Том 4. Солнце ездит на оленях - Алексей Кожевников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Олени-то все одинаковы, как комары, как солдаты.
— Пойдем, покажу. Хорошо катал. Надо сказать ему спасибо.
— Я боюсь. У них вон какие рожищи… — Ксандра попятилась.
И один олень грозен, страшен своими рогами, а тут большое стадо, плотно сгрудившееся. Если один поддаст рогами — упадешь на другие, а там еще и еще… Она представила эту картину и зажмурилась в страхе.
— Иди, не трусь, олешки умные. — Колян взял ее за руку и повел.
Со стороны казалось, что не протиснешься, так густо были рога и рога, но, едва подступили к стаду, олени начали пугливо сторониться и, куда бы не повернули Ксандра с Коляном, им освобождали широкий проход.
Хоть и давно, тысячи лет, живет олень рядом с человеком, служит ему, но все еще осторожный, недоверчивый, полудикий зверь. Редкие олени берут что-либо, даже лакомство, из рук человека, еще реже такие, что позволяют без сопротивления прикоснуться к себе, надеть сбрую. Полного приручения не выходит потому, что домашние олени до сих пор во многом живут как дикие: пасут их только зимой, летом они бродят совсем без присмотра, запрягают не часто, посменно, еду и питье они всегда добывают сами первобытным способом.
Олень, которого искали, напуганный недавним приключением, упрямо забивался в гущу стада. Ксандра наконец отступилась от него. Тогда Колян подвел ее к паре белым-белых оленей — ирвасу и важенке. Ирваса звали Лебедем, важенку — Лебедушкой.
— Мама, иди к нам — крикнула Ксандра. — Здесь такие хорошие олени. Иди! Они смирные, ничего не сделают.
Уверенная заранее, что назревает новая беда, Катерина Павловна тотчас явилась.
— О Господи, когда же кончится моя мука?! — взмолилась она. — Давно ли трепал ее олень, и опять залезла в самые рога! Да что с тобой? Дома была как надо. А здесь уже который раз суешься прямо на смерть. Ох, несдобровать тебе, девка!
— Я не виновата, не виновата, — твердила Ксандра.
— А кто же?
— Дома не было ни реки такой, ни оленей.
— Олени, река виноваты? Хитро придумано.
С большим трудом Колян успокоил Катерину Павловну, что в весеннее время олени сами боятся всего: рога-то у них молодые, болючие. Олень только и думает, чтобы никого-ничего не задеть ими.
Ксандра спросила Коляна, можно ли погладить Лебедушку.
— Нет, рано. Погладишь потом, когда привыкнет к тебе.
— Ах, эти «потом»!..
Чисто-белые олени редки. Лопари считают их особыми созданиями, более благородными, чем олени других мастей, и связывают с ними всякие дивеса. И солнце, и луна — жена солнца, и звезды — их дети, и богатыри, и мудрецы — все ездят на белых оленях. Такой олень считается самым дорогим подарком.
Колян мысленно поставил Лебедя с Лебедушкой в одну упряжку, а Ксандру посадил в санки, получилось — лучше не придумаешь, и сказал:
— Дарю.
— Мне?! — изумилась, даже испугалась Ксандра. — Я не возьму. Они ж не твои. Нельзя дарить чужое. У нас не дарят.
— Мои. Максим обещал мне за работу десять оленей. Любых, какие понравятся.
— И ты решил взять самых красивых — это нехорошо, — упрекнула Коляна Ксандра.
— Я не себе, — отвел он упрек.
— Значит, мне. Тогда тем более не возьму. С какой стати ты, сам пеший, нищий, будешь дарить мне. Нет, нет! — Ксандра сердито замахала руками. — Не возьму. Больше не выдумывай таких глупостей!
— Да, да. Это ребячество, — осудила Коляна и Катерина Павловна. — Надо будет оленей, мы купим. А брать даром, снимать последнюю суму с нищего — нет, мы не такие.
Колян остался в огорчении: не увидит он Ксандру, едущую на Лебеде с Лебедушкой. А ему так хотелось этого! Это было бы так красиво!
— Ну, буду ловить.
Быстрым взмахом правой руки Колян бросил витой ременный аркан, и один из оленей почуял в молодых, еще не окостеневших рогах жгучую боль. Он подпрыгнул, рванулся. Боль стала еще сильней. Он брыкался на все лады: бил ногами, вертел башкой, падал. Но аркан крепко держал его.
Колян сперва уговаривал упрямца:
— Погляди кверху! Видишь, олени солнца работают день и ночь? А ты не хочешь поработать маленько. Тебе не стыдно?! — Затем бранил: — Ты — дурак, набитый дурак! Иди, слушайся, и будет хорошо, не больно.
