ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 ) - Пантелеймон Кулиш

бы Наливайка, Ляхи сожгли живьем в медном быке, в отмщение за защиту

православия. Кто первый прикрепил к бумаге эту позорную выдумку, не известно; но

ее подхватили сочинители даже самых кратких „козацких хроиичекъ", и она упорно

держится в русской письменности до нашего времени.

*) Презрел.

Глава V.

Сияющая переииекїива Польша.—Затмение этой перспективы со стороны Рима.—

Развитие нольскорусского козачеотва по поводу московских смут.—Козаки

недовольные Польшею, обращаются с услугами к Москве.—Взгляд Москвы на

малорусских Козаков.—Возстановление православной иерархии в Киеве.— Значение

царских подаяний „на церковное строение".—Насущные интересы массы.

Решительное подавление козацкого мятежа устранило одно из главных препятствии

к успехам колонизации малорусских пустынь. Благодаря подвигам великих

полководцев, представиталей прикарпатской Руси, над Польшей засияло безоблачное

небо внешнего мира и внутреннего спокойствия. Если б эта составная нация, эта

оригинальная „королевская республика", следовала той лагод пости, той зажилостп u

людекоши, которыми отличались домовитые представители собственно польского

элемента, -ея владения сделались бы благословенным краем гражданской свободы,

какою не пользовалась в то время ниодна из соседствеиных наций. Она бы раньше всех

европейских государств перетравила в себе феодальные начала, возвышавшие один

класс на счет всех прочих, и выработала бы могущественную силу внутреннего

благоустройства — общественное мнение, которое каждому члену польской семьи,

независимо от законов и вопреки старых обычаев, обеспечило бы свободное

пользование плодами трудов его. В её беспримерной в том веке веротерпимости и в её

предупредившей другие гражданские общества шляхетской конституции были для

этого весьма почтенные задатки.

Упершись одним краем земли своей в Балтийское море, она прокладывала себе путь

к Черному морю, как это свидетельствуют нам и её своевольные добычники,

помогавшие козакам в их набегах, и более серьезные люди, рисковавшие всем своим

состоянием для завоевания Крыма. Она заводила уже торговый флот на Балтийском

море. С успехами колонизации, она спустила бы по Днепру и Днестру свои суда в

Гостеприимный Понт, и её черноморская торговля

по

.

далеко превзошла бы балтийскую. Богатая продуктами своей разнообразной почвы,

доступная народам всей Европы u Азии, не стесняющая никого в умственной работе н

религиозной совести, Польша сделалась бы опасна для Москвы не оружием, а

стремлением целых масс, по следам князя Курбского, Ивана Федорова и Петра

Мстиславского, в её свободные от дикого произвола, в её плодородные, согреваемые

полуденным солнцем области. Симпатии всех славянских народов стремились бы в тот

край, где и Турок, н Армянин, и Серб, н Немец безразлично находили убежище от

угрожавших им дома гонений сильного, жадного и свирепого.

Но еще до татарского погрома Руси, апостолы всемирного господства, папы

разделили Полян днепровских от Полян иривиелянских до такой степени, что, по

словам Кадлубка, „Русины не упускали никакого случая и не останавливались пн перед

какою трудностью, чтобы бешеную свою ненависть и застарелую жажду мести угасить

польскою кровью*.

Мы верим этому страшному свидетельству ХИ-го, или, пожалуй, XII столетия, зная,

что Византия, с своей стороны, проповедывала у пас не столько религию любви,

сколько религию вражды. Поссорившийся с нею Рим не мог вносить лучшую

проповедь христианства в полудикую Польшу Мечиславов и Болеславов. Военные

столкновения двух варварских народов сопровождались внушениями двух варварских

миссий и, при отсутствии того, что можно бы назвать общественным просвещением,

располагали родственные нации к уничтожению друг друга.

Батыевы Татары явнлисыиримирителями нашей Руси с Польшею, уничтожив

боевую русскую силу и придавив сословие черноризцев, проповедывавшее

непримиримую ненависть к латинцам, яко к „врагам Божиим, держащим кривую веру*.

