Дай лапу - Геннадий Абрамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разлогов, не зная, что делать, стоял и переминался в «приемной».
Прохор, усевшись перед ним на ковровой дорожке, виновато заглядывал ему в глаза.
— Айда отсюда, — предложил пес.
— Спятил? — шепотом выговорил ему Разлогов. — А вдруг что-то серьезное? Нельзя… Узнаем прежде, как себя чувствует старина Пукалов.
— Дышит, я слышу.
— Всё равно… А вдруг потребуется наша помощь? Может быть, нужно скорую вызвать?
Прохор переступил передними лапами и склонил голову на бок.
— Это мы его так напугали?
— Не мы, а ты.
— Они плохие, — определил пес.
— И что?
— Давай кого-нибудь вызовем? Пускай это гнездо разорят.
— Они ничего противозаконного не делают.
— Нет, делают, делают!
Наконец из кабинета Пукалова показалась озабоченная Клавдия Ефимовна. Лицо у нее было строгое, неприветливое, суровое, но — не испуганное, не печальное, не опрокинутое.
Разлогов осторожно спросил:
— Как он?
— Обморок, — бесстрастно ответила соратница. — Пройдет.
— То есть… Ничего страшного?
— К сожалению, у нас это иногда случается.
— Слава богу, — облегченно произнес Разлогов. — Значит, наша помощь вам не нужна?
— Справимся, — отрезала Гренадер.
— Не умер, видишь? — сказал Прошка. Он поднялся на задние лапы, а передними, поторапливая, стал скрести и дергать хозяина за штаны. — Идем отсюда, идем.
— Минутку, — придержал Разлогов собаку за лапы. — Скажите, — поинтересовался он у Клавдии Ефимовна, — а дверь? Кто будет чинить, мы или вы?
— Найдется кому, — сказала она. — Починим без вас.
Разлогов еще раз окинул взглядом «приемную» инициативной группы.
— До свиданья, извините за беспокойство… — И добавил: — Успехов вам в вашем благородном деле.
— Спасибо.
— Товарища Пукалова поблагодарите за науку. За совет. Хорошо? От нашего имени.
— Передам непременно, — пообещала Гренадер, по-прежнему избегая смотреть на него. — Карпу Семеновичу приятно будет это услышать.
— И вам большое спасибо.
— Не за что.
— Будьте здоровы и счастливы.
— И вы, — кивнула Гренадер.
Они притворили за собой разбитую дверь, и бегом, наперегонки, спустились по лестнице.
6
Вечерело. День был на исходе.
Вырвавшись на волю, Прохор обрадовался. Заюлил и запрыгал.
— Давно бы так, — поучал он с упреком хозяина. — Столько времени зря потеряли!
— Ты прав, — согласился Разлогов.
— Гулять пойдем?
— Если хочешь.
— Брось, не думай, — посоветовал пес, подняв с земли палку для игры. — Ну их к чертям собачьим.
— Ох, Прохор, — вздохнул Разлогов. — Не знаю…
— Мертвяки. Что толку переживать?
— Думаешь?
— Еще расстраиваться из-за таких.
— Ты рассуждаешь как бесчувственный и черствый четвероногий.
— Подумаешь, — махнув хвостом, возразил Прошка. — Вечно ты все усложняешь.
— А ты не учитываешь.
— Знаешь что?
— Что?
— Давай жить — как играть и играть — как жить?
Разлогов покачал головой.
— Нереально.
— Но я так живу.
— Ты пес, ты другое дело.
— А вот и нет. Это всем доступно. И человеку. Попробуй только — тебе понравится.
— Но — как?
— Просто надо сказать себе, что жизнь — игра, и поверить.
— Ну да, — усмехнулся Разлогов. — Что может быть проще.
— Попробуй, попробуй, — прыгая, настаивал Прошка. — Ты только попробуй. Решись.
— Не умею.
— А я тебя научу.
— Тоже мне, учитель нашелся.
— Конечно, если будешь упрямиться как осел, тогда ничего не выйдет.
— А если — нет?
— Тогда всё получится.
— Ну что ж, — без особой надежды согласился Разлогов. — Дерзай. Учи. Хозяин — к твоим услугам.
РОННИ
Дверь черного джипа, стоящего в глубине двора, приотворилась, и по дорожке запрыгал теннисный мяч. Ронни, отжав уши, помчался за ним, пристукнул лапами, усмирил; цапнул, взял в пасть, стиснул зубами и ощутил горечь во рту, странную липкую мякоть, резкий незнакомый запах. Удушливая волна ударила в голову. Взор его отуманился. Он хрипнул, кашлянул, выронил мяч, подумал: надо бы возмутиться, гавкнуть, позвать на помощь хозяйку. Но неизвестная сила, исподволь навалившись, лишила его устойчивости, равновесия, влекла книзу, к земле. Он зашатался и упал. Последнее, что он почувствовал сквозь меркнущее сознание, как чьи-то бесцеремонные руки подняли его и занесли в машину.
