Харон - Валерий Бочков

Она приблизила лицо, по-птичьи наклонила голову и неожиданно поцеловала меня в губы. Мокрым долгим поцелуем.

– Вот так… И запомни. – Она вытерла рот рукой, внимательно посмотрела мне в глаза. – Запомни главное: ты больше не человек, ты – динамит. Ты – мировое событие, что поделит историю России на две части. От тебя зависит будущее.

44

Подходила к концу пятница, последняя пятница лета. Вялое оранжевое солнце, весь день тускло маячившее в дымном небе, наконец доползло до горизонта и навалилось на макушки сосен за Николиной Горой. Его отсвет отразился малиновым нарывом в неподвижной воде Москвы-реки.

В соседнем Архангельском на даче министра юстиции справляли день рождения. Пьяные гости вывалили на террасу любоваться фейерверком. На каждый залп толпа откликалась криком «Ура!», дамы визжали. А когда в дальнем конце сада вдруг вспыхнула и завертелась в ослепительных искрах цифра шестьдесят и из боковых аллей выдвинулись две пестрых группы цыган с бубнами и гитарами, гости шумно зааплодировали и подхватили:

– К нам приехал, к нам приехал Сергей Анатольевич дорогой!

В разгар веселья у ворот дачи появился начальник пожарной охраны, стал умолять прекратить пальбу и прочую пожароопасную деятельность, но его вытащили из машины, насильно напоили водкой и вовлекли в разудалый хоровод, который, ломая кусты сирени и топча клумбы с поздними хризантемами, бесновался в саду.

Сгустились сумерки. Низкое небо, прокопченное августовскими торфяными пожарами, опустилось еще ниже – его грязно-рыжее подбрюшье, казалось, можно было погладить рукой. Музыка, смех и крики министерского юбилея продолжали разноситься на всю округу, до президентской дачи долетал едва слышный бас непонятно каких песен. В двадцать три тридцать на всех постах сменилась охрана, заступила ночная смена. Сменились пароли и коды доступа, включились камеры ночного видения, в ограждение внешнего кольца пустили ток. Автоматические пулеметы, реагирующие на малейшее движение, затаились на вышках, масляно мерцая крупнокалиберными стволами.

В час ночи в хозблоке вспыхнул пожар, загорелся продовольственный склад. Туда накануне были доставлены продукты для столовой, где кормилась обслуга и охрана дачи. Пламя пробило крышу, старая разлапистая сосна, росшая рядом, занялась как свечка – огонь взметнулся по стволу, побежал по коре, сучьям. Сухая хвоя с треском вспыхивала и охапками юрких искр уносилась в небо.

Дерево со стоном разломилось пополам, его правая часть рухнула на гараж. Загорелась крыша. Охрана и обслуга бестолково металась по двору, бесполезные огнетушители плевались пеной, кто-то лысый и полуголый поливал огонь из садового шланга.

Шоферы пытались вывести транспорт из гаража, официальный президентский «майбах» с трехцветным флажком на капоте застрял в воротах, сцепившись с лимонным «ламборгини». Внутри гаража что-то гулко взорвалось, из-под крыши вырвались огненные языки, а из ворот выкатился огненный шар, заметался по двору, страшно вопя. Где-то завыла пожарная сирена.

Перед шлагбаумом главного входа затормозил джип, за ним остановилась пожарная машина, огни мигалки нервно забегали по черным елям. Из джипа выскочил ладный загорелый полковник МЧС с рацией в руке.

– У вас нет допуска! – орал охранник, пихая его тупорылым автоматом в грудь. – Как вы вообще попали сюда?!

– Я тебе покажу допуск! – с веселым азартом орал полковник. – Открывай ворота, кретин!

За стеной, во дворе дачи снова что-то ухнуло, язык рыжего огня взмыл в коричневое небо.

– О! Это уже газ! – Полковник ткнул антенной рации в сторону ворот с хромированным двуглавым орлом посередине.

Охранник оглянулся и вдруг, вздрогнув, начал медленно оседать. Полковник, не вытирая, сунул финку за голенище сапога, что-то отрывисто приказал в рацию. Пожарная машина на полной скорости протаранила ворота, тут же во дворе уверенно затрещали сухие выстрелы.

Крыша хозблока рухнула, пожар перекинулся на столовую, в гараже упругими хлопками взрывались кислородные баллоны. Огонь быстро подбирался по елям к главному корпусу. За бассейном, поднимая тучи рыжей пыли с теннисных кортов, снижался вертолет медицинской службы. В сполохах и дыму его мутный белый корпус напоминал призрачного кита. Шасси не успели коснуться земли, а из люков уже проворно прыгали люди. В черных комбинезонах, в шлемах с окулярами ночного видения, они рассыпались веером, стремительно замыкая кольцо вокруг казармы. Оттуда выбегала полуголая охрана и тут же попадала под прицельный огонь десанта.

