Эльф из Преисподней (СИ) - "Lt Colonel"

В отличие от нашего положения.

Если любые попытки воспользоваться волей будут оканчиваться схожим образом, мне понадобится поблизости источник эмоций. Но, честно говоря, я бы предпочёл не прибегать к воле здесь. Если в начале у меня и был полуоформленный план — попробовать пробить в здешнем бешеном мироздании брешь и уйти назад через неё, то теперь от неё пришлось отказаться.

Наличие тела сковывало возможности. Даже если я вычерпаю Петра до конца, изувечу его, покрыв ранами каждый сантиметр тела дворянина, чтобы выжать больше эмоций… этого не хватит.

Следовательно, нужно всего-навсего отыскать парадный выход. Он обязательно есть. Такие карманы не устроить без нескольких условий, и наличие канала с внешним миром — одно из них.

Плёвая задача для меня, великого Малдерита.

Но вновь встречаться с трупами, которые фантазировали о том, что ещё живы, не тянуло совершенно.

Впрочем, я должен был удостовериться, что нам попались именно те, о ком я думал, и потому я потащил аристократа за собой. А поскольку размерами он походил больше на медведя, чем на человека, занятие оказалось не из простых.

К моему облегчению, душа Петра была устойчива, и спустя пару минут сосед перестал опираться на меня.

— Отпустило, кажется, — выдохнул он, — Не знаю, что это было, но… я думал, что вот сейчас лягу прямо в грязь и умру. Просто перестану дышать.

Он с шумом встряхнулся.

— Кошмар. И видел, и тебя задело. Ты едва не упал.

Я кивнул.

Без необходимости волочить за собой тушу Петра мы добрались до потенциальных мертвецов быстро. К тому времени они превратились в белёсый прах, кучками лежавший в ветхой ткани. Рядом валялись ржавые, трухлявые железки, в которых с трудом угадывались недавние палки.

— Что с ними случилось? Это ты их?.. — с подозрением начал Пётр.

— Какая-то сила убила их и едва не убила нас, — сказал я, — Если бы я владел такой мощью, зачем бы поступил в академию?

Он поверил. Люди вообще обожают верить тем, кого считают друзьями или добрыми знакомыми. Тролли, к примеру, в этом разительно отличаются от них. Они никогда не ведут сделок с роднёй, потому что у них надурить ближнего своего считается почётным поступком.

Поэтому-то они стремятся расселиться подальше друг от друга. В условиях всеобщего обмана у них быстро заканчивается даже еда.

— Это солдатская форма наших солдат, но ей двести с лишним лет. Фасон с тех пор сильно изменился, конечно. И, если не ошибаюсь, это винтовка… было винтовкой. Кто же ходит с винтовками сейчас, когда в мире полно зон Гюдена?

— Полагаю, те, кто не в курсе, что прошло двести лет, — сказал я.

Пётр поднял на меня ошалелый взгляд.

— Что это должно значить?

— Что урок истории будет проходить в интерактивном формате.

Вдалеке раздались странные звуки. Словно кто-то набрал в банку гороха и стал ей усердно трясти.

— Стреляют, — опознал сосед и свёл брови, задумавшись, — Но кто и в кого?

— Если тут есть наши, то есть и чужие. Вот чужие и стреляют в наших. И наоборот.

— Чушь какая-то, — затряс головой Пётр, — это же какая магия должна быть, чтобы всё это устроить? Девятого круга? Даже ей такое не под силу. Да и… Это что же получается, целый кусок реальности просто исчез?

При всех его достоинствах Белавин-младший продолжал доказывать, что смышлёность не входит в их число. Я не счёл нужным отвечать. Меня больше интересовало марево, окутавшее прах.

Постепенно из него стали проступать кости. Первая ниточка плоти обвила череп, в пустой глазнице которого закопошился зачаток глаза.

— Пойдём отсюда, — предложил я и, не дожидаясь реакции Петра, зашагал прочь. Белавин-младший прекратил изображать из себя мыслителя — заметил формирующиеся подле него человеческие очертания и потопал за мной.

Звуки пальбы то приближались, то удалялись. Приливы и отливы войны — так я окрестил прятки с людьми, что забыли о своей смерти.

