Глаза Фемиды - Аркадий Петрович Захаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В перерыв, когда помещение отдела опустело, он созвонился с Татьяной: «Сегодня приду к тебе навсегда». На другом конце провода что-то щелкнуло и раздался знакомый и усталый голос: «Не надо этого делать».
- Но почему же? Ведь ты тоже этого хочешь?
- Я хочу снова сойтись со своим мужем: дочь не должна расти без отца, — возразила Татьяна.
- Но я же люблю тебя! — продолжал настаивать Колонтаец.
- Этого мало, — Татьяна не переставала упрямиться, но по оттенкам интонации Миронов уловил, что делается это не очень уверенно.
- Я тебе тоже нравлюсь. И даже больше того: ты меня тоже любишь, — не сдавался Антон. — Мы оба нужны друг другу — неужели так трудно понять?
- Я не связываюсь с женатыми. — В голосе Татьяны появились стальные нотки.
- Я разведусь, — неуверенно пообещал Миронов.
- Посмотрим, — все поняла и засомневалась Татьяна.
Вечером Антон впервые поцеловал ее в губы. Они оказались мягкими и приятными с легким ароматом сигарет «Родопи».
- Как ты классно целуешься. Вот ты, оказывается, какой умелый бабник, — выдохнула она, на миг оторвавшись. — Если ты и во всем остальном такой же умелец, я за тобой на край света пойду… Однако на ночь Антона у себя не оставила: «Не забывай, что на меня дочь смотрит. Разведись сначала».
Антон недолго балансировал на кромке обрыва: решился на заявление о разводе.
Теща молча радовалась своей победе, а номенклатурный тесть угрожающе шипел: «Анкету мне портишь, змееныш. Паскудства не прощу — наплачешься». Антон с легким сердцем махнул на все рукой и отправился в непредвиденную, как всегда, командировку на Ямал. Возвратиться удалось не очень скоро.
Прямо из аэропорта, за последние гроши, на такси примчался Антон к своей Татьяне: «Здравствуй, моя любимая!» Татьяна, черная и зареванная, уклонилась от объятия: «Я возвращаюсь к мужу».
- Как же так! — застонал от боли несчастный Колонтаец. — Ты же мне обещала! Я всю жизнь свою положил к твоим ногам — так не вытирай их о мое сердце! И не губи светлую любовь нашу!
- Другие губят: тебя на Ямал не случайно загнали — чтобы от меня изолировать. И пока ты там комаров кормил, меня из партии скоропостижно исключили за аморальное поведение, разложение и разрушение молодой семьи.
- Но ты же ни в чем не виновата! — всплеснул руками Антон.
- А кому надо этому верить и разбираться? Ты же знаешь, кто у нас в партбюро собрался: они на твоего тестя молиться готовы и по одному его слову способны собаку съесть, не то, что одинокую и беззащитную женщину. Придумали: профсоюзы — школа коммунизма. Не школа, а отстойник для отбросов партаппарата — сборище блатных и бывших. Я теперь тоже бывшая — Маркелов уволил меня по непригодности. И жаловаться на него некому. При моей профессии такая запись в трудовой — все равно, что волчий билет. Один у меня выход — уезжать.
- Мы вместе уедем! — решительно заявил Антон, сам в это уверовав.
— Нет, — я уже мужу слово дала, что возвращусь.
- Но ты же меня любишь! — попробовал последнее средство Антон.
- Забуду, ради дочери. Такая я, — сказала, как отрезала, Татьяна. — А ты уходи: тяжело мне возле тебя, ой как тяжело — жить не хочется. Не хотела я с тобой больше встречаться-видеться, да не успела. Пусти, мне на переговорный пункт пора…
И так все это было высказано, что сердцем понял Антон: не склеить разбитое. Уходит его неожиданная радость, светлая надежда, первая и последняя настоящая любовь. Уходит навсегда, как уходят из жизни. Да так оно и было на самом деле: одевалась его любимая, чтобы навсегда уйти из жизни Антона. В детдоме и на флоте мужчиной воспитался Антон. А значит, привык и умел держать удар. И ни перед кем еще не падал на колени и не просил униженно, а здесь готов был упасть. Не поняла, не оценила его любимая, на что пошел Колонтаец, чтобы так вот сломаться. Поднялся со стула Миронов, стряхнул с лица унижение и снял со стены гитару: «Спой на прощание».
Не смогла отказать Татьяна в последней просьбе, дрогнула ее душа и задрожали под рукой грустные струны:
«Как нам трудно сойти с надоевшего круга. Каждый лист у судьбы до конца разлинован. Видно от роду нам суждено друг без друга Жизнь прожить до конца. И не сможем иного…»Не смогла допеть до конца Татьяна и навзрыд заплакала. На настенном календаре было тринадцатое августа, число для Антона роковое. А на тумбочке под зеркалом три махровых пиона в вазе — нечетное число. Антон вынул из вазы белый и сломал: «Это моя судьба». — «А это мы с мужем остались. — Татьяна отодвинула подальше от Антона два красных. — Только не пойму: почему четное число несчастливое?»
На работу Антон явился надломленным, как после похорон матери. Терпеть ухмылки и деланное сочувствие сослуживцев не было никаких сил, и Миронов почти обрадовался вызову на аварию: в одном из районов взорвался отопительный котел и пострадали трое. В кругу лиц, которые могли быть признаны ответственными за происшедшее, фигурировал и родственник секретаря райкома. Главный технический инспектор, инструктируя Миронова, на прощание дважды упомянул об этом существенном обстоятельстве и предупредил, чтобы техинспектор не зарывался и вел себя поосмотрительней. Но напутствие многоопытного шефа Антон пропустил мимо ушей: из головы не шло расставание с Татьяной. Теперь уже не Татьяной, а снова Татьяной Васильевной.
Технический инспектор Миронов привык отыскивать глубинные причины всевозможных аварий и потому свою беду рассматривал не иначе как аварийную ситуацию и потому попытался вычислить ту причинную связь, которая вызвала к жизни необыкновенную и романтическую любовь, разбудила дремавшие сердца. Разбудила, столкнула их безжалостно, да и разбила вдребезги и
