Глаза Фемиды - Аркадий Петрович Захаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Завернутого в шинель, ревизора-йога привезли в психолечебницу. При одном взгляде на трясущегося старика, главврач определил: «Наш контингент. В общую палату его. После праздника разберемся с диагнозом, а сейчас некогда». Нужно было опохмелиться и прийти в себя.
«Вам это даром не пройдет», — пообещал красный партизан. Он не бросал слов на ветер. Но жаловаться на свое незаконное задержание и помещение в психолечебницу дальновидно не стал. Нашелся другой повод поквитаться. К своему удивлению, в палате он встретил Миронова, которого знал по работе. Трех праздничных дней, когда врачи пациентов не трогали, Колонтайцу и ревизору хватило, чтобы объясниться и наметить план освобождения. Между тем, после праздника ревизора хватились в райкоме профсоюза, обнаружив в своем кабинете неубранную раскладушку, слегка стоптанные сапоги, брюки и китель ревизора. Но самого ревизора ни в комнате, ни на этажах, ни в женском туалете не обнаружили. В последней надежде позвонили в милицию. Там обрадовались: «Так это оказывается, ваш? А мы его уже в дурдом отправили…»
Ревизор сдержал свое слово: история с Колонтайцем стала достоянием широкой гласности и в устах народа приобрела неисчислимые и удивительные подробности, вроде того, что начальник милиции по пьяни бегал вокруг райкома в трусах, а Колонтаец его задержал, за что угодил в психушку: только дурак может мешать начальнику милиции. Но главное, то, что красный партизан не растратил высоких связей среди ветеранов партии, которые организовали разбирательство, в результате которого главврача сняли, Ермакова перевели служить на Север, а Колонтайца из психолечебницы выпустили, старательно забыв снять с учета и отменить диагноз: «параноидальное развитие личности — навязчивая идея». На прежней работе, кадровик небрежно протянул ему трудовую книжку: «Вы уволены по непригодности. Сами понимаете, что мы не можем оставить Вас ни в какой должности».
Колонтаец оказался опять один в чужом и враждебном мире: без жилья, без работы, без семьи и даже без друзей, которые стали его чураться. Со всем этим у Миронова возникла неразрешимая проблема: кто же решится принять на работу параноика с навязчивой идеей грабить? Хорошо еще, что в оргнаборе оказались неразборчивы и приняли в Неганскую экспедицию геодезистом: в тайге банков нет. На тяжелой работе стал забываться и оттаивать Колонтаец. Его заприметил начальник, и снова забрезжила на его жизненном горизонте звездочка надежды на удачу. Но разгореться так и не успела.
В поселке Нега произошла цепь загадочных преступлений, венцом которых стала пропажа кассира экспедиции вместе со всей ее месячной зарплатой, по пути из банка. На расследование был направлен тот самый капитан милиции Ермаков, который среди работников экспедиции сразу опознал Колонтайца и наметил его в разработку, как одного из подозреваемых.
Тринадцатого августа он вызвал Колонтайца на допрос и долго мытарил, все выспрашивая про ограбление магазина, колхозной зверофермы и пропажу винтовки. Колонтаец, конечно, догадывался, что все усилия Ермакова пришить ему дело — дохлый номер, но все-же насторожился и испугался основательно: пребывание в психушке еще не забылось. А когда ровно через тринадцать дней загадочно исчезла вся касса экспедиции, Колонтаец разволновался уже не на шутку: психушка, а то и хуже, снова замаячила — из всей команды вербованных он единственный носил ореол грабителя банков. Значит, если кому и шить ограбление кассира — то только ему и никому больше. А в справедливость Миронов давно уже перестал верить — не мальчик. Сидеть же в камере даже предварительного заключения, для подследственных, Антону не улыбалось. Ведь она так и называется — предварительного, что заранее предполагает последующую окончательную посадку в нее заключенного.
Прав ты или не прав перед законом — никто особо разбираться не будет: советская милиция не ошибается. И точка. Если попал под следствие, получил обвинительное заключение — значит, никакой адвокат тебе не поможет.
И Миронов Антон Аркадьевич, по кличке Колонтаец, пришел к выводу, что самое благоразумное при его репутации, пока не поздно, — уехать от греха подальше под предлогом уклонения от алиментов. И уволился из экспедиции.
В добром расположении духа, с трудовой книжкой в кармане, рюкзаком на спине и гитарой на груди пошел он на пристань к пароходу.
Потому как еще не знал, что Ермаков отправил телеграмму с требованием задержать Миронова и снять с парохода в Сургуте.
По данной на всякий случай телеграмме начинающего оперуполномоченного Ермакова, Колонтайца сняли с парохода на пристани Сургут и, не объясняя причин задержания, препроводили «в холодную». Именно в «холодную», поскольку в царские времена Сургут, изначально возведенный казаками-первопроходцами как городострог на торговом пути, после ликвидации за ненадобностью государевой таможни, во избежание упадка и вымирания, был определен как место ссылки исключительно политических, для которых тюрьма считалась излишеством. Последний сургутский становой пристав вообще не видел в ней надобности, из-за отсутствия нуждающегося в ней контингента и собирался ликвидировать. Весь Север тюрьма, да еще какая. А для весьма редких уголовных и пьяных буянов хватало и обычного амбара приспособленного под «каталажку». (Слово это сохранилось в арестантском лексиконе со времен еще парусного флота, на котором существовал порядок забуянивших или проштафившихся матросов выдерживать до прихода в чувства в «такелажке» — кладовой для парусов и канатов). По этой самой причине Сургут накануне революции обходился без тюрьмы. Пришедшие на смену самодержавию, совдепы не изменили традиции амбарного содержания арестантов, оставив ту же каталажку, но уже переоснастив ее в соответствии с требованиями времени и политической обстановки трехэтажными нарами из теса.
В зависимости от требований момента и времени года, каталажка то наполнялась, то опоражнивалась, но большей частью — пустовала из-за отсутствия постояльцев и миролюбивого характера населения. Поэтому милицейское начальство даже и не задумывалось о строительстве новой «камеры предварительного заключения» — чтобы без острой надобности не тревожить Управление и не привлекать к себе вышестоящего внимания.
В эту самую вонючую «каталажку» и впихнули Колонтайца после задержания без предъявления каких-либо