Раскалённое пятно второго солнца выжигало из окружения тени. Было жарко и сухо, и вскоре я захотел пить. По лицу градом катился пот, у Петра дела обстояли не лучше.

— Что это за дьявольщина? — пробормотал сосед, взглянув вверх.

— Если этому карману двести лет, значит, двести лет назад на Земле было два солнца.

— Нет. То есть… вряд ли. Может быть, это бомба? Большая бомба, взорвавшаяся в небе? И… — Голос Белавина-младшего внезапно осип, — Атомная бомба? Так ведь излучение?.. Мы же скоро умрём, если не уберёмся отсюда!

Пристальное изучение пятна, пачкавшего ослепительный небосвод, ничего не дало. Может, и бомба, а может, нечто другое. Неужели люди додумались только до одного способа массово убивать себе подобных? Сомнительно.

Но если это то самое «атомное оружие», то Ночь Падающих Звёзд, как эльфы окрестили окончание войны, обретала не только поэтическое, но и вполне практическое значение. Разве что стоял день.

Блуждания вывели нас на центральную площадь городка. Посреди открытого пространства, заваленного обломками, стояла статуя — женская фигура с отломанной головой, держащая в руке весы.

На противоположной стороне площади расположилось внушительное здание с широкой каменной лестницей и рядом колонн. Некоторые из них даже остались целыми.

Меня при виде этого дома охватили недобрые предчувствия. Я решительно двинулся в обход площади. И вдруг в том направлении, куда я направлялся, раздались голоса — на грани слышимости даже моего чуткого слуха. Я застыл на месте, удостоившись недоумевающего взгляда от Петра.

Это не был русский. Я вообще не знал, какому земному языку соответствует этот. На Мундосе им пользовался ряд племён, обосновавшихся на обширных болотах и поклонявшихся Гигантской Лягушке.

Отличала от других дикарей этих конкретных страсть к промискуитету[1] и торговле, отчего они были, в сущности, и не дикарями вовсе. Ведь раскрепощённый секс и облапошивание ближнего своего — краеугольный камень любой порядочной цивилизации.

А доказывали это многочисленные дворцы, которыми полнились болота.

Несмотря на богатство нации, покидать топи дикари отказывались: Гигантская Лягушка была против.

Когда я встретился с ней, то понял почему. Невероятно консервативное создание даже для бога.

Но хватит о жабообразных, голоса приближались! И, в сущности, не было никакой разницы, кому они принадлежали. Вероятно, французам, раз уж русские воевали именно с ними.

В любом случае встреча с солдатами ничем хорошим окончиться не могла.

Возвращаться назад смысла не было. Перебежать площадь и укрыться на другой улице? Но проще спрятаться в здании и переждать, пока предполагаемые французы не уберутся.

— В дом, живее! Впереди враги.

Подчиняться у Белавина-младшего получалось лучше, чем осмысливать происходящее. Мы бросились к зданию, взбежали по лестнице. Резные двери лежали у входа, выбитые из петель.

Встретил нас огромный холл. Сквозь дыры на месте окон внутрь изливался лихорадочный свет.

Дурное предчувствие усилилось.

По шее бежали мурашки, густой едкий воздух раздражал лёгкие. На спину давила липкая лапа пота.

Не вполне те же ощущения, как в аудитории. Божественное присутствие увеличилось? Я бы не сказал. Может быть, оно изменилось? Стало слабее и… нежнее. И отчего-то здешняя атмосфера напоминала кладбищенскую.

Это уж совсем нелепо — весь этот карман сплошное кладбище!

Мы прошли глубже, миновали пару коридоров, изучили кабинеты, в которых царил сущий кавардак. В одном Пётр наклонился и подобрал сероватый листок с надписями на нём.

— Французский, — произнёс он и выкинул бумажку.

Зачем существовало это место? Уж явно не для того, чтобы запереть здесь меня. Божественное провидение божественным провидением, но подготовка за пару сотен лет до моего прибытия — это всё же чересчур.

Очередной коридор вывел нас к залу, где вокруг возвышения полукругом стояли ряды скамей.