Тайна Белой Розы (ЛП) - Пинтофф Стефани

Я стоял среди десятков других пассажиров, пока легкий гул и яркий луч света не возвестили о прибытии следующего поезда. Я вошел и увидел, как охранник на платформе нажал рычаг, который закрыл двери и отправил нас в центр города. Не прошло и пятнадцати минут, как я добрался до своей станции — пересечения семьдесят второй и Бродвея. Мне следовало бы отправиться домой, на квартал к югу от станции, но я вдруг обнаружил, что поворачиваю к «Дакоте».

Дежурный в холле хорошо меня знал и жестом пригласил подняться наверх.

Но я покачал головой.

— Не могли бы вы отнести записку миссис Синклер? — Я написал короткое сообщение, спрашивая, может ли она спуститься, и остался ждать, пока молодой человек, который выполнял такие поручения в здании, отнесет ее ей.

Я расхаживал взад и вперед между двумя газовыми лампами у входа в здание, с тревогой осознавая, что мое желание увидеть Изабеллу сегодня вечером было не просто желанием, а потребностью. Мне больше не с кем было поговорить об Алистере. Никто другой просто не понял бы.

К моему огромному облегчению, она спустилась вниз через несколько минут.

Молодая женщина с беспокойством посмотрела на меня и спросила:

— Саймон, все в порядке?

— Если ты голодна, мы могли бы поговорить за ужином, — попытался я улыбнуться. Я не мог думать о еде с самого утра, когда мы приехали на место преступления, но сейчас у меня начала болеть голова, и я понял, что ужин оттягивать больше некуда.

— Как насчет «Ма Пикетт»? — Она взяла меня под руку, и мы пошли на запад, в сторону Бродвея.

Популярный ресторан, который она только что назвала, был одним из моих любимых, но сегодня там будет слишком шумно.

Он располагался в Сан-Хуан-Хилл, районе к югу от Шестьдесят седьмой улицы, который образовывал самый большой африканский район в Манхэттене, где большинство ресторанов в дополнение к еде предлагали развлечения.

В «Ма Пикетт» тоже была небольшая танцплощадка, и когда оркестр играл регтайм, популярный в ресторанах Сан-Хуан-Хилл, шум толпы был просто оглушительным.

Поэтому я ответил:

— Нужно тихое место, чтобы мы могли поговорить. Как насчет…

— Только не Ши Линг, — перебила она, поморщившись.

Я знал, что ей не нравится китайский ресторан на углу Пятьдесят девятой улицы и Коламбус-Авеню, куда не пускают африканцев. Конечно, для города в целом это была обычная практика, но для района Сан-Хуан-Хилл выбор был одним из худших.

— Конечно, нет. Я думал про «Бомонд».

«Бомонд» был маленьким кафе на углу Шестьдесят шестой улицы, где подавали блюда карибской кухни. Его небольшая площадь — всего восемь столиков — означал, что здесь будет относительно немноголюдно, а живая музыка предоставит нам необходимую приватность.

Хотя на самом деле меня больше беспокоило иное. В Сан-Хуан-Хилл, где африканские и ирландские жители с трудом уживались вместе, а простые рабочие часто устраивали драки с членами банд и наркоторговцами, мне нужен был ресторан без напряжённых столкновений, обычно встречающихся в более шумных заведениях.

Изабелла с улыбкой согласилась, и мы прошли несколько коротких кварталов, болтая о пустяках, пока, в конце концов, не устроились за столиком у окна.

Мы заказали треску с запечёнными овощами и бобами, слушая, как пианист наигрывает ритм «The Black Cat Rag».

— Ты хотел поговорить, — произнесла Изабелла, когда мы, наконец, устроились.

— Я не знаю, что делать с Алистером, — прямо признался я.

Затем я начал рассказывать ей о событиях этого дня. С каждым новым фактом глаза Изабеллы раскрывались все шире и шире, пока она пыталась переварить шокирующую новость об убийстве судьи Портера и моем последующем разговоре с Алистером. В завершение я сказал:

— Я убежден, что он чего-то недоговаривает: то ли потому, что не понимает всей сути происходящего, то ли просто потому, что не видит в этом никакого отношения к расследованию. Если бы он только заговорил…

— Знаешь, — мягко произнесла Изабелла, — обычно он, когда анализирует преступление, напоминает тебя: смотрит на происходящее издалека с научной объективностью. Но на этот раз жертвами стали не чужие люди, а его друзья, и смерть судьи Джексона глубоко его потрясла.

