Нисхождение - Патриция Хайсмит

Они уселись за столик рядом с двумя арабами, полностью поглощенными беседой друг с другом.

— Как тебе это нравится? Адамс буквально вцепился в меня зубами вчера ночью. Он сказал, что пара, живущая в соседнем бунгало за мной, слышала крик, а также грохот падения и стук дверью. Закрывшейся изнутри дверью. Представляешь, НОЖ не поленился допросить соседей. Будто он не кто иной, как сам комиссар Мегрэ.

Иенсен улыбнулся:

— Как ты его называешь?

— НОЖ. Наш Образ Жизни. Американский образ. Он всегда его проповедует, разве ты не заметил? Бог, Доброта и Демократия! Они спасут мир.

Кускус на этот раз был гораздо лучше обычного, с большим количеством мяса.

— Я отрицал все, за исключением того, что тоже слышал крик, — продолжал Ингхэм. — Я отрицал, что открывал свою дверь. — Иенсен, воспринявший смерть Абдуллы с такой легкостью, словно дело касалось раздавленной блохи, располагал Ингхэма к откровенному разговору.

Иенсен улыбнулся и тряхнул головой, как бы удивляясь, как можно тратить столько времени на подобные пустяки.

Ингхэм попытался заинтересовать Иенсена:

— Адамс начал расследование в духе Порфирия Петровича[23] или знаменитых английских сыщиков. «Я догадываюсь, что вы сказали мне не всю правду, Говард. Вам станет легче, если вы это сделаете».

— А как, ты сказал, ведут себя те французы, которые живут за тобой?

— Они уехали. Там теперь немцы — муж и жена, я полагаю. И ты знаешь, Андерс, я вчера едва не выложил НОЖу всю правду. Как ты думаешь, что случилось бы? Что он станет делать? Торжествовать? Радоваться, что разгадал загадку? Я не думаю, чтобы это имело для меня большое значение.

— Он не сделал бы ничего, абсолютно ничего. Вы вели разговоры об институте правосудия? Чушь собачья. Меньше всего на свете этой стране хочется свести нос к носу на суде воров и туристов. Американцы просто чудаки.

На следующий день Ингхэм перевез свои чемоданы на новую квартиру и вместе с Иенсеном отправился на базар купить кое-что из хозяйственных вещей: пару банных полотенец, метлу, две кастрюльки, маленькое зеркало, чтобы повесить на стену, несколько стаканов, чашек и блюдец. Соседи явились со столом, не слишком большим, но довольно увесистым и прочным. Со стулом возникли осложнения, но Иенсен уговорил Мелика за динар и пятьсот миллимесов расстаться с одним из своих.

Во вторник утром Ингхэм въехал в новое жилище. Он так старательно протер кухонные полки, так что они стали почти чистыми, хотя он теперь не слишком-то привередничал. Это было все равно что поселиться в сарае; неожиданно все его представления о чистоте, безупречной чистоте и комфорте совершенно изменились. Ящик из-под фруктов служил ему ночным столиком, лампочка под потолком — светильником для чтения, заставлявшим вытягивать голову высоко из кровати, когда ему хотелось почитать лежа. Его второе одеяло — казенное тряпье, свернутое валиком, — служило подушкой. Грязную одежду Иенсен посоветовал отдавать в стирку девочке-подростку из соседнего дома.

За понедельник и вторник Ингхэм написал в общей сложности восемнадцать страниц. Иенсен одолжил ему три свои картины на выбор. Ингхэм не стал просить у него выпотрошенного араба, поскольку решил, что Иенсен сжился с ним сердцем, и ему не захотелось их разлучать. Он выбрал картину с испанской крепостью, довольно грубо набросанной, с бежевым песком на переднем плане, голубым морем и таким же голубым небом на заднем фоне. На второй картине в дверном проеме на белой ступеньке сидел арабский мальчик в широком балахоне, с печальными глазами, совершенно покинутый и одинокий. Третья изображала один из иенсеновских оранжевых хаосов; Ингхэм затруднялся сказать, что на ней нарисовано, но композиция ему почему-то нравилась.

Каждый день Ингхэм наведывался к стойке администратора в «Ла Рен» и в контору администрации бунгало, чтобы справиться о корреспонденции, хотя он сообщил Ине и своему агенту новый адрес — улица Эль-Ут, дом 15. Однажды он встретил Мокту и купил ему пива. Мокта был удивлен и восхищен тем, что Ингхэм перебрался жить в такое место. Он хорошо знал эту улочку.

— Одни арабы, — улыбнулся Мокта.

— Но это же интересно, — также улыбаясь, ответил ему Ингхэм.

— А! Это уж точно.

Кондиционер, которого добивался Ингхэм, так и не появился, Мокта даже не упомянул о нем, так что Ингхэм не стал даже спрашивать.

