Звезда морей - О’Коннор Джозеф

Пайес Малви дождался, пока Мэри уйдет в Карну, и увязал в узелок скудные пожитки. А когда на каменистые поля опустилась ночь, он покинул землю отца и по проселку ушел из Коннемары, положив до конца своих дней не видеть родных краев.

Я подошел [к потенциальному нанимателю в Нью-Йорке] со шляпой в руке, смиренный, как всякий ирландец, и спросил, нужен ли ему человек подобных качеств. «Надень шляпу, — сказал он, — мы все тут вольные люди, пользуемся равной свободой и привилегиями».

Письмо Джеймса Ричи

Глава 13

НАСЛЕДСТВО

Мы возвращаемся на наше доблестное судно в десятый вечер его путешествия, когда лорд Кингскорт пишет нежное письмо любимой сестре в Лондон с размышлениями о своем положении и намерениях, не подозревая, что над ним нависла смертельная угроза

«Звезда морей»

17 ноября 1847 г., среда

Милая моя ресничка, Рашерс![31]

Прости мне широкий небрежный почерк, но у меня одна-единственная сальная свечка, да и зрение мое в последнее время уже не то, что прежде. (Последнее время — а почему, я и сам не знаю — я утратил всю свою веселость[32], Вилли Ш. Ха-ха.) Впрочем, если уж на то пошло, все чертовы части моего организма уже не те. что прежде.

Наш благонадежный и прозорливый капитан (который, подобно чародею, изучает карты и расписания движения судов и в разговоре оперирует длиииинными словаааааами) сказал, что через неделю или около того мы, возможно, встретимся с бригантиной под названием «Утренняя роса», направляющейся из Нового Орлеана в Слайго с грузом индийской муки, поэтому я царапаю эти разрозненные мысли и приветы в надежде, что они вскорости тебя достигнут. (О капитане шучу. Он во всех смыслах надежное пристанище в бурю. Вчера вечером с картою в руках объяснял мне наш путь.)

Странная штука: порой я сам не знаю, что думаю обо всем, пока худо-бедно не запишу. С тобой такое бывает, милая моя глупышка? Ох и чудак твой братец. Что поделать!

Как вы поживаете — ты, Эмили и конечно же тетя Эдди? Этот полоумный Миллингтон уже сделал Эмили предложение? Жаль, что он так скотски тянет дело. (Мы, старые викемисты, обычно без промедления движемся к цели. Скажи ему, что на кону честь Дома старых учителей.) Если она не поторопится, ты силой загонишь ее к алтарю[33]. Как там старый добрый Лондон? Когда-то я теперь увижу его…

Признаться, здесь, в океане, мы чувствуем себя отрезанным и от всего. Случись дома революция или война, мы даже не узнаем. Кстати, не самое не приятное ощущение, учитывая, сколько всего приключилось за годы после папиной кончины. Здесь чувствуешь своего рода чарующее умиротворение, особенно по ночам. Море действует на человека, точно целебное снадобье. Поймал себя на том, что говорю (и даже думаю) так же неторопливо, как колышутся волны. Престранная вещь. И, похоже, не я один, а все, кто находится на борту. По ночам океан навевает уныние. Волны плещут о борт корабля и так далее. Небо такое темное, что звезды кажутся ярче: они здесь красивее и блестят даже сильнее, чем в Голуэе. Порой мне хочется остаться тут навсегда.

Мне было очень грустно закрывать двери дома, даже больше, чем видеть его без мебели и обитателей, пустым и заброшенным, словно разграбленная египетская гробница. Я обошел его: каким просторным и голым он мне показался! Ты наверняка догадываешься, что попрощаться со мною стеклись толпы наших бывших арендаторов: им тоже было грустно, многие прослезились. Я провел с ними не один час, так что в конце концов рука заболела от пожатий. (Разумеется, все спрашивали о тебе и Эм.)

Но они понимают, мы не могли поступить иначе, и желают нам всего самого доброго. Проводили меня троекратным ура — в честь фамилии Мерридит. Так что не волнуйся, никто из них не держит на нас зла. Многие умоляли не забывать их и, несмотря ни на что, считать своими друзьями. Пожалуйста, не беспокойся об этом. Мне больно думать, что ты так себя изводишь.

