Литовский узник. Из воспоминаний родственников - Андрей Львович Меркулов

Казалось нам, что перспективы к развитию домашнего хозяйства складывались неплохие. Вышла замуж Броня, и муж ее работает на общее благо. Я сам окреп физически и вполне мог выполнить разные, уже знакомые мне работы наравне с мужчинами. И наконец, близка мечта нашего отца – оформить документально, по закону, второе домохозяйство и приобрести так же законно еще одну лошадь и корову. Алекс и Броня зарегистрировали домовладение на свою семью; землю также поделили поровну. Отец передал дочери корову, двух поросят, уменьшив таким образом свое животноводство и предоставив молодым все условия для начала семейной жизни.

Когда началась коллективизация, «кулаков» в Литве почти не осталось; хозяйства с наемными рабочими были редкостью. Куда же пропали «кулаки»? Одни были высланы в послевоенные годы, другие сбежали на запад в 1944 году, остальные в результате новой экономической политики на селе стали трудовыми крестьянами. Постепенно улучшались их материальные условия. С 1956 года был уменьшен сельскохозяйственный налог и отменены поставки картофеля, мяса, молока, яиц. С укреплением колхозный экономики весомее стали трудодни. Люди стали жить лучше. В эти годы были расширены права колхозов, повышены закупочные цены на продукты, отменены повинности колхозников.

Колхозы разрастались, укреплялись, однако они не несли ответственности за содержание и ремонт сельскохозяйственной техники – тракторов, автомобилей, зерноуборочных комбайнов, различных прицепных орудий, которые содержались в МТС – машинно-тракторных станциях и по разнарядке и заявкам направлялись на колхозные поля.

Невозможно представить, какое изумление, восхищение испытывал в своей душе старый крестьянин, впервые глядя на работу комбайна при уборке зерновых, при одном виде, как тугой поток зерна вылетает из высокой гнутой трубы комбайна и, рассыпаясь, падает в кузов автомобиля – самосвала, движущегося рядом. Что бурлило тогда в голове этого крестьянина, какие мысли его беспокоили? Наверное, первый была мысль о хлебе, как раньше он добывал этот святой хлеб, который всему голова. А теперь обширное ржаное поле не надо косить косой или жать серпами несколько дней в росистые утренники, начиная с середины ночи и до полудня. Не надо вязать снопы, просушивать их на поле, грузить и возить на телеге в ригу, там еще подсушивать, и если нет механической молотилки, то, несколько раз переворачивая, молотить их деревянными цепами, затем отсеивать, собирать зерно в мешки и укладывать на хранение.

Наверное, этот старый крестьянин вспомнил здесь и свое впечатление двухлетней давности, когда впервые увидел вспашку целинного поля трактором с прицепными орудиями. Через несколько часов работы все поле из зеленого превратилось в темно-серое с ровными пластами перевернутой земли. Одинокому покорю понадобилось бы для такой работы несколько дней и невероятное количество человеческих сил.

Значительные изменения произошли и в продовольственном обслуживании сельского населения. Приезжали автолавки, продавали хлеб, крупу, муку, консервы. В крупных поселках открылись так называемые сельпо – небольшие по объему продаж самых необходимых для крестьян продуктовых и мелких промышленных товаров. В уездных центрах открылись лабазы; в них можно было приобрести различный семенной, зерновой материал, комбикорма.

В таких условиях многие зажиточные крестьяне, имеющие возможность своими силами содержать хозяйства, задумывались невольно, подсчитывали себестоимость своего производства и, учитывая все возрастающую с годами государственную поддержку колхозов, делали выводы о целесообразности личного хозяйства.

Решение моего отца отказаться от своих пяти гектаров земли объяснилось также более важными причинами – должностью председателя колхоза и недостатком рабочей силы в нашей семье. Пяти гектаров наших молодоженов и двух огородных участков нам было по силам и вполне хватало для нормальной жизни.

Глава 11

Наши родственные отношения были таковы, что мы воспринимали себя единой семей; даже находившиеся рядом огороды некоторое время не имели смежной изгороди, но через год пришлось ее поставить – по требованию проверяющей госслужбы.

Время шло, летели годы, подрастал мой племянник – сын Брони и Алекса, я благополучно двигался в своем обучении к окончанию института, чему немало радовался отец.

– Вот, кончишь институт, никакого места не ищи, будешь работать агрономом в нашем колхозе, моим заместителем, – сказал он однажды, и его лицо расплылось в довольной улыбке.

– Не возражаю, – ответил я, – только куда денется нынешний агроном?

– На пенсию пойдет, он немного старше меня, мечтает дома поработать. Мы с ним на эту тему говорили. Подучит тебя и уйдет.

Отец помолчал, раздумывая, добавил:

– Впрочем, кто знает, что будущее нам готовит, в какую сторону повернет, только хочется рядом быть. Ты – единственный мой сын, на тебя у меня все надежды, и думы мои о будущем связаны с тобой, – он смотрел на меня внимательно, каким-то проникновенным взглядом, в котором показались мне незнакомые ранее выражения некой неуверенности, растерянности.

Он обнял меня за плечо, притянул к себе:

– Ничего, сынок, ничего. Мы с тобой много пережили, хотя ты и не помнишь войну, и будущее тоже переживем, какое бы оно ни случилось.

Как-то понемногу, само собой, выявились и определились основные обязанности каждого в нашей семье, в общем ее хозяйстве. Основные потому, что были и побочные; получались они, когда у кого-то из нас появлялось свободное время, а у нас не принято было отдыхать, когда другие работали.

День обычно начинался рано, с ухода отца. Он шел во двор, выводил и седлал своего Орлика, садился на него и ехал осматривать работы на колхозных полях, исполнение плановых заданий предыдущего дня, своевременную явку колхозников, а затем, к обеду отправлялся в управу. Нечасто выпадало у него свободное время, когда он мог помогать своей семье в домашнем хозяйстве.

Земельные работы на двух огородах и пяти гектарах полей – нашей собственности, стали обязанностью Алекса и моей. Для перепахивания поля нам помогал отец – он находил возможность и на два – три часа присылал нам трактор. Мы продолжали сеять овес, немного ржи – на всякий случай, чтобы не забыть вкус ароматного свежего хлеба, сажать картофель. В огородах наших росли морковь, свекла, капуста, лук, репа, турнепс, огурцы – многое из этого ряда предназначалось скоту.

Также мы с Алексом заготавливали на зиму сено; на наши два двора требовалось около двухсот пудов сухой травы, кроме соломы, это примерно десять – двенадцать стогов средней величины. В этом деле помогала Броня, а иногда приходил покосить отец; мне казалось тогда, что эта работа была для него желанным отдыхом от служебных забот. Колхозной сенокосилкой, если даже была возможность, пользовались редко – все-таки она оставляла после себя траву, а площади под покосы отводили небольшие.

Труд косаря – нелегкое дело, но он веселый, радостный – для души; хотя и устаешь, но берешься