В среду Ингхэм пригласил Адамса к себе в гости. Он дал одному из сыновей Мелика пару сотен миллимесов, и тот снабдил его несколькими кубиками льда. Ингхэм встал на улице, поджидая Адамса, чтобы проводить его в дом. Адамс с интересом оглядывался по сторонам, пока они шли узкими проулками. Арабы глазели на Ингхэма, теперь они также останавливались, чтобы поглазеть на Адамса.

Ингхэм превратил свой рабочий стол в столик для коктейлей. Его пишущая машинка и стопка бумаги были аккуратно составлены на пол в углу.

— Вот как. Тут действительно все весьма просто! — рассмеялся Адамс. — Если не сказать — голо.

— Да. Так что не утруждайте себя комплиментами по поводу декора. Я их и не жду. — Он взял с подноса то, что осталось ото льда, бросил по нескольку кубиков в стаканы, а остальные положил обратно на поднос, поскольку он был прохладнее.

— Как вы собираетесь обходиться без холодильника? — спросил Адамс.

— О, я покупаю еду в маленьких банках и тут же съедаю ее. И не больше пары яиц за раз.

Сейчас Адамс исследовал кровать.

— Будем здоровы! — произнес Ингхэм, протягивая Адамсу его стакан.

— Будем! — кивнул Адамс. — А где же ваш друг?

Ингхэм сказал, что его комнаты находятся под комнатами Иенсена.

— Он спустится к нам через пару минут. Наверно, работает. Садитесь. Можно на кровать, если хотите.

— Здесь есть ванная комната?

— Есть кое-какое приспособление. Во дворе. Туалет. — Ингхэм надеялся, что Адамс не станет его осматривать. Еще пару минут назад ему было плевать на это, подумал он.

Адамс уселся.

— И вы можете здесь работать? — с сомнением в голосе спросил он.

— Да, а почему пет? Не хуже, чем в бунгало.

— Вы должны следить за тем, чтобы у вас было достаточно еды. И свежей еды. Что ж, — он поднял свой стакан, — надеюсь, вам здесь понравится.

— Спасибо, Фрэнсис.

Адамс посмотрел на оранжевый хаос Иенсена. Это была единственная картина из трех, на которой стояла его подпись. Адамс улыбнулся и покачал головой:

— Только от одного взгляда на эту картину мне становится жарко. Что это такое?

— Я не знаю. Вам надо спросить у Иенсена.

Иенсен спустился к ним. Ингхэм налил ему скотч.

— Вам что-то удалось узнать о собаке? — участливо поинтересовался Адамс.

— Нет.

Их разговор протекал довольно скучно, но вполне дружелюбно.

Адамс поинтересовался, на какой срок Ингхэм снял эти комнаты и какую сумму заплатил за них. Для второго круга выпивки льда уже не осталось. Иенсен расправился со своим вторым стаканом довольно быстро и, извинившись и сославшись на то, что должен работать, оставил их вдвоем.

— У вас есть какие-то новости от вашей девушки? — поинтересовался Адамс.

— Нет. Она, видимо, ждет моего письма. Может, сегодня.

Адамс взглянул на свои часы, и Ингхэм вдруг вспомнил, что сегодня среда и Адамсу надо домой, чтобы вести свою вечернюю радиопередачу. Ингхэм испытал некоторое облегчение: ему совсем не хотелось ужинать вместе с Адамсом.

— Вчера я ездил в Тунис, — сообщил Адамс. — Там мне попалось грязное слово, написанное на одной из портняжных мастерских — по всей видимости, еврейской.

— О?

Адамс кашлянул.

— Я не знаю, что значит это слово. Но я спросил у одного араба. Тот рассмеялся. Это одно из тех слов, которые не переводятся!

— Я уверен, у евреев сейчас тяжелые времена, — небрежно заметил Ингхэм. — Фотография «Восставшая Арабия» в одном из воскресных номеров «Обсервер» могла вдохновить на геройство любого: открытое море, орущие рты, грозящие кулаки, готовые сокрушить все и вся.

Адамс поднялся:

— Мне пора возвращаться к себе. Вы помните — сегодня среда. — Он направился к двери. — Говард, мой мальчик. Я не знаю, как долго вы собираетесь торчать в этой дыре.

«Он стоит достаточно близко от открытой двери, чтобы увидеть туалет, — подумал Ингхэм. Иенсен только что воспользовался туалетом, а он, выходя, никогда не закрывал за собой дверь.

— Я не считаю, что здесь уж так плохо… при такой погоде. Но вряд ли вам будет здесь удобно. Я посмотрю, как вы запоете, когда вам захочется холодного лимонада… или просто как следует выспаться ночью! Вы, кажется, решили наказать себя этим… «хождением в туземцы». Вы ведете жизнь человека с душевным надломом, но ведь вы не такой.

Совсем не такой.

— Мне иногда нравятся перемены.

— У вас что-то на уме, что не дает вам покоя.