Викерс, оценщик из кредитной компании, заверил меня, что приложит все усилия, дабы продать землю целиком, не деля на участки. Уже что-то Томми Мартин из Баллинахиичя, увы, отказался. У него самого дела идут не лучшим образом, так что он подумывает все распродать и перебраться в Лондиниум. Жаль, он не так уж плох: Мартины, конечно, сумасшедшие, но с арендаторами обращаются не худшим образом. Поговаривают, что старый пьяница и мошенник Генри Блейк не прочь прирастить свою вотчину. Из-за этого проклятого голода земля подешевела, деньжата у Блейка водятся, отчего бы и не воспользоваться такой возможностью. Похоже, он собирается поле за полем скупить всю Коннемару. Так что, возможно, капитан из Талли скоро будет командовать и Кингскортом — или тем, что от него останется. Я сказал Викерсу, что скорее откушу себе голову, чем допущу, чтобы этот вульгарный выскочка получил нашу землю, но, как говорит Викерс, у нас свобода торговли и в нашем положении выбирать не приходится. Не странно ли, милая Нат, как все обернулось? Ну да как вышло, так вышло. Если бы мы только знали, что нас ждет.

К сожалению, почти все детища бедного батюшки пришлось уничтожить. Я написал в несколько музеев и зоологических обществ, также в дублинский Палеонтологический институт и ухитрился пристроить несколько наиболее ценных экземпляров — скелеты, редкие яйца и окаменелости. Взять остальные никто не пожелал, поскольку сырость в доме изрядно им навредила, вдобавок некоторые чучела кишели чешуйницами и личинками (да и теперь таксидермией мало кто интересуется). В утро моего отъезда мимо случилось проходить цыгану из бродячего цирка, он пожелал забрать саблезубого тигра, которого приметил в куче мусора у ледника на конном дворе. Он предложил мне шиллинг, но я отдал даром. Сказать по правде, я даже приплатил бы, чтобы он унес это чучело: оно воняло, как протухшая конина. Джонннджо Берк с братом вырыли у берега яму; куда мы и свалили оставшееся, сожгли и засыпали пепел землей. Зрелище, достойное Иеронима Босха. Если этот чеглок Дарвин со своими дружками-геологами когда-нибудь приедет на раскопки в Кингскорт, его ждет тайна, покрытая мраком.

Что же касается дома, его дальнейшая судьба неизвестна. Мне невыносима мысль о том, что его снесут, но после двух долгих столетий голуэйских штормов бедняга далеко не в лучшей форме. Впрочем, лучше не думать о таких ужасах.

Потом я отправился в Клифден навестить могилу папы. Она ухожена, как и мамина. В то утро к их надгробиям принесли цветы: ему асфодели, ей росянки. Признаться, этот скромный знак внимания растрогал меня до глубины души.

Прости, что не успел ответить на последнее твое письмо, но оно застало меня в Дублине за какой-нибудь час до отъезда. Сама понимаешь, было не до того: мы собирали вещи, возили их на корабль и Бог знает что еще делали. Кто бы мог подумать, что двум маленьким детям и их усталым родителям потребуется больше вещей и всякой всячины, чем целой пехотной дивизии перед вторжением во вражеские пределы.

С нами в Америку едет Мэри Дуэйн, которую ты наверняка помнишь, и Лора очень рада, что у нее такая помощница. Я и сам рад. Мы словно взяли с собой частичку Кингскорта.

В письме ты спрашиваешь о моих коммерческих проектах. Ты совершенно права, до сего дня я держал их в секрете. (Даже Лора не до конца осведомлена о них — и немилосердно язвит меня за скрытность.) Но если я не могу рассказать о них моей милой маленькой Рашерс, тогда, спрашивается, кому я могу о них рассказать?

Тайный мой проект заключается в следующем я намерен войти в строительство особняков — в том стиле, какой нынче в моде у нью Йоркских нуворишей. Но помни: никому не слова. Я не хочу, чтобы меня обскакали. (Или даже «обошли на повороте»? Кажется, можно выразиться и так, и так.)

Конечно, настоящего архитектурного образования у меня нет, однако я тешу себя мыслью, что худо-бедно умею рисовать, вдобавок обладаю кое-чем поважнее и получше: жизненным опытом. Вечером перед тем, как закрыть дом, я обнаружил в бумагах папы чертежи Кингскорта и взял их с собой. Я искал их несколько лет и всё не мог найти (сама помнишь, в каком состоянии пребывали старые бумаги в библиотеке — кипа до потолка, высотой с Колосса Родосского): значит, мне все-таки суждено было наконец на них наткнуться. Точно я получил неожиданное наследство.