Аукцион невинности. Двойная ставка - Ольга Дашкова

— Тебе есть что мне рассказать, пока ты способен говорить?

— Нет, нет, я ничего не делал, Захар, если тебе нужен завод, так отец подписал все бумаги, уже завтра он твой.

Илья Лунев, зажравшийся избалованный сынок, который решил, что ему дозволено все. На нем модные шмотки, золотая печатка, Тимур предложил убить его сам, но пуля в висок — это слишком шикарная смерть для ублюдка.

— Я запихаю твои бумаги твоему отцу в задницу, потому что он родил и воспитал такое, сука, уебище, а тебя я буду насиловать долго и упорно вот этой дубинкой.

— Захар, нет, нет, ты не сделаешь этого, ты не посмеешь. Да я вообще ничего не помню, был под наркотой. Тебя посадят, нет, найдут люди Черного и закопают.

— А ты посмел трогать мою девочку? Посмел ее насиловать, а потом выкинуть, как кусок мяса, на дорогу? Как, сука, ты посмел вообще смотреть на нее? Я сам лично, вырву и Черному яйца, если он замешан в этом.

Я зверел и ничего не видел перед глазами с каждой секундой все больше и больше. Мне ничего не надо было, только кровь за кровь, жизнь за жизнь.

— Андрей сказал, что она не против, ну, будет немного кочевряжиться, а так не против.

— Андрей сказал?

— Да и вообще, я хотел жениться на ней, мне Сафронов пообещал.

— Сафронов, говоришь?

После этого меня сорвало окончательно. Очнулся в камере, весь залитый кровью, и было не разобрать, где моя, а где чужая. Сидел там две недели, пока ТТ и адвокаты разруливали дела. А мне не нужна была их помощь, я все еще хотел смерти и не хотел жить. Выл волком в бетонный потолок, так что охрана боялась заходить.

И пусть мне никто не говорит, что Сафронов невиновен, в смерти собственной сестры, которую он подложил под друга-садиста и наркомана, а все ради того, чтоб нагадить мне.

Он виноват, еще как, он знал о наших отношениях, знал и сыграл на этом. Но, сука, он все еще дышит воздухом и ходит по этой земле, а моя девочка — нет.

Пусть сяду, плевать, отсижу и выйду.

Но вышло все иначе.

И вот спустя пятнадцать лет передо мной стоит девушка, в темных глазах которой страх, плечи напряжены. Я вижу, как дрожит прядь выбившихся из прически волос, как она прерывисто дышит.

Не понимаю, как она могла связаться с такой гнидой, как Сафронов, но он сейчас влиятельная гнида, много кому подмазал. Видно, что неиспорченная девочка, даже я поверил, что девственница, когда она голая стояла в клубе, продавая себя.

Но вдруг это все притворство, хорошая игра ради чего-то?

Вцепился пальцами в подлокотник кресла, затягиваюсь сигарой, выпуская густой дым, Тимур стоит в стороне, я чувствую его напряжение. Делаю один большой глоток виски.

— Говори.

— Он не мой любовник, точнее, был им давно.

— Как вы познакомились?

— Шесть лет назад я пришла работать к нему в фирму, наш роман длился недолго, я забеременела, он бросил. Все по схеме глупых наивных дур, которых, как я, было у него много.

— Почему он тебя бросил?

— Забеременела.

— Ты любила его?

Девушка думает.

— Да, я думала, что люблю, но такие люди не достойны любви, — опустила голову, но тут же подняла, уверенно глядя в глаза. — Я люблю свою дочь, мне неважно, от кого она, ребенок не виноват, что его отец — подонок. Именно ради нее пошла на аукцион, а не то, что вы думаете.

— А что я думаю?

— Что я каким-то образом с ним связана и подослана к вам ради чего-то.

— А котенок умная девочка, — Тимур стоит в стороне, делает вид, что ему забавно, снова шутит.

— А почему я узнаю об этом от нее, а не от тебя, ТТ?

— Потому что от нашего котенка мало бы что осталось, узнай ты раньше.

Он считает меня неуправляемым, да, в этом городе я совсем не контролирую себя, прошлое накрывает, выворачивая наизнанку.

— Ты не совсем умная, если попалась нам на глаза, после того как получила деньги за аукцион, и совсем дура, если требуешь снова.

— У меня их нет.

— Подельник забрал? У Сафронова сейчас тяжелое положение, я знаю.

— Да нет у меня никакого подельника, нет, и не было, — девушка повышает голос, делает два шага вперед, смотрит в глаза, сжимает кулачки. — На операцию нужны мне деньги, дочери моей, больна она. Это вы все меряете машинами да часами, а главное не это.

— Что же главное?

— Оставаться людьми, а не зверями, как вы.

— Раздевайся.

— Нет, — четкий ответ, она сейчас похожа на дикую кошку, а не котенка, как ее прозвал ТТ.

— Не понял?

— Моя смена заканчивается в полночь, если наш договор в силе, я приду и выполню все условия. У моей дочери мало времени и я не собираюсь тратить свое впустую.

Далеко не глупая и смелая девочка, только как связалась с Сафроновым непонятно. Но чем больше я на нее смотрю, тем меньше нахожу сходства с Алиной, лишь типаж: брюнетка, длинные волосы, светлая кожа.

Но отпускать ее не хочется, вот в чем парадокс.

ЧАСТЬ 24

Внимательно рассматриваю девушку: гордо поднятый подбородок, сжатые кулаки, в глазах страх и искры гнева. Я все никак не могу понять, какая она на самом деле? С виду хрупкая, но в то же время такая сильная и гордая.

— Хорошо, иди. Придешь после смены, а лучше уволься сразу, деньги будут.

Захар отпустил ее. Не оборачиваясь на уходящую девушку, вопросительно смотрит на меня.

— Что?

— Я из тебя, как из нее, буду клещами информацию вытягивать или вы сговорились и играете в гляделки?

— А ты уже ревнуешь? Хорошенькая, правда? Шума, ты реально купишь ее снова?

— Я дам ей столько денег, сколько она захочет, и буду трахать ее столько, сколько захочу я. А теперь говори, дел еще много, Тихий должен подъехать.

Но я не успеваю и рта открыть, как у него звонит телефон, друг смотрит на экран, морщится, но отвечает. Я даже могу угадать, кто это, лишь по взгляду Захара.

Марина. Снова начнет истерить, давить на Шумилова и его отцовские чувства. Все никак не может сама своего сынка оторвать от титьки, хотя ее забота — это просто пыль в глаза.

— Говори, только быстро.

Ухожу в ванную, на раковине осколки стекла, запонки, бритвенный станок, в воздухе — резкий запах