Операция «Цитадель» - Богдан Сушинский

— Просто этот бунт, этот саботаж ваших бойцов убедил германское командование, что часть к боевым действиям не готова, — скептически обронил Штрик-Штрикфельдт. — И это неоспоримо. Причем не готова прежде всего по духу своему, по идеологической подготовленности.

— Но ведь готовили-то нас, ядр-рена, для борьбы не с партизанами, а с армейскими частями, отрядами НКВД.

— Где бы вы ни базировались, рядом всегда оказывались бы партизаны, которые делали бы все возможное, чтобы истребить вас. И что, во время каждого нападения вы бы объясняли им, что с партизанами не воюете, дескать, держите нейтралитет?

— Это была бы иная ситуация, — огрызнулся Меандров. — Германские штабы сразу же дали нам понять, что намерены использовать нас лишь как карательно-полицеское подразделение. Это вызвало сильное неудовольствие.

— Давайте сразу же уточним, — вновь осадил его Власов, — мы готовимся для борьбы против всех, кто выступает в защиту коммунистов и советов. Поэтому попытка германских властей нацелить ваш отряд на борьбу с партизанами — не может служить оправданием дезертирству. Так что, в стремени, и на рыс-сях.

— Не может, понимаю.

— И потом, объясните мне: вы-то сами, оказавшись в тылу у красных, каким образом намерены были действовать? Как армейская часть? В открытом бою, в окопах? Или все же диверсионно-партизанскими методами? То есть теми же методами, которыми действовали против вас партизаны в районе Острова. Так где же приобретать опыт в германском тылу, как не в антипартизанских акциях? И вы еще пытаетесь оправдывать своих несостоявшихся диверсантов.

В комнате воцарилось неловкое, томительное молчание. Напрашиваясь на встречу с Власовым, Меандров был уверен, что тот безоговорочно поддержит его. Немцы отступают на всех фронтах. А значит, мелким группам диверсантов действовать будет трудно и бессмысленно. Понадобятся более крупные подразделения, способные объединять вокруг себя всех недовольных советами, поднимать целые восстания. Именно поэтому он и предлагает создать целую десантную бригаду.

— Ну что ж, ядр-рена, — нарушил затянувшееся молчание Меандров, — выходит, я опять не вовремя, опять не у дел?

— Позвольте, господин генерал, — неожиданно вмешался в их разговор Штрик-Штрикфельдт, — насколько мне известно, Русский Комитет принял решение о создании офицерской школы РОА.

— Хотя офицеров и генералов у нас и так хватает, — заметил Власов, — красных[43], белых и новоиспеченных русско-германских.

— Уверен, что господин Меандров — один из тех офицеров, которые вполне могли бы возглавить эту школу. В том числе она могла бы готовить и офицеров для десантно-диверсионных частей, что можно было бы предусмотреть специальной программой обучения.

Власов настороженно взглянул на капитана. Ему не ясно было: то ли тот высказывает свое личное мнение, то ли его устами уже глаголет кто-то из генштаба вермахта. Обычно немцы любили ссылаться на любой мало-мальский авторитет любого начальника, даже если в этом не было особой необходимости; лишь бы подчеркнуть, что приказ или идея исходят свыше. Но только не Штрик-Штрикфельдт.

Этот русский немец прекрасно усвоил тактику партийной номенклатуры Союза, которая всегда, в любой ситуации старалась не ссылаться на конкретные имена, прикрываясь общими фразами типа: «в обкоме считают», «существует мнение», «мы тут с товарищами посоветовались» или «партия решила выдвинуть вас на важный участок хозяйственной работы…».

Вот и на сей раз капитан вермахта не стал уточнять, от кого именно исходит это предложение, а потому Власов тоже решил не рисковать. Чем черт не шутит, вдруг из этого полковника действительно получится прекрасный начальник офицерской школы!

— Такая школа действительно создается? — только для того и спросил Меандров, чтобы подчеркнуть, что его инициативы в этом предложении нет.

Вместо ответа Власов извинился и попросил его выйти на пару минут за дверь, объяснив, что ему с капитаном следует посоветоваться. Меандров с сожалением взглянул на сервированный стол, словно не верил, что ему удастся вернуться сюда, но все же покорно вышел.

— Итак, у нас есть возможность прямо здесь и сейчас решить один из важных кадровых вопросов в высшем эшелоне освободительной армии, — взял инициативу в свои руки Штрик-Штрикфельдт. — Кандидатура названа: полковник Меандров.