* * *Очнулся Ронни в каком-то неизвестном помещении. Негромко играла музыка, пахло едой, сигаретным дымом и спиртными напитками.
Он лежал на теплой подстилке в тесном закуточке. Возле морды его стояла миска с водой. Вдоль длинного стола-прилавка ходили туда-сюда ботинки и джинсы, к которым люди, чьих лиц он не мог видеть, обращались «Федя».
— Здорово, четвероногий, — сказал Федя, заметив, что Ронни дрыгнул лапой и открыл глаза. — Ты как вообще-то? Живой?… Может, пивка для рывка?
У Ронни кружилась голова, во рту было кисло, гнилостно. Он чувствовал себя вялым, больным, разбитым, не понимал, где находится и как тут оказался. Шея затекла, и лапы не повиновались.
— Шеф, — позвал Федя. — Ваш-то. Вроде фотографирует.
Над Ронни склонились какие-то люди, которых он никогда прежде не видел. Круглолицый толстяк в галстуке, с седыми запорожскими усами, и миловидная длинноногая девушка в коротенькой юбке и чепчике на голове, по имени Наташа. Они заглядывали ему в глаза, гладили и о чем-то спрашивали. Ронни фыркнул, чихнул и попробовал приподняться. Ему удалось это сделать не сразу: сначала он подставил под грудь и голову передние лапы, потом подтянул и выпрямил задние. Его покачивало и слегка подташнивало. Он вытянулся, прогнув спину, и нечаянно зевнул, хотя понимал, что в присутствии посторонних это выглядит не совсем прилично. С причмоком попил воды. И, в упор глядя на чужих людей, сел в ожидании объяснений.
— Лапочка, — радовалась Наташа. — Артур Тимофеевич, разрешите я его чем-нибудь вкусненьким угощу?
— Не спеши, — сказал Артур Тимофеевич. — Пусть соображалка на место встанет.
— Господи, как я хотела бы иметь такую собаку.
— Теперь он наш.
Услышав слово «наш», Ронни втянул голову. Скосил глаза и, уныло взглянув на Артура Тимофеевича, издал короткий, похожий на вздох горький стон. На душе у него стало тоскливо. Он понял, что жизнь его изменилась. Судя по голосу, цветущему внешнему виду и довольной улыбке, усатый толстяк — его новый хозяин.
— Ты уж, парень, это… извини нас, — неуверенно оправдывался Артур Тимофеевич. — Резковато мы с тобой обошлись… Но я бы на твоем месте не сильно расстраивался. Можешь мне поверить, здесь не хуже, чем у твоей сумасшедшей старухи.
Ронни рыкнул и угрозно заурчал. Ему не понравилось, что бранили его хозяйку, тем более в ее отсутствие. Ему вообще не нравилось, когда о людях отзывались плохо, — неважно, заслуживает человек осуждения или нет.
Наташа присела возле него на корточки, выставив полные колени, и ласково заглянула в глаза.
— Мне бы хотелось поближе с тобой познакомиться. Лапу дашь?
Ронни дал.
Вскинув брови, Наташа сказала:
— Воспитанный юноша.
— Ты в норме, приятель? — спросил Артур Тимофеевич. — Как насчет того, чтобы немного размяться?… Хочу похвастаться. Показать тебе наши владения… Коллектив с нетерпением ждет.
Ронни было не до развлечений и новых знакомств, тем не менее, превозмогая тяжесть в теле, вялость в ногах, он приподнялся, тронул носом брюки хозяина и стал рядом.
— Отлично, — похлопал его по бокам Артур Тимофеевич. — Кажется, я в тебе не ошибся.
Они размеренно, не спеша, прогулялись по ресторану.
С сытой улыбкой на оплывшем лице Артур Тимофеевич шутливо представлял его поварам, официантам и прочей обслуге как совладельца, напарника, помощника, эксперта и закадычного друга.
— Наня, — услышал Ронни свое новое имя. — Вот так мы его будем звать.
Они заглянули в бухгалтерию, потом на склад, осмотрели служебные и подсобные помещения. Ронни вывели на минутку на свежий воздух, позволили поднять лапу, показали двор и гараж. Потом они снова вернулись в здание и вошли в уютный красивый зал, в котором за столиками сидели и ели посторонние люди. Их обслуживали одетые, как Наташа, стройные девушки, а длинноволосые музыканты готовились к выступлению. Ронни все улыбались, бармен Федя, как старому приятелю, издали помахал рукой. Артур Тимофеевич шел гордо и прямо, по-хозяйски выпятив живот, с кем-то раскланивался и на вопросы посетителей отвечал: