Морпехи - Натаниэль Фик

Когда я вернулся в башню, Джим стоял с коробкой в руках и в его взгляде читалось отвращение. К коробке была прикреплена рождественская открытка от командира ВМФ США на Среднем Востоке. Она была адресована «Взводу морских пехотинцев США, Кэмп Рино, Афганистан». В коробке лежали две дюжины поп-корна для микроволновки, электрический вентилятор и романы Джекки Коллинз с названиями типа «Голливудские мужья» и «Мир полон женатых мужчин».

«Брат, — сказал он, увидев, что я поднимаюсь по лестнице, — у тебя когда-нибудь возникало чувство, что никто понятия не имеет, чем мы тут занимаемся?»

На следующее утро меня вызвали в оперативный центр на инструктаж. Наша миссия в Тора-Бора была отменена. Американские войска не будут принимать в ней участия, ею займутся наши афганские союзники.

Вернулся в башню. Рассказал Джиму новость, он бил кулаками о стену от досады. «Черт, трусливое решение. Человеческие потери? А что тогда, на хрен, произошло 11 сентября? Это наш шанс добраться до ублюдков».

Я был с ним полностью согласен, и штаб-сержант думал так же. Он слышал, как мы орали в башне, и пришел выяснить, что случилось. «Афганские союзники? У нас нет афганских союзников. У нас есть афганцы, которые сделают то, что мы им скажем, если это принесет им выгоду и если мы им за это заплатим. Бен Ладен пожертвует им козла и убежит».

Нам сказали готовиться к возвращению на корабль.

Первой покинула лагерь рота «Чарли», затем «Альфа», разведка и разведка с малых высот. К 3 января 2002 года Рино практически опустел.

Осталась одна рота «Браво».

Капитан Уитмер дал нам с Джимом указание оставаться в башне и не снимать минометчиков с караула, пока самолет не опустится на землю. Мы сканировали горизонт во всех направлениях — никаких движений.

«Это место мертво, как хренов ад», — сказал Джим и выкинул маленькую бутылку от «Табаско» в песок.

«Ну, не скажи, было бы здорово вернуться как-нибудь и взорвать тут все к чертовой матери, — ответил я, — как было в Нормандии и Монте Кассино».

«Хрен им, я вернусь сюда, только если здесь будет поле для игры в гольф, отель «Хилтон» и прямой рейс из Нашвилла. А до тех пор пусть сами тут сосут друг у друга».

Когда из темноты возник С-130, мы с Джимом надели на плечи наши рюкзаки, в последний раз посмотрели на Рино и спустились по спиральной лестнице. Двор нашего лагеря, еще недавно набитый солдатами, сейчас был пуст. Мы вышли в ворота и закрыли их за собой. Я опустил задвижку. Посмотрев в последний раз вовнутрь, подумал, что теперь знаю чувства астронавтов, покидающих Луну. Я никогда сюда не вернусь.

Джим спросил: «Как ты думаешь, когда здесь появятся плохие парни?»

«Думаю, завтра, еще до заката они будут рыться в нашем мусоре».

По прибытии на «Дубьюк» нас раздели и провели дезинсектирование.

Горячая вода смывала глубоко въевшуюся грязь с моего лица, бриться пришлось дважды. В итоге, посмотрев в зеркало, я наконец-то смог увидеть свои скулы. Цвет глаз был более голубым, чем обычно, но сами глаза больше спрятались в глазницы. Я сбросил семнадцать фунтов.

И что странно, когда лег в постель, то не смог уснуть.

Я также обнаружил, что не могу оставаться в закрытом пространстве больше нескольких часов.

Именно поэтому в понедельник, 7 января, я стоял у перил корабля, в тумане, и смотрел на очертания Кувейта.

«Дубьюк» медленно плыл в гавань, но наша стоянка была недолгой.

Террористическая угроза подрыва американских кораблей в Персидском заливе вынудила нас уже через несколько часов выйти в открытое море.

Мы с Патриком собирались вечером на палубе и болтали под шум шуршащих на ветру флагов.

«Я все еще пытаюсь понять, участвовали мы в бою или нет», — сказал Патрик. Он не подстриг волосы, и они казались мне очень длинными, а лицо его — потрескавшимся от пустынного ветра.

«Если мы спрашиваем друг друга об этом, тогда, вероятно, ответ отрицательный», — Отреагировал я.

«Да, но где тогда мы были и что тогда мы делали… — Его голос стих. — Там же было опасно. Бомбы, мины и реактивные снаряды».

«Официальная оценка — что-то типа: боевые действия наземных войск в условиях угрозы жизни людей».

Патрик вздохнул. «Это означает, что американцы больше никогда не будут участвовать в настоящем бою? Все будут делать бомбы со спутниковым наведением ЛЭАМ, лазеры, бомбы с лазерным наведением и ракеты «Томагавк»? А что насчет парней на земле, делающих высокотехнологическую подготовительную работу?»