По главной аллее, освещенной пламенем и прожекторами, среди убитых и раненых носились обезумевшие овчарки – кто-то открыл вольер и выпустил собак. Их лай мешался с треском автоматных очередей и стонами умирающих. Где-то истошно визжала женщина. В клумбе, скрючившись как негр-боксер, дымился обугленный труп личного шофера президента. Десант начал штурм главного корпуса.

45

Я посмотрел на часы: если все идет по плану, то атака началась семнадцать минут назад. Пилот обернулся, вопросительно взглянул на меня.

– Заводи, – кивнул я. – Наш выход!

Винт включился, мгновенно набрал обороты. Движок работал беззвучно, лишь упругая мощь передавалась корпусу. Моя группа – русский Костя, два ирландца и португалец – сидели на клепаном полу вертолета. Я почувствовал, как машина легко оторвалась от земли и свечой пошла вверх. В наушниках зашуршало, сквозь помехи я услышал голос:

– Би-ван вызывает Первого, Би-ван вызывает Первого.

– Первый слушает. – Я прижал микрофон к щеке.

– Приступаем к третьей фазе! Как поняли?

– Вас понял. Приступаем к третьей фазе. Конец связи.

Костя подмигнул мне, выставив большой палец.

Да, все пока шло хорошо. Португалец дремал, обняв автомат, ирландцы, как обычно, лениво зубоскалили. Невольно представил этих ребят в крови, в копоти, неподвижных – как часто я видел эту необъяснимую трансформацию, этот неуловимый переход из живого в мертвое. Вопреки нашему упрямому отрицанию, эти два мира лежат совсем рядом, иногда на расстоянии вздоха.

Я отвернулся к иллюминатору; под нами проносились тусклые подмосковные огни, из-за торфяного дыма казалось, что деревни, дачные поселки, низкорослые рощи и петляющие дороги, освещенные цепочками мертво-сизых фонарей, лежат на дне какого-то гигантского озера, что я смотрю сквозь толщу мутной янтарной воды.

– Где мы? – окликнул я пилота.

– Прошли Звенигород. До цели шесть минут.

С ясностью, свойственной моим ночным кошмарам, до меня вдруг дошло, что именно сейчас на высоте пятьсот футов и со скоростью двести сорок миль в час я проношусь над приютом, над Звенигородским детдомом номер три. Над моим персональным адом, цепкие щупальца которого намертво вросли в мою душу, в мой мозг, в мою память.

Да, мне повезло, повезло сказочно – мне удалось вырваться из ада, но я так и не смог вытравить ад из себя. Я прижал лоб к стеклу иллюминатора. Внизу тускло блеснул изгиб реки, на холме за полем показался кукольный силуэт многоглавой церкви. Жена, дети, Америка – вся моя жизнь показалась мне чем-то абсолютно нереальным, какой-то безумной выдумкой, нелепой в своей чинной аккуратности: парадная форма белее снега с золотыми аксельбантами, Хелью в красном платье с корзинкой для пикника – сзади невероятно зеленый стриженый газон, воскресное утро в церкви, пастор с розовым, словно свежевымытым лицом, веранда – скрип кресла-качалки – закат плавится в стакане виргинского бурбона в моей руке.

Виргинский бурбон? Какой, к чертовой матери виргинский бурбон?! Какая веранда?! Я – Колька Королев, босяк, оторва, сиротский выблядок с заточкой в рукаве! Я бью всегда первым, бью безжалостно, даже если я не прав, потому что в моем сучьем мире важно быть живым, а не правым.

– Две минуты до цели! – крикнул пилот.

Вертолет, войдя в вираж, хищно ринулся вниз. Ребята без суеты приготовили тросы, пристегнули карабины. Я толкнул дверь, она пошла как по маслу. Люк раскрылся.

В кабину ворвалась бензиновая гарь, вонь горячего металла. Внизу бушевало настоящее пожарище – хозблок и гараж сгорели дотла, из окон столовой вырывалось белое пламя. Горели деревья главной аллеи, на дорожках, газонах, в клумбах валялись трупы, много трупов. У внешнего поста, загороженного пожарной машиной, застряло несколько грузовиков, какие-то легковушки с мигалками. Вертолет медслужбы стоял на теннисных кортах. Все шло по плану.

– Цель! – гаркнул пилот.

Мы зависли над крышей главного корпуса.

– Пошли!

Я хлопнул португальца по спине, тот сгруппировался и соскользнул вниз по тросу. За ним ирландцы, один за другим, потом русский. Последним прыгнул я. Трос натянулся, запел, подошвы пружинисто стукнулись о бетонную крышу. Костя уже прилаживал взрывчатку к чердачному люку. Внизу трещали автоматы, хлопнула подствольная ракета. Весело брызнули мелкие стекла. Моргнули и погасли прожектора главной аллеи, фонари и окна – первая группа добралась до подстанции и обесточила территорию дачи.