Том 5. Путь к большевизму - Дмитрий Фурманов

В течение последних лет товары, вырабатываемые на фабрике, сдавались по цене себестоимости одному из главных пайщиков товарищества: Товариществу мануфактур П. Витовой и сыновья, благодаря чему создавалась фиктивная бездоходность предприятия, а в настоящее время и дефицит.

Поэтому комиссия полагает, что необходимо немедленно национализировать фабрику Товарищества Иваново-Вознесенской ткацкой мануфактуры, при условии одновременного субсидирования предприятия в размере 4 000 000 рублей».

Такова наша резолюция.

Ходили мы по фабрике часа три-четыре. Осмотрели все отделения, чувствовали себя при обходе на положении министров, а знали и понимали немного больше рабочих, а в иных случаях и значительно меньше. Контора заготовила все нужные сведения, сотворила свои отчеты и наделила нас мертвыми цифрами.

Отчет имеется у меня особо.

Сведения повезли народным комиссарам.

В ближайшие дни вопрос, по-видимому, должен разрешиться окончательно.

17 (4) февраля 1918 г.

Недавно пришлось исключить из группы двух членов.

Собственно говоря, членом был только Андрей Козлов; другой, Федоров, числился только кандидатом. А. Козлов всем нам показался «оппортунистом», ибо по многим вопросам, возникавшим за последнее время (главным образом по вопросу о терроре, репрессиях, смелости и решительности действий) показал себя крайне уступчивым и трусливым. Собрались мы, посоветовались, — оказалось, что и на собраниях-то он не был уже раза четыре, — и, скрепя сердце, порешили исключить из группы.

А. Козлов еще летом вышел вместе с нами из организации социалистов-революционеров.

Первое время посещал заседания наши довольно исправно; но за последнее время начал определенно хромать; как видится, пострусил и назвал себя «левым социалистом-революционером». Исключили.

Кандидата Федорова исключили, главным образом, за то, что всей группе он пришелся не по сердцу своей интеллигентской склизкостью, тягучестью и половинчатостью.

Когда он начинал говорить, подымалось харканье, поплевыванье, хождение и т. д. Всем делалось невыносимо тошно. Подыскали формальный предлог:

1) Вы не имели права на опросной карточке рабочего клуба писать: «член группы максималистов».

2) Три дня назад вы вошли в комитет и сразу кинулись к шкафу со словами: где бомбы. Какое вам дело, где они? Вы не член и об этом не должны говорить, особенно в подобной форме.

Исключили.

Всего теперь в группе осталось двадцать четыре члена и шесть кандидатов.

По-видимому, членами следовало бы дорожить, но мы держимся на этот счет иного взгляда: исключаем и будем исключать безжалостно.

За последние две недели вступило четыре новых члена и четыре кандидата.

Для нас, при нашей строгости приема, — это весьма значительный прирост. Прием производится таким образом:

Пришли, например, сегодня супруги Черняковы — старые максималисты, работавшие еще в прошлую революцию. Прослушали «Политическую экономию», прослушали один частный вопрос и были высланы за дверь. Товарищи вполне откровенно высказывали свои соображения, припоминали, что знают о них по прошлой работе.

Выяснилось определенно, что оба они люди «свои», что принять можно с уверенностью. Приняли. А относительно других, которые еще не внушают такого полного доверия, ограничиваемся «кандидатством» на неопределенное время, пока не убедимся, что знает как следует программу; уяснил себе формы тактических приемов; докажет, что смел, прям и решителен, что «наш» во истину. Тогда примем.

Эта строгость приема спасает нас от многих осложнений и неприятностей.

Теперь по городу идет слух, что у максималистов пятьдесят пулеметов, бомбы, много всякого оружия.

Перепугалось трусливое стадо мещан и притихло. Откуда-то знают, что обучаемся военному делу.

Три дня сряду занимаемся группой часа по два с инструкторами-солдатами. Один, Михеич, особенно потешен. Длинноносый с широкими утиными ноздрями, чахоточно-бледный, подпоясанный вервием и глотающий слова — он пытается, не взирая на немощь, представиться суровым воякой.

— Сме… е… е… рно.

Тишина. Только-что болтавшие соседи застывают словно истуканы. На лицах закаменело внимание к выкрикам бравого «инерала».

— Кру…гом.

Все повертываются на 180°.

«Инерал» доволен.