Но латинцы раздули сами искру этой ненависти, тлевшую под пеплом опустошенной

Татарами Малороссии, и всего больше тем, что, отнимая духовные хлебы у

ставленников константинопольского патриарха, передавали их ставленникам римского

первосвященника. В эпоху брестского собора 1596 года эта искра разгоралась

пламенем зловещим, но оно пылало только внутри монастырей, остававшихся верными

учению о „Божиих врагахъ*, да в пределах церковных братств, которые протестанты

прямо направляли против папистов, а косвенно-против православной иерархии.

Ни строительная республика панская, ни разрушительная республика козацкая, в

своем кровавом столкновении, не брали знамени

.

Ш

веры. Паны творили вооруженный суд над козаками в виду православных дворян,

мещан и крестьян, как над людьми, нэ имеющими общих интересов ни с которым

сословием. Но с одной стороны католические проповедники прозвали православие

Наливайковой сектою, издавали против него памфлеты под заглавием Воскресший

Наливайко, и научили свою чернь уличному крику против наших мопахов: Гугу,

Наливайко! Господи помилуй! Люпус релия (волчья религия)! а с другой, наши

черноризцы записали в своих невежественных „хроничкахъ®, будто бы Косииский и

Наливайко воевали за веру, и будто бы одного из них замуровали живым в каменном

столбе, а другого сожгли торжественно среди Варшавы в медном быке.

Эти ничтожные и смешные проявления поповского соперничества были

пророчеством событии грозных. Еозаки, через полстолетия, действительно явились в

той роли, которую приписывали им современники Косинского и Наливайка. Русская

вера в самом деле превратилась у них в люпус релию, вопиявшую Господи помилуй, и

пе миловавшую ни католиков, ни православных. Но для того, чтобы совершилась такая

метаморфоза на русском Юге, надобно было русскому Северу сделаться для Козаков

практическою школою лицемерия, предательства и беспощадности. Эту школу

устроила там, с церковными целями, не останавливающаяся ни перед чем иезуитская

политика Христова наместника.

Еще при наследнике Иоанна Грозного, царе Феодоре, проживавшие в Москве

иностранцы замечали, что Римская Курия рассчитывает на смуты, долженствующие

возникнуть в Московском Царстве вследствие высокого и опасного положения Бориса

Годунова, которому предстоитъ—или проложить себе дорогу к престолу убийством

малолетнего царевича Димитрия, законного наследника после бездетного брата,

Феодора, или сделаться жертвою боярской зависти и мести. Предсказания сторонних

наблюдателей московской жизни оправдались, и вместе с тем оправдались подозрения

неприязненных Риму иностранцев, что латинские прелаты, появляющиеся в Москве

под разными предлогами, имеют г. виду изучение опасных сторон московской

государственности. Царевич Димитрий был убит подосланными в Углич злодеями, а

его имя принял па себя в Польше какой-то проходимец, очевидно подставлепный теми

людьми, которые возбуждали в Москве пророческие толки задолго до кровавых

событий.

Эту загадочную личность приняли под свое покровительство не-

112

.

сколько знатных представителей нольскорусской республики, и сам король

Сигизмунд III благоприятствовал обманщику. Названного царевича Димитрия повели в

Москву под прикрытием вольнонаемных панских дружин. Были в Польше честные

патриоты, называвшие такое нарушение мира с Москвою вероломством; но их не

послушались. Разбойный элемент польскорусского общества нашел в том походе

работу как раз по себе. Он увлек за собой и Запорожцев. успевших уже оправиться от

нанесенного им, лет восемь тому назад, удара. Таким образом наше днепровское

козачество попало на широкий путь развития своей Косинщины и Наливайщины.

Московское Царство было в то время отделено от Польши и Малороссии

пустынными пространствами, которые назывались в нем полевыми или польскими

украйнами. Эти украйны служили убежищем всякого рода безземельникам^

называвшимся, так же как и в Польше, козаками. Одни из них отправляли сторожевую

службу и состояли в ведомстве пограничных воевод; другие проживали, в качестве

вольных сторожей и работников, у местных землевладельцев; третьи промышляли

обыкновенным и в московских ив польских украйнах воровством, перекочевывая из