Ромашка. - Николай Далекий

Притрагиваясь рукой к ее локтю и слегка наклоняясь, он произнес тихо, но с нажимом, словно отчеканивая каждое слово:

— Фрейлен, будьте любезны следовать со мной.

Оксана, быстро хлопая ресницами, с удивлением смотрела на него. Анна не испугалась, нет. Застигнутая врасплох, она просто немного растерялась от столь неожиданного предложения и, по–видимому, чего–то не понимала. Поняла и улыбнулась своей обычной приветливой улыбкой.

— Одну минуточку… Я только выполню заказ.

— Это сделают без вас, — сухо сказал обер–ефрейтор. — Не привлекайте к себе внимания, идите к выходу.

«Вот оно… Началось, — подумала Оксана, чувствуя знобящий холодок, какой всегда появлялся в груди в первые мгновения, когда она сталкивалась с неожиданной серьезной опасностью. — Итак, полное спокойствие и невозмутимость. Что может угрожать Анне Шеккер? Таинственные донесения, связные, радиопередатчики? Боже мой! Если в сером двухэтажном доме Анна услышит что–либо подобное, она от изумления не сможет произнести ни одного слова. И не надо слов — все скажут ее чистые наивные глаза. В них отразятся и искреннее недоумение, и ужас, и справедливая обида, и возмущение. Вперед, милая, славная Анна! Пусть сердце твое бьется ровно и спокойно: на твоем небосклоне нет ни одной тучки…»

Оксана, как была в фартуке, с белой кружевной накрахмаленной наколкой в волосах, шла впереди обер–ефрейтора к дверям. Черненькая официантка Варя, увидев Анну в сопровождении обер–ефрейтора из секретного отдела, бросила на нее тревожный взгляд, будто спрашивая: что–то случилось? Оксана ответила безмятежной улыбкой, и тревога в глазах Вари тотчас же сменилась деловитой озабоченностью.

На лестнице им встретился спускавшийся в столовую Иоганн Беккер. Замедля шаги, он окинул, казалось бы, совершенно равнодушным взглядом девушку, ее спутника и посторонился, пропуская их. Но Оксана была уверена, что он оглянулся и посмотрел им вслед. Он–то хорошо знал, где работает этот лощеный обер–ефрейтор.

Выйдя на воздух и увидев широкое зеленое поле аэродрома, девушка глубоко и радостно вздохнула. Она улыбалась рассеянной и легкомысленной улыбкой.

Иной раз Оксана сама удивлялась своему дару перевоплощения. Всегда, когда это было необходимо, в ее психике почти автоматически происходило спасительное раздвоение. Она не играла Анну Шеккер, она была Анной и Оксаной одновременно. Два чужих, враждебных человека существовали в одной оболочке, казалось бы, независимо друг от друга и даже не подозревая о столь близком соседстве.

И сейчас на душе у Анны, этой «русской немочки», было тихо и спокойно. Она радовалась тому, что вышла из душной и шумной офицерской столовой, и, шагая по тропинке к серому двухэтажному домику, с удовольствием подставила лицо теплому душистому ветерку. Щуря красивые, с подкрашенными ресницами глаза, она смотрела на легкие, удивительно белые на синем небе облака, на сочную траву, росшую по обе стороны тропинки, на скромные полевые цветы. Беспечная Анна не обращала внимания на шагавшего позади обер–ефрейтора, наклонялась и срывала на ходу смелые одуванчики с белыми пушистыми головками, сдувала с них легкие семена и веселыми глазами наблюдала, как их подхватывает и уносит ветер. Все было чудесным для Анны: и этот солнечный летний день, и сознание своей цветущей молодости, и ничем не омраченные, радужные девичьи мечты и надежды.

Ее вдруг срочно, очень срочно потребовали в домик, где, как она знала, находился какой–то секретный отдел, очевидно, контрразведка. Все это непонятно, странно и даже как–то неприятно. Какое может быть у контрразведчиков срочное дело к ней? Впрочем, у них много различных дел и обязанностей. Сейчас все выяснится, и ее любопытство будет удовлетворено. Не следует ломать над этим голову. Уже хорошо одно то, что она совершает такую приятную прогулку. Молчаливый обер–ефрейтор не в счет. Пускай себе молчит, сколько ему вздумается…

