с белья и кожи, умываюсь холодной водой. Когда снова выхожу в комнату, свет так и не включен, но горит маленький торшер в углу, Тимур сидит ко мне спиной, с кем-то разговаривает по телефону, на полу лежит конверт.

— Свят, Шума дал всем хорошо понять, чтоб никто больше не лез в твои проблемы, тебе хотели доверить филиал, но ты просрал свое счастье, точнее, пробухал со шлюхами и попался на наркоте. Все, вопрос закрыт, не беси меня и не зли отца.

Свят? Это Святослав?

Останавливаюсь, начинаю вспоминать, что там говорила Перова о своем любимом Воскресенском. Что отец хочет отдать ему какой-то филиал. Так, получается, Захар…

— Не стой за спиной. Не люблю я этого.

Поднимаю конверт с пола.

— Что в нем?

— Открой и узнаешь.

Не стала прощаться, вышла из номера, становилось все больше непонятно и странно находиться рядом с этими мужчинами. Они вызывали столько противоречивых эмоций, с которыми трудно было справиться.

— Аверина!

Черт. Оксана Валерьевна возникла передо мной неожиданно, странно, уже поздно, она не должна быть на работе.

— Ты так и не надела колготки, а что в руках? — Женщина быстро подошла, стала придирчиво рассматривать меня.

— Ничего, — сжимаю в руке и без того помятый конверт.

— Деньги? Или ты что-то украла?

— Вы совсем с ума сошли, я никогда ничего не крала.

— О, у тебя прорезался голос. Дай мне, я посмотрю.

— Нет, это мое.

— Я сказала, дай мне, иначе я позову охрану и вызову полицию.

Но я не успеваю ничего сказать, как она вырывает конверт из моих рук, я даже сама не знаю, что там, если деньги, то их появление будет очень сложно объяснить.

— Что это? — Оксана Валерьевна достает из конверта бумаги, читает несколько секунд, смотрит на меня, а я и сама не знаю, что там.

— Я же говорю, что это мое, и я это не украла.

Она протягивает мне бумаги, снова осматривает с головы до ног, господи, как же я ее ненавижу, такая мерзкая тварь.

— Иди в прачечную и не смей показываться в таком виде на этажах.

А я уже не слышу и не замечаю ее совсем, сама не могу поверить тому, что написано черными буквами на белых листах. Это документы на оплаченную операцию Ангелине в университетском госпитале Стамбула, куда я уже и не мечтала попасть.

ЧАСТЬ 26

— Милая, ты готова?

— Да. А почему ты не полетишь с нами?

— Не могу, солнышко, маме надо работать, с тобой будет бабуля, а я прилечу, как только получится. С тобой будет Сеня, а значит ничего не страшно, так?

Аэропорт шумит, люди везут багаж, куда-то торопятся. Бабушка косится на двух моих сопровождающих и еще двух мужчин, что стоят в стороне.

— Саша, кто эти люди?

— Из благотворительного фонда, — снова вру, улыбаюсь дочери, у нее даже румянец появился на щечках, так и готова их целовать круглыми сутками.

— Я такая дура, что должна в это поверить? Как называется этот фонд? «Кулак и пистолет»? Это ведь бандиты чистой воды, я видела таких, и не по телевизору.

— Бабуля, сейчас нет бандитов, все уже бизнесмены или депутаты, не те времена. Это приличные люди, господин Шумилов, — стараюсь говорить ровным голосом, но все равно сама чувствую дрожь. — Известный предприниматель, владелец нескольких банков и меценат, но не в нашем городе, а Тимур Георгиевич — его помощник.

Нервно поправила волосы, стараюсь не смотреть в сторону названных мужчин, но спиной чувствую их взгляды.

Бабушка все равно не отстанет, надо ей хоть что-то сказать, чтоб поняла, откуда так быстро взялись билеты на самолет, разрешение на вывоз ребенка, баснословная сумма на операцию, а еще проживание и реабилитацию в Турции.

— Ой, Саша, ввязалась ты в историю, как твоя мать по молодости, к ней тоже ездил один из «депутатов», здоровый такой, что куртка трещала на плечах, а Лизка кипятком писала, рыдала, что любит.

Напрягаюсь, нечасто бабушка такая разговорчивая.

— Это был мой отец?

— А где тут можно купить водички? Пить ужасно хочется. Ангелиночка, ты будешь сок?

Уходит от разговора, да и ладно, мне не до загадок прошлого.

Поправляю на дочке курточку, показываю на игрушку единорога в ее руках, у самой на глазах наворачиваются слезы. От волнения, радости, что скоро все разрешится, моей девочке сделают операцию в лучшей клинике мира, но в то же время страшно до безумия, как все пройдет, и так хочется быть с ней рядом.

Но не могу.

Прошли всего сутки, как я прочла бумаги, что мне дал Тимур, в тот момент моей радости и удивлению не было предела. Стояла несколько минут, прислонившись к стене, и смотрела в одну точку.

Как он узнал, не понимаю. Но такие люди, как он и Захар, могут достать любую информацию. И как в такой короткий срок он смог все устроить? Но тут уже все решили деньги. И чем их больше, тем тебе шире открыты любые двери.

Я вернулась в номер, как обещала, в полночь.

Как Золушка с бала, только тыквы не хватало, но фартук на мне.

Их было двое, словно ждали меня. Оба расслабленные, Тимур в брюках, но рубашка расстегнута. Захар и вовсе в одном полотенце на бедрах. На груди ярким пятном Дева