Советские космонавты - Михаил Ребров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бабушка говорила, что ночью весь город спит. Не спят только шахты. Они никогда не спят. Там, под землей, люди круглосуточно добывают уголь. Утром по улицам двигался людской поток — конец смены. Торопливо собиралась мать — она работала в горняцкой поликлинике хирургом. «Шахтерский доктор» — называли ее в округе.
Борис каждое утро провожал глазами этот рабочий поток, и его неудержимо тянуло влиться в него, спуститься в шахту. Глубина манила своей таинственностью. И вот первый спуск. Это было в школьные каникулы. Ребятам показали настоящую шахту. Сначала они были просто экскурсантами, потом ходили на субботники: помогали взрослым как могли, гордились первыми трудовыми рублями. На эти деньги Борис покупал книги. Одна из них поведала ему об удивительной судьбе летчика Анатолия Серова. В ней рассказывалось о войне в Испании, об испытаниях самолетов, о смелых и мужественных людях.
Мальчишку взволновала биография летчика, у которого отец был горняк и который вырос в таком же городке, как и Прокопьевск.
Вот ведь как бывает в жизни: ни разу не встречал человека, а он вдруг ворвался ураганом в твое сердце и повел за собой. И уже не земля, а небо звало Бориса, звало настойчиво. Решено: он будет летчиком. Так и объявил об этом дома.
— Летчиком? — удивилась мать. — Почему именно летчиком? Ты не представляешь, что это за профессия. Даже самолета вблизи не видел.
«Мальчишка еще, потому так легко смотрит на жизнь,- думала она. — Позавчера хотел быть шофером, вчера шахтером. Сегодня — в авиацию... Повзрослеет, во всем разберется...»
Но новое увлечение не было мимолетным. Борис увлекся авиамоделированием, строил самолеты с резиновыми моторами, пытался соорудить реактивную вертушку по собственным чертежам. Посмотреть на пробный запуск пришел весь класс.
Потом Борис мастерил реактивный снаряд и ракету. Как признанный авторитет выступал перед кружковцами с лекцией об авиации. Когда его принимали в комсомол, кто-то из работников райкома спросил:
— Книги читаешь, Волынов?
— Читаю.
— Какие?
— Как какие? Про летчиков, про Жуковского, про самолеты... В зале заулыбались. Секретарь определил: «Стойкий однолюб».
И окрестили его Борей-летчиком.
...Авиационная биография Бориса началась со школы первоначального обучения. Ехал туда поездом. Всю дорогу простоял у окна вагона. За пыльным стеклом плыла степь. И только внимательные глаза могли заметить пологие низины, извилистые овраги, одинокие, разросшиеся на свободе ветлы у низких колодцев и белые барашки облаков, бросающие тени причудливой формы... И над всем этим простором парил маленький самолет. «Откуда он взялся здесь? Наверное, почтовый...»
Ехал с тяжелым сердцем. Мысли путались: он находил и оправдание себе, и понимание тревоги матери, и жалость к бабушке... И только не было сомнений в правильности избранного пути. На первой же станции выскочил на перрон, подбежал к окошку вокзальной почты, попросил бумаги, конверт с маркой, торопливо написал:
«Дорогая мама! Ты должна понять, что я уже взрослый человек. Все будет хорошо, верь мне, мамочка. Я не хочу иной профессии. Я буду только летчиком и учиться буду хорошо...»
Сошел на вокзале степного города. Жара, духота. На перроне еще десяток таких, как он,- с чемоданчиками, рюкзачками. Встречающий собрал всех, переписал, посадил в старый грузовик. Машина запрыгала на ухабах, взметая столбы сизой пыли. Ехали долго. Остановились у палаток, раскинутых прямо на песке. Огляделись — пустыня.
— Это и есть школа летчиков? — удивленно спросил белобрысый парень со смешливым открытым лицом.
Это и будет школа,- ответил офицер в летной форме. — Тут будете жить. — И добавил: — Пока тут...
В палатках голые койки. Матрацы набивали соломой. Очень хотелось пить. А вода — привозная, по строгой норме. Каждая кружка на учете. Обещали пробурить скважину, но когда это будет... Зароптали: «Куда попали?»
На другое утро появился начальник школы. Присел на кровать — табуреток еще не было, — обвел всех взглядом:
— Доброе утро. С прибытием.
— Доброе... — нехотя ответили ребята. Лица у всех мрачные, разочарованные. Начальник же словно не замечал их настроения.
— Солнышко пригревает?
— Уж как греет! — вздохнули прибывшие. — Сил нет. Начальник тоже вздохнул:
— Верно. Сам еще не привык. Я ведь сибиряк. Кстати, мы, кажется, земляки? Так вот, земляки, утешать не буду. Поговорим па-чистоту. Согласны?
