Генерал-фельдмаршал Голицын - Станислав Десятсков

— Ты плыл вместе с королем? — продолжал допрос Вейде.

— Нет, мой рейтарский полк вышел из Риги вместе с генералом Веллингом и шел сухим путем.

— Но там же под Ритой стоят саксонцы? Они-то как вас из крепости выпустили?! — по горячности удивился царевич Имеретинский.

— Но как только этот фазан Август узнал о высадке нашего непобедимого короля в Пернове, он тот час поспешил увести свое войско за Двину и отойти от Риги. После того генерал Веллинг пошел к Везенбургу, где соединятся и все шведские войска, — усмехнулся швед.

«И тогда они пойдут на нас!» — мрачно подумал Петр, пораженный тем, что, кажется, он потерял под Ригой последнего союзника.

— Ничего, мы достойно встретим неприятеля! — воинственно задрал свои обвислые усы герцог де Кроа, с утра пропустивший для бодрости чарку перцовки.

— Чаю, Борис Петрович задержит еще шведов у Везенбурга… — задумчиво молвил Головин.

— С его-то ополчением! — махнул рукой Петр.

И точно, вечером прискакал от Шереметева князь Львов и доложил, что боярин отступил со своей конницей в Пагиоки, поскольку там, в теснинах, держать шведа удобно.

— Пагиоки — это всего в двадцати верстах от Нарвы! — взглянул Петр на карту и понял: все! Не от кого подмоги ждать — ни от Репнина, ни от казаков, ни от саксонцев! И еще, в тылу ему сейчас и впрямь быть важнее, нежели под Нарвой бомбы метать. Все одно эта война одной баталией не кончится.

Тем же вечером царь издал приказ о назначении герцога де Кроа Главнокомандующим над всеми войсками под Нарвой, причем подчиняться герцогу всем надлежало яко самому Петру.

В полночь Петр умчался с Меншиковым в кибитке в Новгород, а еще через час перед палисадами русской внешней линии объявилась дворянская конница Шереметева.

Борис Петрович, напуганный обходным маневром… шведских рейтар по побережью и опасаясь быть отрезанным, отвел свое малоспособное войско к главному лагерю.

Военный совет, состоявшийся утром другого дня, вел уже новый командующий, герцог де Кроа. Первым делом герцог сурово вопросил Бориса Петровича, почему тот без приказа отвел дворянскую конницу от Пагиок, где в теснинах легко было задержать шведа.

— Позиция моя до моря не простиралась, а пленные показали, что генерал Веллинг со своими рейтарами заходит ко мне в тыл со стороны побережья. Вот я и убоялся, что швед утеснит меня в тех теснинах! — попробовал даже пошутить Борис Петрович, но герцог шутку не понял и вопрошал с прежней суровостью:

— Где ныне стоит шведский король и сколько у него войска?

«Допрашивает, словно я к нему в полон попал!» — осерчал Борис Петрович, но виду не подал, ответил учтиво, но холодно:

— Король, должно быть, прошел Пагиоки. Пленные показывают, что идет он налегке, без обозов, солдаты на себе несут вьюки. Полагаю, что швед завтра будет у лагеря. Правда, те же пленные говорят, что войска у короля не так уж и много, тысяч двенадцать, многие его корабли, шедшие в Ревель, разметал шторм. Так что ежели выйдем всем войском в тридцать тысяч солдат из лагеря, то в открытом поле одолеем шведа с милостью Божией!

— Вам бы, генерал, стыдиться за бегство от Пагиок, а не играть в полевые баталии! — грозно пролаял герцог по-немецки. По-русски фон Кроа умел только поднимать тосты за здравие царя да ругаться матом. Борис Петрович от наглости герцога налился кровью. Его, мальтийского кавалера и рыцаря, победителя турок, какой-то битый турками же немецкий генералишка упрекает в бегстве?! Сие неслыханно!

— Я не бежал, а совершил ретираду, спасал войско от окружения. — Шереметев упрямо склонил голову.

Но герцог его уже не слушал, а обратился к генералу Галларту:

— Сколь крепка наша внешняя линия, господин фортификатор?

— Линия растянута на добрых семь верст и укреплена перед разными частями по-разному. Гвардия на правом фланге соорудила из телег целый вагенбург, обнеся его рвом и рогатками, у генерала Вейде тоже глубокий ров и насыпан высокий вал, а вот центр, где стоит дивизия генерала Головина и стрельцы князя Трубецкого, укреплен по-прежнему слабо… — уклончиво ответил инженер.

— И все равно, господа, лучше плохие укрепления, чем открытое поле! Будем оборонять лагерь! Русский солдат хороший работник, но совсем зеленый солдат. Один швед в поле стоит троих русских! Рано еще нам полевые баталии разыгрывать. Так-то, боярин! — Герцог наконец снова заметил Шереметева и приказал ему со всей дворянской конницей стать у реки, на крайнем левом фланге.