— Хотя он утверждал, что больше не имеет тесных связей ни с тем, ни с другим, — сказал я, размышляя вслух.

Нам принесли заказ, и я нехотя поковырял вилкой. Сегодня у меня не было аппетита, хотя горячий ямайский кофе был очень даже неплох. Всего одна чашка улучшила настроение и облегчила головную боль, с которой я боролся весь день.

— Тут скрывается нечто большее, чем личное горе, — убеждённо ответил я. — Он что-то скрывает; я просто точно не знаю, что именно.

Она на мгновение задумалась.

— Тогда у тебя нет другого выбора, кроме как действовать без него. Ради самого Алистера и ради успеха твоего собственного расследования. Что подсказывает тебе интуиция?

— Вполне возможно, что мы имеем дело не с одним преступником, — сказал я, имея в виду, что различные орудия убийства, вероятно, указывают на нескольких убийц. — Но присутствие Библии и белой розы говорит мне, что существует некая связь — сходство в послании и мотиве, — которая нивелирует эти различия.

Изабелла задумчиво на меня посмотрела.

— Мы обсуждали, что судья Джексон, вероятно, был убит за нарушение какой-то клятвы, о чем свидетельствует положенная на Библию рука. Судья Портер тоже относился к судебной власти, но его убийца оставил тело в ином положении. Расскажи еще раз, как он выглядел?

Перед моим мысленным взором всё ещё стояла эта картина. И когда я начал описывать, как лежал голый судья Портер, мне в голову пришел ответ — слишком простой, чтобы в него можно было поверить.

— Судья Портер был убит, потому что у него были связаны руки. Буквально. С точки зрения убийцы, преступление судьи заключалось в бездействии.

Я наблюдал за реакцией Изабеллы, сознавая, что мне очень хочется проверить свою теорию именно с Алистером, чьи знания о поведении на месте преступления не имели себе равных.

— Знаешь, Саймон, я думаю, ты прав, — ответила Изабелла, тщательно обдумав мои слова. — На месте преступления была музыка?

Этот же вопрос задал мне недавно Алистер.

Я уверил её, что ничего подобного не было — по крайней мере, мы с Малвани не заметили.

— Тогда, возможно, есть что-то в его доме, — произнесла Изабелла. — С такой же отсылкой к фразе «Леруа отмщён».

— И даже если нет, — добавил я, — я забыл упомянуть, что на месте преступления уже есть упоминание о Леруа. Тот, кто зарегистрировался в комнате, где был убит судья Портер, записался как «Леруа Сандерс».

Бессознательно Изабелла потянулась к пряди волос за ухом и начала накручивать ее на палец.

— Служащий помнит что-нибудь о человеке, который регистрировался?

— Когда я уходил, офицеры все еще допрашивали ночного портье, — сказал я. — Я узнаю это утром, когда ознакомлюсь с отчетом.

— А пока… Почему бы мне не навестить завтра семьи Джексон и Портер, — предложила Изабелла. Услышав мой глубокий вздох, она добавила: — Это будет простой звонок с соболезнованиями, поскольку Алистер был знаком с обеими семьями. И моей целью будет выяснить, значит ли человек по имени Леруа Сандерс что-нибудь для обеих семей.

Я кивнул.

— И всё же… Меня беспокоит твоя безопасность. Особенно теперь, когда был убит человек, близко занимавшийся расследованием.

Но Изабелла, как и всегда, отмахнулась от моего беспокойства.

— Судья Портер был убит не потому, что участвовал в расследовании, — убежденно сказала она. — Он и судья Джексон были давними коллегами. Должна быть какая-то другая связь.

— Ты имеешь в виду Леруа.

Изабелла кивнула.

— И все же, пожалуйста, будь очень осторожна. Хотя, пока ты там, возможно, тебе удастся выяснить, не было ли у Алистера более тесных связей с Хьюго Джексоном и Ангусом Портером, чем он мне рассказал.

Изабелла хотела что-то ответить, но заколебалась.