Так легкомысленно рассуждала Анна — внучка немецкого колониста. В то же время таившаяся в ней Оксана задавала себе тревожные вопросы и старалась быстро и хладнокровно найти правильные ответы на них. Где, когда, у кого и чем могла она вызвать какое–либо подозрение? Нет, поведение Анны Шеккер было безупречным. Выяснилось что–нибудь новое в биографии Анны? Ерунда. Она знает «свою» биографию на зубок, пожалуй, даже лучше, чем настоящая Анна. Может быть, знакомому летчику–лейтенанту показалось странным, что она из Эльзы Нейман превратилась в Анну Шеккер? Не опасно. Мало ли как она могла назваться при первом знакомстве с молодыми людьми… Это ее право на безобидную шутку, каприз, причуда. Многие девушки поступают именно так. К тому же знакомый лейтенант погиб смертью храбрых почти год назад. Предположим, что он, успел что–нибудь болтнуть об Эльзе. В таком случае контрразведка не стала бы тянуть целый год. Летчик и Эльза отпадают. Разгром группы, обслуживающей одну из раций? Все члены группы погибли. Связной — курносый подросток, ее давнишний знакомый по Ракитному — скрылся. Она сама помогла ему вырваться из лап полицаев. Предположим, его все же каким–то образом поймали. Он ничего не скажет. Проверено — он попадал в более сложные переплеты и никого не выдал. Остается последний связной, Андрей, ее Андрей…

Если бы шагавший позади Оксаны обер–ефрейтор заглянул в этот момент в лицо девушки, он увидел бы в ее глазах боль и страдание. На несколько мгновений Оксана победила Анну, прорвалась наружу.

Нет, нет, этого не может быть! Как она смеет даже думать об этом?.. Андрей, Андрей! Теперь ему известно главное. Какая тяжесть свалилась с ее сердца… Андрей знает, догадывается, какой огромной, страшной ценой приходится платить гитлеровцам за притворные улыбки его любимой.

Оксана прекрасно сознавала свою тайную, грозную для врага силу и гордилась, даже восхищалась ею. Она словно обладала какой–то волшебной палочкой… Гитлеровские генералы — люди, окончившие военные академии и имеющие огромный профессиональный опыт, люди, не только сведущие в своем деле, но и в отдельных случаях, несомненно, талантливые, люди, чьей мысли и воле были подвластны сотни тысяч солдат и офицеров, — эти люди у себя в штабах, в обстановке строжайшей секретности разрабатывали хитроумные планы военных операций. По их приказам дивизии шли в наступление или, закапываясь в землю, занимали оборону, их приказа было достаточно, чтобы тысячи танков собрались в бронированный кулак и тысячи крылатых машин поднялись в воздух со своим смертоносным грузом. Это действовал огромный, хорошо продуманный военный механизм, состоявший из бесчисленного количества вымуштрованных людей в мундирах и первоклассной техники, механизм, приводимый в действие согласно расчетам и планам высшего командования.

Какой ничтожно малой песчинкой могла показаться в этом мире замыслов вражеских полководцев, сражений, военных удач и поражений, в этом сплетении множества человеческих судеб скромная официантка офицерской столовой Полянского аэродрома!

Но вот она взмахивала своей волшебной палочкой… Маленький клочок тонкой папиросной бумаги с какими–то знаками попадал в руки надежных людей. Знаки на бумажке превращались в радиоволны, неслись через линию Фронта. И вдруг в колоссальной махине вражеского механизма портилась какая–то маленькая деталь. Эта испорченная деталь выводила из строя соседние, с ней связанные, и на какое–то время в ритме всего механизма слышались перебои. И кое–что в тщательно разработанных планах врага нарушалось, путалось, сдвигалось с места, расстраивалось, а иногда и летело ко всем чертям.

О, ради этого стоило рисковать жизнью, скрываться под личиной заурядной, ограниченной и враждебной ей Анны Шеккер, ежеминутно быть готовой к мучительной, ужасной смерти. Оксана знала, что в случае провала ожидает ее в таком вот скромном, безобидном на вид двухэтажном домике… На этот счет у нее не было никаких иллюзий.

У домика, окруженного невысокой, но широкой изгородью из перепутанной колючей проволоки, стоял часовой. С недобрым любопытством смотрел он на приближавшуюся к нему девушку, которую сопровождал обер–ефрейтор.

— Пропустить! — сказал обер–ефрейтор.

Часовой отступил на один шаг в сторону.

Они вошли в домик и начали подниматься по лестнице на второй этаж. Было тихо. Внизу, в какой–то комнате, стрекотала пишущая машинка.

— Налево. — скомандовал спутник или конвоир Оксаны, когда они поднялись на второй этаж. — Третья дверь направо.

Обыкновенная дверь, крашеная под орех. Что ждет Оксану там, за этим порогом? Ну, ну, начинайте свою игру в кошки–мышки… Любопытно, чем вы сможете ошеломить простушку Анну Шеккер?

Обер–ефрейтор постучал в дверь. Послышались шаги, дверь раскрылась, и на пороге появился капитан. Он был молод, хорошо сложен, с румянцем на всю щеку. За стеклами очков в тонкой золотой оправе — настороженные глаза.