Поставив свой наряд по соседству с дивизией Вейде, Борис Петрович заявился к соседу попросить горячей пищи для конников и фуража для лошадей.

— Что ты, Борис Петрович! — всплеснул Вейде руками. — Сам государь ведает, что у солдат давно горячей пищи нет. Потому и ускакал в Новгород толкать обозы! А я нынче перед боем выдал солдатам последние сухарики да наскреб им по миске жидкой пшенной кашки! Не ведаю, как мои солдатики натощак со шведом-то биться будут.

— Ну, натощак простые солдаты иногда токмо злее бьются! А вот за своих дворян я боюсь! Всю местность у Веденберга и город пограбили, у каждого на запасной лошадке торба со скарбом привьючена, а вот фуражом запастись мои дворянчики подзабыли! — сокрушался Борис Петрович.

— А ты отправляйся к соседу моему, Головину, может, у него что выцыганишь, — посоветовал Вейде.

Но ни у Головина, ни у Трубецкого липшего сухарика тоже не нашлось.

— Ты что же, Автоном Михайлович, на валу солдат в одну линию поставил, а две другие линии спрятал позади вала! Ведь у тебя на валу один солдат на целых пять сажен стоит одиноко, яко перст! — удивился Шереметев, оглядывая центр позиции.

— Не тебе, беглец, мне указывать! — сердито буркнул Автоном Головин. — Пусть швед только через вал переберется, тут мы его и встретим огнем. Так приказал наш командующий, герцог де Кроа.

— Да ведь с вала солдатам стрелять сподручнее! — сомневался по-прежнему Борис Петрович.

— Сам знаю! — вырвалось вдруг у Головина. — Да сия диспозиция указана мне сверху. Только что сам герцог лаялся и приказал две линии отвести с вала.

— Почему же у Вейде солдаты на валу в три шеренги поставлены?

— А до Вейде господин герцог просто не доехал. Отправился в свой шатер дальше водку кушать!

Только в гвардии Борис Петрович разжился пшеном и фуражом. Гвардейские полки в срок получили провиантский обоз. И привел его тот самый провиантмейстер, которого царь пригрозил повесить. В вагенбурге Шереметева обступили молодые гвардейские офицеры, закидали вопросами.

— Борис Петрович, как же так? Нас втрое боле шведов, а спрятались за вал и палисады, растянув линию на семь верст, — заикаясь от волнения, спрашивал черноусый хромой майор (Шереметев потом вспомнил — Мишка Голицын, младший брат князя Дмитрия). — Ведь ударит на нас швед колоннами — сразу прорвет нашу линию в любом месте, где ему удобно будет!

«Соображает!» — подумал Шереметев. Но что он мог ответить! Развел руками:

— Такова диспозиция командующего. А, сами ведаете царский приказ — подчиняться герцогу, яко самому государю.

А на другое утро на черном холме Германсберг показались шведские колонны. Двигались ровно, стройно, словно их направлял какой-то выверенный механизм. Меж колоннами скакали артиллерийские упряжки с орудиями, позади синели эскадроны рейтар в до блеска начищенных латах.

— Вот она, Европа! — восторженно крикнул полковник преображенцев Чамберсу.

— Да, силища! Куда нам против них! — Чамберс одним духом выпил чарку перцовки, до которой был великий охотник.

«Ну, это мы еще посмотрим!» — выругался про себя Михайло Голицын, слышавший разговор двух наемников. Побежал вдоль шеренги своего батальона. Солдаты-семеновцы стояли твердо в четыре шеренги, укрывшись за рогатками, которые притащили в такую даль из-под Новгорода. В лицо солдатам летела ледяная крупа — начиналась жестокая метель. Когда колонны шведов начали спускаться с холма Германсберг, в снежной круговерти стало не видно ничего и в пяти шагах. Но гвардейцы в вагенбурге стояли плечо к плечу, чувствуя локоть товарища. А вот солдатики Головина и стрельцы Трубецкого маячили на валу огородными пугалами, и сюда, в центр русской позиции, и направил атаку своих гренадер фельдмаршал Реншильд. Передняя шеренга забросала русский ров фашинами, подскочившие шведские пушки пробили проломы в палисаде, и гренадеры Реншильда бросились на штурм.

В дрогнувших русских полках по цепочке пролетел крик: «Измена!» Первыми бежали к мосту через Нарову стрельцы Трубецкого, по пути убив нескольких офицеров-наемников, возопив при том страшно: «Немцы наших предали!» Затем гренадеры Реншильда с фланга ворвались в лагерь дивизии Головина. И здесь среди зеленых новобранцев прозвучал другой страшный на войне крик: «Обошли! Шведы нас обошли!» — и полки Головина многотысячной толпой тоже ударились в бегство, смешавшись у моста со стрельцами Трубецкого. Хлипкий понтонный мост не выдержал людской тяжести и рухнул в воду. Сотни солдат-беглецов попали в ледяную воду стремительной Наровы.