— Согласен, что в общем-то лучшего офицера-строевика, с фронтовым опытом и командирской практикой, нам вряд ли удастся сейчас подыскать, — дипломатично согласился Власов. — Хотя в принципе можно было бы назначить кого-либо из моих генералов. Потому что каждый из них — в стремени, да на рыс-сях.

Штрик-Штрикфельдт разочарованно посмотрел на командарма и великодушно улыбнулся.

— И вы сумеете назвать имя этого генерала?

— Надо бы подумать.

— Действительно, стоит подумать. Причем не только о другой кандидатуре, но и о том, стоит ли сейчас ударяться в поиски этой «другой» кандидатуры. Вы ведь сами только что сказали, что «лучшего офицера-строевика с фронтовым опытом и командирской практикой» нам вряд ли удастся найти.

— Не отрицаю, говорил.

— И еще одно: если вы готовы издать приказ о назначении Меандрова, то с германским командованием его кандидатуру я согласую очень быстро, поскольку о ней уже состоялся определенный обмен мнениями. А вот удастся ли столь же быстро согласовать кандидатуру, которая будет названа вами, этого я не знаю.

Власов снял очки и долго, нервно протирал стекла толстыми, огрубевшими крестьянскими пальцами. Он так и не смог понять, почему ему навязывают кандидатуру Меандрова. То ли капитану попросту навязали ее, то ли он сам по каким-то причинам заинтересован в том, чтобы во главе офицерской школы оказался именно этот русский? Не найдя ответа, командарм попросил капитана вновь пригласить Меандрова.

— Ну, посовещались мы тут, посоветовались, — молвил Власов, не предлагая Меандрову сесть, — и решили, что офицерскую школу Русской освободительной армии все же следует принять вам, полковник. Штабной опыт, командирская выучка — все это у вас есть, а остальное само собой приложится.

— А как нам быть с десантно-диверсионной частью и с такой же школой?

Власов поморщился, словно пытался успокоить разыгравшуюся зубную боль. Реакция полковника ему явно не понравилась.

— Даст бог, когда-нибудь создадим и свои десантные подразделения, — процедил он, поднимаясь и, таким образом, давая понять, что аудиенция завершена.

— Вот тогда мы и развернемся, ядр-рена! — оживился Меандров, совершенно не воодушевившись тем, что ему опять предлагают тихую тыловую службу в глубине Германии.

24

Послание регента Хорти на стол Сталину положили еще до того, как сама миссия, во главе с жандармским генерал-полковником Фараго Габором, прибыла в Москву.

— Неужели у Хорти не нашлось ни одного верного ему армейского генерала, которого он мог бы прислать на переговоры, кроме какого-то жандармского инспектора? — поморщился маршал, обращаясь к наркому иностранных дел Молотову и к первому заместителю начальника Генштаба Антонову. — Или, может, адмирал Хорти считает, что для переговоров с маршалом Сталиным жандармского инспектора достаточно?

Молотов давно знал, что Коба с ненавистью и презрением воспринимает все, что связано с упоминанием о жандармах независимо от того, к каким временам и каким странам это относится.

— Очевидно, у регента уже не нашлось никакого другого генерала, — ответил министр, — на которого он мог бы положиться и за которым бы гестапо и служба безопасности СС не установили наблюдение.

— Понимаю, Хорти теперь не только от германцев, но и от своих прячется.

— Положение у него действительно сложное. Гитлер знает о намерении Хорти заключить с нами сепаратный мир, поэтому недавно в Венгрию были введены дополнительные германские части, в том числе и дивизия Ваффен-СС, которая дислоцируется сейчас в Будапеште. Недавно Гитлер вызывал регента к себе в ставку и, судя по всему, сделал ему нагоняй, потому что по Будапешту даже расползлись слухи о том, будто фюрер намерен арестовать Хорти и на его место назначить руководителя венгерских нацистов Ференца Салаши.

— Этот регент, — слово «рэгэнт» Сталин произносил с неизгладимым кавказским акцентом, приправленным столь же неизгладимым сарказмом, — понимает, что он привел свою страну к катастрофе, и теперь пытается предстать перед венгерским народом и всей Европой, как миротворец. Но мы ему этого не позволим. Он предстанет тем, кем он есть на самом деле. Скажите мне, нарком иностранных дел, замечены ли попытки «рэгэнта» наладить переговоры с нами по каким-то дипломатическим каналам третьих стран. И что вам известно о последних попытках Хорти вести подобные переговоры с нашими союзниками?