Грехи маленького городка - Кен Джаворовски

– Вы прощены, – пробормотал священник.

– И все? Никакой епитимии? Даже «Аве Мария» десять раз читать не надо?

– Говорите, чего вы хотите. Быстро.

– Мне нужна епитимия.

– Хорошо. Читайте молитвы с четками.

– Ладно. Хотя погодите, я соврал. Не буду я читать молитвы с четками. Ни фига не знаю, как это делается.

Воцарилось молчание.

– Разве сейчас, ваше преподобие, вы не должны помолиться за меня?

Он прочел наизусть молитву об отпущении грехов, которая помнилась мне с детства в Филадельфии: время от времени мать водила меня там в церковь. Потом священник благословил меня крестным знамением со словами:

– Бог, Отец Милосердия, смертью и воскресением Своего Сына примиривший мир с Собою и ниспославший Святого Духа во отпущение грехов, посредством Церкви Своей Святой пусть дарует тебе прощение и мир, и я отпускаю тебе грехи твои во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

– Аминь, – подхватил я. Еще и перекрестился до кучи.

– Хватит паясничать, – рявкнул отец Глинн. – Давайте к делу.

– Я не паясничаю. Я, преподобный, человек грешный. Но хотя бы не трахаю на камеру девочек и мальчиков.

Ему хватило осмотрительности не произнести ни единого слова признания на случай, если его подставили, но мне все было ясно по его взгляду и поведению. Они отчетливо говорили, что Глинн в отчаянном положении, в котором редко оказываются ребята вроде него.

– Так вы раздобыли фотографии, на которых есть я? – спросил он.

– Нет, себя вы везде вырезали. Но неужели вы правда такой тупой, что надеетесь, будто вас не вычислят по этим фоткам? Если копы не смогут справиться в своих лабораториях, то просто отыщут детей, а те расскажут, кто был на снимках. Да вы, небось, и отпечатки пальцев везде оставили. Так что, если снимки окажутся в полиции, вам кранты. Кроме шуток.

– Верни украденное законному владельцу, а я отдам тебе все деньги, которые у меня есть. И каждый пойдет своей дорогой.

Я назвал первую же сумму, которая пришла мне в голову:

– Десять кусков.

– И откуда, по-твоему, я возьму такие деньги?

– Возьми воду, обрати в вино, вино продай.

– Вот как ты поступишь: сперва вернешь мне то, что украл, а потом…

– Нет, вот как поступишь ты: завалишь свое жирное хлебало.

Отец Глинн был из тех, кто не привык, чтобы им бросали вызов. За сетчатым экраном я увидел, как сжались челюсти у священника.

– Как я тогда узнаю, что украденное все еще у тебя?

– А где еще? У меня, конечно.

Он явно что-то во мне разглядел. Может, сквозь непроницаемую маску игрока в покер на лице у меня проглядывало разочарование двух дней непрерывной ходьбы по окрестностям. Отец Глинн явно не зря посещал эти свои курсы психологической подготовки: он нацелился на мою слабость, как змея на добычу.

– У тебя ничего нет, так? Ты все сжег? Или уже перепродал?

Вот зараза! Ему удалось выбить меня из колеи, и я стал защищаться:

– Да я не знаю никого, кому можно такое дерьмо втюхать! Я не путаюсь с…

– Тогда где всё?

– Спрятано.

– Где?

– Будь моя воля, я бы эти фотки тебе в очко засунул. Врастопырку.

Священник разглядывал меня, и я подспудно понимал, что он берет надо мною верх. Авторитетные персоны всегда так действовали на меня.

– Принеси их мне, и получишь деньги.

– Принесу, не переживай.

– Когда? Мне нужно уехать из города, меня ждет мой второй приход. Придется пересмотреть график.

– Ха, можно подумать, мне не плевать. Не беспокойся, я тебя сам найду.

Когда я вставал с колен, они снова хрустнули. Я направился к выходу. Двери были заперты, отрезая меня вместе с этим извращенцем от остального мира. Я шагнул в сторону и стал ждать, пока отец Глинн подойдет и отопрет их. Держался я при этом подальше, чтобы он не мог до меня дотянуться, ведь им уже были совершены самые мерзкие злодеяния, какие только можно придумать. Откуда мне знать, что еще он может попытаться сделать? Я осмотрелся по сторонам в поисках предмета потяжелее, которым можно будет в случае чего ему врезать.

– Завтра поговорим, – сказал отец Глинн.

Я уже слышал подобную интонацию раньше. Например, так говорят копы в мегаполисах, которые обожают бить задержанного дубинкой по голове, пока не приведут в негодность и то и другое. Или обдолбанные наркоманы, которые рычат друг на друга, споря за последнюю дозу, цена которой десять баксов. Или барыги, которые тянут время, не отдавая покупателю вожделенный пакетик с дурью и получая удовольствие от вида чужих мучений. Именно с такими интонациями и говорил сейчас священник, и я отлично понимал, что доверять ему нельзя.

– Открой двери, – бросил я.

Он отпер замок. Я с кошачьей стремительностью выскользнул на улицу, опасаясь, что его рука вот-вот метнется ко мне, схватит за горло и затащит обратно в свое адское логово, которое по недоразумению считается церковью.

Нейтан

Я ненавидел себя за то, что встречаюсь с Лили, но недостаточно, чтобы прекратить эти встречи. Хотя, возможно, меня просто не устраивала концепция собственных действий, а сами действия, наоборот, возбуждали и бодрили. А уж после визита детектива и рассказа Полы о полицейских, которые что-то вынюхивают в больнице, я нуждался в Лили хотя бы для того, чтобы забыться, когда рука скользнет к ней под джинсовую юбку и нащупает скрытые там прелести. Ощущая под пальцами гладкий шелк, обтягивающий попку, я на время получал передышку от всех тревог.

Однако облегчение оказалось недолгим. Едва мы завалились в постель, Лили остановила меня и перевернулась на спину. Настроение мигом испортилось.

– У мэра сегодня были посетители, – сообщила Лили.

Я издал какой-то звук, давая понять, что слушаю, и она продолжила:

– Двое копов.

– Что за копы?

– Один точно из полиции штата. Он помогает в расследовании какому-то федералу.

– Зачем они приходили?

– Я надеялась, что это ты мне расскажешь.

– Ты о чем?

– А сам-то как думаешь?

– Не хочешь говорить, не говори, – буркнул я.

– Сперва мэр ничего мне не сказал, но у меня есть свои способы.

– Что за способы?

Она заговорила чарующим девичьим голоском:

– Ах, господин мэр! Вы такой важный человек! Зачем к вам сегодня приходили полицейские?

Ей казалось забавным кокетничать с мэром, чтобы добиваться своего, но я счел это подлостью. А может, просто ревновал. Абсурд, конечно, изменять жене и ревновать свою… А кем, собственно, приходится мне Лили? Пассией? Любовницей? Но кем бы она ни была, мне не нравились эти ее игры, хотя очень хотелось