«Дубьюк» взял курс на Америку. Домой. Нам предстояло длинное путешествие, с пикником на стальном пляже.

Весь день полетная палуба трансформировалась в большой двор для барбекю. Матросы переворачивали котлетки и жарили на гриле куриные грудки.

Из громкоговорителей доносилась музыка Брюса Спрингстина, «Ю-ту» и Джонни Кэша. Две команды морских пехотинцев превратили корму в футбольное поле. Не знаю, через сколько часов они бы устали играть в футбол, но чей-то длинный пас вскоре отправил мяч в Индийский океан. Самым лучшим угощением в тот вечер было пиво. По две банки на каждого. Я взял в каждую руку по пиву и несколько минут наслаждался видом капель воды на холодной банке. Когда я сидел на солнце, пил пиво и слушал музыку в стереозвучании, холодные ночи неподалеку от Кандагара казались ушедшими далеко в прошлое. Воспоминания уже тускнели.

В начале февраля мы повернули на восток — переплывем Тихий океан, и мы дома.

Мы с Эриком Дриллом каждый день уделяли время для того, чтобы поворочать железо. Собирались в спортивном зале «Дубьюка», под «Американским орлом» — гербом и эмблемой США, тягали штангу, качались на тренажерах. Там-то Эрик впервые и озвучил свое деловое предложение.

— Слушай, Фик, как ты смотришь на то, чтобы перейти в разведку?

— Кто спрашивает?

Эрик объяснил: он разговаривал с новым командиром Первого разведывательного батальона и рекомендовал меня на свое место. Я был польщен, но не был уверен, что предложение реально.

— Почему я? — спросил я. Прекрасно зная все преимущества разведки, я все-таки решил еще раз услышать это от Эрика.

Автономность. — Эрик широко открыл глаза так, как будто этот ответ был очевидным. — У тебя будет взвод толковых, зрелых, хорошо натренированных морских пехотинцев. Самое лучшее вооружение и техника. Больше долларов на их тренировки. Свободу вести подготовительные занятия по собственному плану.

— Это выжимка из самого интересного, Нат, — пояснил еще Эрик. — Многим нравится жестокое с ними обращение в морской пехоте. Они им наслаждаются. Я никогда не испытывал похожих эмоций, и ты тоже. Я это сразу понял. Если разведка ни разу не выстрелила — значит, мы сделали свою работу хорошо. Собранная разведкой информация может спасти жизни многих людей. Если ты все-таки выстреливаешь, то это не просто пиф-паф. Это игра думающих людей. Ты должен это осознать.

Эрик замолчал — начал делать повороты со штангой на плечах. И только окончив упражнение, он добавил: «Твой шеф переходит к нам на должность начальника оперативного отдела. Поговори с ним об этом».

Когда я постучался в каюту капитана Уитмера, он читал «Кодекс самурая». Оторвавшись от книги, капитан показал, чтобы я входил и садился.

— Сэр, капитан Дилл говорит, вы по приезде переводитесь в разведку. Он предложил мне занять его должность.

Посмотрев на меня выжидающе, Уитмер кивнул. Вид у него был такой, будто он предвидел нашу беседу еще за несколько недель до сегодняшнего дня. Для него такое поведение было типичным: он не следовал за новостями, позволяя событиям развиваться собственным ходом.

— Хорошо, сэр, но почему именно я?

Уитмер объяснил: личный состав разведки задавлен рамками занятий, направленных на «высокую скорость и маленькое сопротивление» — таких, как прыжки с парашютом и подводное плавание.

— Наша страна на пороге новой эры, где такие подразделения, как разведка, будут необходимы в первую очередь. И, вероятно, их работа будет выглядеть не так завлекательно и сексуально, как это показывают в фильмах. Понадобятся теоретические знания, которыми вас пичкали в Квантико, — стреляй, перемещайся и общайся. Нам нужны молодые офицеры с высоким уровнем пехотных навыков. Ты один из таких офицеров.

Я не спешил с ответом. Я думал о том, что будет трудно сказать взводу «до свиданья». Но мне ведь по-любому придется уйти — офицеры и так служат командирами взвода только один рейс, потом нужно уступать место новеньким выпускникам ШЛО.

Перевод в разведку обещал все бонусы, о которых поведал мне Дилл, плюс год-два командования и плюс возможность перевестись потом в другое подразделение. Я решился.

— Сочту за честь, сэр, — сказал я.

Итак, по возвращении домой я переведусь в разведку.

Мы прибыли на Родину. Я покинул Америку за месяц до теракта 11 сентября, и разница была налицо. Люди, казалось, стали добрее, внимательней и тревожнее.