Керенский. Вождь революции (СИ) - Птица Алексей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У того на мгновение промелькнула небольшая гримаса, но он быстро овладел собою и переключил разговор на другую тему, проигнорировав заданный вопрос.
— Да, вот и суть моего предложения, вслед за вопросом. Мне, как секретарю ложи, поступил сигнал от сами знаете кого. Вот этот сигнал, — Гальперн положил на стол перед Керенским обрывок бумажки с нарисованным на нём геральдическим знаком, на котором была изображена девушка и надпись на латыни Regnum. Девушка напоминала символ свободы, точнее, одну из её интерпретаций.
— Так, и что? — спросил Алекс.
— Ты не понимаешь? — недоуменно спросил его Гальперн. Он взял обрывок и сжег его с помощью спички, а потом тщательно размял пепел в пальцах.
— Догадываюсь. Я не всё помню, Александр, после того, как меня сбила лошадь. Вся атрибутика и ритуалы, а также многие события и лица испарились из моей головы после одного сотрясения. Боюсь, я не смогу больше использовать влияние нашей ложи в полной мере из-за этого. Но, по мере сил, буду всячески помогать тем лицам, которые знают и умеют больше меня. В том числе и потому, что сам я на это сейчас пока не способен.
Гальперн настороженно смотрел на Керенского, не веря, и в то же самое время веря. Не мог человек так сильно измениться за одну неделю просто так. Не было никаких предпосылок к этому. Предательство бессмысленно, власть уже получена и будет увеличена благодаря поддержке членов ложи. Тогда зачем отрицать саму ложу и её приказы?
— С царским семейством надо что-то решать.
— Безусловно, но не сейчас и не мне. Они арестованы и находятся под охраной. Все монархисты либо убиты, либо затаились, либо дезорганизованы и не посмеют прийти на помощь царю. Кроме того, их должен кто-то объединить и снова захватить власть военным путём. Но кто это сделает? Кучка офицеров и монархистов? Этих сил явно не хватит, а солдаты за ними не пойдут, так же, как и рабочие. Царь обречён, и должен это понимать, как умный и политически грамотный человек. Его судьба решится в течение года, но сейчас, в самом начале революции, это не нужно делать. Слишком мало времени прошло, могут начаться волнения и ноты протеста от союзников. Проигнорировать такое они не смогут, как бы ни хотели сами такого поворота дел. Пусть пока отдыхает от государственного управления, а там посмотрим.
— Хорошо, я так и передам. Главное дело уже сделано, и теперь все братья будут нам помогать в открытую. Это и к лучшему. Наша организация целиком выполнила взятую на себя роль. Дальнейшие события покажут, куда нам идти дальше.
— Согласен. А, и насчёт законов. Нужно подготовить приказ по министерству и указ по всей России: всем ведомствам и службам руководствоваться старыми законами Российской империи, кроме законов о самодержавии. Данные законы упразднить, вплоть до созыва Учредительного собрания. Все законы, поддерживающие и регламентирующие монархию, отменить волею Временного правительства. Надеюсь, что все остальные министры и Председатель правительства со мною согласятся и подпишут этот указ.
— Согласятся, Александр Фёдорович, не сомневайся! Ещё бы они не согласились! А Петросовет тебя полностью поддержит в этом. Ну-с, тогда я пошёл.
— Дерзай, Александр Яковлевич, а я всё подпишу.
На том, собственно, они и расстались. Через несколько минут после этой беседы в дверь раздался очередной стук. После разрешения в неё просунулась голова секретаря и порученца Сомова.
— А, Владимир, никак ты список мне принёс.
— Точно так, господин министр.
— Ну, тогда клади его быстрее мне на стол, а то время не ждёт. Приказ о всеобщей амнистии подготовлен?
— Сию минуту!
Сомов исчез, чтобы снова появится через пару минут с отпечатанными на печатной машинке листами.
— Вот, пожалуйте, Александр Фёдорович.
— Угу, что же тут у нас получается?
Пробежав по тексту глазами, Алекс Кей зачеркнул одну непонравившуюся ему фразу, добавил другую и передал листки Сомову.