— Сичас будем пальбу разучать… Эта вот стена к примеру буржуи. Буржуй может подойти и спереди и сзади. В строю говорить не полагается, потому что навсегда буржуй может сзади подойти, а мы тут разговариваем. Вот и крышка. Некогда тут растабарывать, слушать надо…

— Пальба по буржую… Рота…

Все вскинули винтовки, взвели курки, замерли:

— Пли…

Застучали курки, снова винтовки под мышкой; снова раздается знакомая команда «инерала»:

— Рота… пли…

Так за ученьем проходит часа два. Занимаются с нами и девушки-максималистки. Их три. В местной красной гвардии их две.

Одна ездила с отрядом, застрявшим в Москве, против Каледина на Дон.

Занятия идут дружно. Через несколько дней мы в полной боевой готовности.

На следующем собрании кончаем «Политическую экономию». Остался последний отдел «Социалистическое общество».

Дальнейшие занятия я представляю себе еще довольно неясно.

Повидимому, будем читать отдельные брошюры по максимализму и анархизму; отдельные главы из «Общественного движения в России в начале XX в.», беседовать по вопросам и задачам текущего момента.

Если бы я не видел такого ревностного и любовного отношения к делу, какое вижу, — давно оставил бы растрачиванье времени для десяти-пятнадцати исправно собирающихся товарищей. Но, во-первых, верно, что и они в конце концов направятся; во-вторых, «уча-учимся», а мне это, разумеется, важно. Рабочие все остались со мною и к делу относятся любовно, а вот относительно «дряблых» — дело обстоит иначе.

Из трех служащих одного исключили и двое не посещают. Интеллигента, реалиста, исключили. Для этих категорий партийная работа интересна лишь в первые дни, пока идет организационная горячка, пока они увлечены, сами не понимая чем. А когда приходится работать — они в сторону: тут сухо, скучно, стеснительно, робко и опасно. Остаются одни рабочие и мы, любившие их вне всяких движений и положений. За это они ценят нас вдвое. Благодаря этому, мы работаем для них втрое.

23 (10) февраля 1918 г.

Первое пленарное собрание губисполкома было 18 (5) с. м. Из тридцати званых собралось около двадцати. Потому «около», что некоторые «здешние» приходили и уходили по разным делам.

Председателем собрания был избран Фрунзе. Это удивительный человек. Я проникнут к нему глубочайшей симпатией. Большой ум сочетался в нем с детской наивностью взора, движений, отдельных вопросов. Взгляд — неизменно умен: даже во время улыбки, веселье заслоняется умом. Все слова — просты, точны и ясны; речи — коротки, нужны и содержательны; мысли — понятны, глубоки и продуманы; решения— смелы и сильны; доказательства — убедительны и тверды. С ним легко. Когда Фрунзе за председательским столом, — значит, что-нибудь будет сделано большое и хорошее. Быть может, Губисполком и не сделал много хорошего, но без Фрунзе не было бы и того, что сделано.

На двух предварительных к пленарному заседаниях были распределены доклады между членами Райсовета и нового Губисполкома. В пленарном заседании доклады были заслушаны, обсуждены и приняты с некоторыми поправками. Прения были оживленны. С глубоким интересом, вниманием и усердием следили мы за претворением в дело наших собственных мыслей. Когда вот так сойдешься, коллективно обсудишь и зафиксируешь основные тезисы, уяснишь план работы, — словно гора с плеч сваливается, окрыляешься как-то, чувствуешь, что руки стали крепче, грудь просторнее, а голова светлее. Таково именно действие подобных «деловых» собраний. Пустословия на этот раз не было к нашей чести. Правда, тут не только «наша честь», а и уменье руководить у Фрунзе. Без него было бы нечто иное, может быть, не на много, но — худшее.

Мне было поручено сделать доклад по просвещению.

Губисполком состоит из комиссариатов с комиссарами, членами Губисполкома, во главе. По этому подобию будет организован и комиссариат просвещения. Но «просвещение» в широком смысле нам теперь еще не по силам, да и не ко времени. Я больше освещал, поэтому, работу чисто культурно-просветительную среди рабочих и крестьянских масс; вечерние курсы, лекции, беседы, библиотеки, распространение газет, популярных брошюр, — вот на первое время наша работа. Большего не сделаем. Реорганизация школ и принятие под свое крыло школ средних практически пока не даст больших результатов.

Ясного плана конструкции комиссариата не имею. По-видимому, он создастся в процессе работы.