В конце концов пришлось крикнуть Черную Кисточку. Она хорошо знала это дело — ловить оленей; словно мяч подскочила к рогатому упрямцу с лаем, а когда он и тут не послушался, цапнула ему такие нежные жилки, что он забыл про боль в рогах и бойко пошел за хозяином.
Восемь раз Колян бросал аркан, восемь раз уговаривал упрямцев слушаться, приводил в пример оленей, на которых ездит незакатное солнце. Но вся восьмерка не хотела запрягаться, тянуть сани, хотела идти вольно, щипать на ходу ягель, молодые листочки, нежную весеннюю траву. И восемь раз Черная Кисточка учила неслухов уму-разуму. Лайки Пятнаш и Найда в это время удерживали стадо, напуганное арканом. Для Ксандры тут пока не нашлось дела.
Когда трудно загнать, смирить оленя, хозяин всегда поручает это лайке, и она всегда великолепно справляется. Для оленя нет, пожалуй, никого и ничего страшней лайки, от нее он кидается в бурную, порожистую реку, в непроглядный, непроходимый северный буран, даже в лесной пожар.
Страшней лайки разве только человек с ружьем. А ведь она перед оленем всего лишь маленький комочек. Вот что значат острые зубки, беспредельная верность и храбрость. Северная, оленегонная лайка не знает страха: пошлет хозяин, и она одна кидается на медведя.
Колян запряг оленей. Катерина Павловна уложила в санки куваксу и весь прочий груз. Ксандра залила костер. Можно ехать дальше.
Но Колян не доверял чужим, неопытным женщинам и сам осмотрел всю стоянку — не позабыто ли что-нибудь, затем поворошил палкой кострище — хорошо ли залито, не притаился ли в глубине огонь…
Осторожное, умелое обращение с огнем у лопарей — важнейшее дело, прививается оно с малых лет. В Лапландии много горючего: большие заросли можжевельника, горной смолистой сосны, и особенно огнеопасны ягельники. Тушить пожары в лапландском малолюдье трудно, а они при всей осторожности все-таки возникают и оголяют громадные пространства. Их долго-долго помнят и обычно называют именами виновников, для позора им. Есть пожар «Михаил-рыбак», пожар — «русский купец», пожар «Тимошка». Этот был полвека назад, виновник Тимошка давно умер, пожарище уже заросло лесом, а память все живет.
Колян совсем не хотел, чтобы на позор ему остался пожар «Колян Данилов», и вылил на черные огарки костра еще несколько котелков воды.
— Поехали, — неопределенно, не то спрашивая, не то приказывая, сказал Колян. — Солнце вон куда уехало. Не ждет нас.
— Пошли, Колянчик, — поправила его Ксандра. — Это уж не езда, если все время без присядки топаем.
— Пусть будет «пошли», — согласился Колян.
Солнце уже уехало за полдень. Оно светило еще ярко, лучисто, но грело плохо. Временами налетал с гор знобкий, снеговой ветер, и тогда солнце совсем не грело, от него оставалась одна видимость, яркая, но холодная. Ксандра поняла, что значат слова «обманное солнце».
— А как ездит ваше, русское солнышко? — спросил Ксандру Колян.
— Солнце у вас и у нас — везде одно. И оно не ездит, а ходит, — ответила Ксандра.
— Ходит. А где ноги? Я не вижу. И куда ставит ноги — тоже не вижу.
— Нет, не ходит, а катится, как шар, как мяч. И даже не катится, а летит.
Но Колян был полон недоверия, а Ксандра не могла найти ясного убедительного объяснения, как движется солнце.
Тогда взялась объяснять Катерина Павловна:
— Саша напутала тебе. Солнце и не ходит, и не катится, и не летает, а висит.
— На чем висит? Где веревка? Я не вижу, — допытывался Колян.
— Так висит, без веревки.
— Не понимаю.
— Само собой. Оно может висеть без веревки. И кружится. А вокруг него кружится Земля, а вокруг Земли — луна.
— Все кружатся. Зачем?
— Так надо. Держатся друг за друга.
— А где руки? Я не вижу, как держатся.
— Этого нельзя видеть. Есть такая невидимая сила, которая держит и солнце, и землю, и луну, и звезды.
— Э-э… — Колян пренебрежительно замахал руками, будто отгоняя надоедливых комаров. — Твое слово непонятно. Мое лучше: солнце, луна, звезды — все ездят на оленях. Вот понятно. Вот хорошо.
— Но все это выдумка, сказка. Я как-нибудь объясню тебе правду, — пообещала Катерина Павловна. — Она интересней твоей сказки.
— И луна, как солнце, везде одна, и звезды у нас те же, какие у вас, — добавила Ксандра.
Колян думал, что в Лапландии свои солнце, луна и звезды, как свои реки, озера, горы, а в другой местности уже другие. И вдруг на тебе: одни. И снова Коляна охватило недоумение и недоверие. Он покивал на солнце и спросил:
— Сейчас в России видят его?
— Видят, как вот мы.