— Переделать и мне на подпись. Сегодня же опубликуем. Да, еще надо сходить к князю Львову и подписать у него.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Будет сделано, — отозвался Владимир и исчез, вернувшись через полчаса с отредактированным указом. Подписав его, Керенский наконец-то смог заняться принесённым Сомовым списком арестованных. А он оказался весьма интересен.
Тут были бывшие царские министры, генералы жандармерии и охранки, морские и армейские офицеры. В отдельном списке состояли морские офицеры, арестованные в Кронштадте. Здесь была проблема. Кронштадтский совет не собирался никому отдавать своих арестованных, а с матросами ссориться пока не хотелось. Вообще, что там творилось, было не совсем непонятно. На будущее, Керенскому до зарезу нужен был русский адмирал, озлобленный до крайности и ненавидящий революционеров. Только с таким можно было решить проблему Кронштадта.
В череде незнакомых ему фамилий, большинство из которых были в невысоком звании, он всё-таки смог увидеть фамилию вице-адмирала. Напротив его имени стояла информация о том, что он принимал участие в подавлении восстания матросов в 1905 году в Гельсингфорсе. Это был вице-адмирал Александр Парфёнович Курош.
От него Алекс Керенский перешёл к другим лицам, и взгляд тут же зацепился за новую фамилию — Глобачёв Константин Иванович, начальник Петроградского охранного отделения Департамента полиции Министерства внутренних дел, генерал-майор. С этим человеком определённо нужно было побеседовать. Находился он под арестом в Трубецком бастионе Петропавловской крепости.
Следующим оказался полковник Васильев Владимир Львович, начальник особого отдела Департамента полиции. Были ещё и другие лица, которые могли оказаться полезными. В конце списка проходили весьма примечательные люди. Одним из таких персон оказался лидер одной из партий черносотенцев Дубровин Александр Иванович, лидер «Союза русского народа» и Николай Максимович Юскевич-Красковский, лидер боевой дружины черносотенцев. И с тем, и с другим следовало побеседовать, пока они живы.
Перед самым уходом Керенского в его кабинет буквально ворвался министр торговли и промышленности Коновалов.
— Саша, ты знаешь, князь Львов только что подписал указ о твоём назначении министром внутренних дел. Поздравляю тебя!
— Спасибо, Саша, — отозвался Алекс и крепко обнял своего «друга». Странно, но он действительно стал ощущать к этому наивному в политическом смысле человеку большую симпатию. Чем-то он напоминал ему Винни-пуха, только менее целеустремлённого и склонного к драматизации ситуации.
— Спасибо тебе, Александр Иванович, что вы подошли к Львову, вы очень мне помогли! Теперь у меня развязаны руки. Я сделаю всё, чтобы не выпустить бразды правления милицией и юстицией из-под контроля. Торжественно обещаю тебе это.
— Полноте, Саша, я так рад за тебя!
— Тогда, может быть, коньячку?
— А давай!
Керенский полез в стол и выудил оттуда бутылку прекрасного французского коньяка. Фуршет вышел весьма скромным из-за малого количества участников и отсутствия женщин. Коньяк десятилетней выдержки, тем не менее, оказался чудесным, а доставленный из ближайшего ресторана ужин превосходен.
Домой их развозил шофёр уже весьма подшофе. В автомобиле они без умолку разговаривали, мололи всякую чушь пьяными языками и уверяли друг друга, что всё хорошее впереди, а всё плохое осталось при царе.
Что интересно, Алекс Керенский всё это воспринимал вполне серьезно и ни разу не покривил душой. Он сейчас действительно верил в то, что говорил. Его душа окончательно смирилась с неизбежным, ведь тело прежнего Керенского полностью принадлежало новому подселенцу. И с этим, увы, ничего нельзя было поделать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Можно было, конечно, устроить эксперимент и застрелиться, в надежде вернуться обратно, но что-то подсказывало ему, что это будет обыкновенным самоубийством и его душа не сможет больше вернуться в старое тело, а уж, тем более, в свою эпоху.
Грустно вздохнув, Алекс стал петь песню вместе с Коноваловым, не понимая, ни что он поёт, ни зачем он это делает. Просто он отдыхал умом. Впервые ему представилась такая возможность, и Керенский воспользовался ей на полную катушку.