Борису по душе пришелся тон разговора — прямой и по-мужски серьезный. И больше всего подкупили почему-то слова: «Утешать не буду». Не маленькие, мол, и к тому же сибиряки. Борис уважал откровенность, пусть даже суровую. Ответил за всех:
— Согласны!
— Обстановка такая,- продолжал офицер. — Все начинаем с нуля. На голом месте создаем школу. Сами создаем: и я, и приехавшие летчики-инструкторы... И вы, стало быть. Первый год будет трудно. Даже очень трудно. Второй — легче. Основная трудность в том, что будем совмещать работу с учебой. Обещаю: здесь из вас сделают летчиков. Хороших летчиков. А пока... Запаситесь терпением, мужеством, дисциплиной... А если кто не уверен в себе, может уехать. Есть такие?
В ответ — молчание. Желающих уезжать не оказалось. Начальник школы встал, пожал каждому руку: «Спасибо, товарищи!» — и ушел.
Вытирая пот на лице, Борис проговорил:
— А, все-таки жарковато...
— Перестань со своей жарой,- огрызнулся сосед по койке. — Когда о ней не говорят — легче.
Борису понравился этот паренек. Внешне вроде бы неуклюжий, а на деле — ловкий, движения быстрые, руки сильные. Сергей Панов — так он назвал себя — хорошо бегал стометровку, лучше других играл в волейбол, умел ладить со всеми, не отказываясь от своих принципов. Главным из них он считал честность во всем и никогда не врал. При нем не решался «темнить» и «вилять» никто из ребят.
Перед вращением на центрифуге. Б. В. Волынов
Школа росла на глазах. Появился свой аэродром, свои мастерские, свои самолеты. Приехал и новый инструктор — старший лейтенант Григорий Шилов. При первом знакомстве, как говорили ребята, себя «не показал», старался быть строгим, грозился: «Семь потов сгоню!» А на деле оказался добродушным и мягким. Ругаться не умел. Тряхнет густым непослушным чубом, поведет остреньким носом, подмигнет задорно: «Слетаем?» Казалось, дай ему волю, будет летать и день и ночь без устали. Позавтракает прямо в кабине, пожует бутерброд — и опять в небо.
У инструктора не было любимчиков, ко всем он относился ровно. Бориса приметил в первый же день, подошел, оглядел с головы до ног оценивающим взглядом, потрогал за плечи, похлопал по спине: «Вынослив? Ну, ну! С тебя спросу больше». И спрашивал. А у Бориса, как назло, не получалась посадка: нет-нет да и «даст козла». Самолет прыгает, как на ухабах. При каждом ударе шасси о землю Шилов приговаривал: «Не рви, не рви...» А потом грозно: «Еще раз взлетай!» И тут же снова заставлял идти на посадку: «Смотри, до земли один метр. Смотри и учись». Казалось, машина уже касается колесами полосы, а инструктор в этот момент даст газ, уйдет на второй круг и все повторяет: «До земли один метр. Один! Заруби себе на носу этот рубеж. Зарубил? Теперь делай сам».
Инструктор и впрямь сгонял с него семь потов, зато «козлов» больше не было. Отучил. Через год написал в характеристике курсанта Вольтова: «Летное дело любит. Материальную часть самолета и мотор знает хорошо, эксплуатирует грамотно. Трудолюбив. Пилотаж в зоне освоил. Перегрузки переносит хорошо...»
Пролетела осень, за ней зима. Серые дни с холодными ветрами сменились солнечными, по-весеннему светлыми. Снег почернел, стал ноздреватым, низины досиня набухли водой. День и ночь летели над степью журавли, гуси, утки, и казалось, никогда не кончится этот перелет с радостно возбужденным криком и гомоном.
А в Прокопьевск пришло письмо:
«Вот и мы, мама, как перелетные птицы. Скоро разлетимся по строевым частям, кто куда...»
...В полку новое пополнение встретили приветливо. Дали время устроиться, осмотреться. Подробных расспросов поначалу не вели, но к прибывшим присматривались.
Широкоплечий, мускулистый, с тонким волевым лицом, лейтенант Волынов производил впечатление сильного и мужественного человека. Сказывалась закалка шахтерского детства. В полку все были уверены, что он станет неплохим летчиком. Но командир, подполковник Федорец, не привык судить о людях по первому впечатлению. Каждому из вновь прибывших он устраивал экзамен в воздухе. Наступила очередь и Бориса. Спарка вырулила на старт, раскатисто взревела двигателем и, промелькнув над взлетной полосой, решительно полезла вверх. Федорец сидел, откинувшись к спинке, не спуская взгляда с приборов. Волынов пилотировал уверенно, реагировал на малейшее отклонение заданного режима и вел машину строго по маршруту. За облаками Федорец несколько раз давал молодому летчику сложные вводные, по тот по терялся, действовал спокойно и хладнокровно, старательно демонстрировал свое умение, все, что познал и приобрел в училище. Весь полет командир молчал. Когда самолет зарулил на стоянку, удовлетворенно заметил: