Как велит бог - Никколо Амманити

И хотя голос разума подсказывал ему, что потоп им как нельзя на руку (на улице не будет ни души), желудок говорил, что фильм с Аль Почино, показанный по четвертому каналу за два часа до налета, — посланный ему свыше знак оставить эту затею.

Он продолжал думать об их плане и не мог избавиться от встававших перед глазами картинок с трупами и потоками крови. Именно такие, вроде бы скромные и беспроигрышные планы, вдруг оборачивались кровавым кошмаром.

"Ты что, свихнулся?"

Сколько раз он читал в газетах об ограблениях в закусочных на автострадах и угонах машин, которые заканчивались горой трупов. Рино готов был задницей поручиться, что, когда они притарахтят туда на своем тракторе, из каждой щели повылезут полицейские.

"Как я мог позволить Данило втянуть себя в эту историю? Эти его стопроцентные выкладки не стоят и выеденного яйца".

Если дело не заладится, им светит срок. И немалый. Вкатят самое меньшее пару лет.

А если его упекут за решетку, Кристиано отправится в интернат или под опеку до совершеннолетия.

И потом, сколько чертовых евро может лежать внутри банкомата? Не говоря о том, что добычу придется делить на троих...

"Мелочевка".

Надо только собраться с духом, позвонить Данило и сказать ему, что он выходит из игры.

"Ох уж он не обрадуется"

Когда по дороге домой с парада "Трехцветных стрел" они сказали Данило, что решено провернуть дело этим вечером, тот чуть не прослезился от радости.

"Мне-то что с того!"

Слишком идиотский план, и он дал себя уговорить Данило только потому, что ему с утра до вечера нечем было заняться. Если для Данило это вправду так важно, он всегда может отправиться на дело вдвоем с Четыресыра. Нет, лучше бы и его не впутывать.

"Пусть подыщет себе кого-нибудь другого"

Слава богу, еще не поздно выйти из дела.

А если это предчувствие — всего лишь страх? Надумал отсидеться в кустах?

Он обернулся, чтобы посмотреть на Кристиано, свернувшегося калачиком на диване.

"Ну и пусть. Что с того?"

Рино потянулся за трубкой, но потом передумал. Чем звонить, лучше дождаться, когда Данило с Четыресыра придут к нему, и поговорить с ними с глазу на глаз.

Пока Рино Дзена терзался сомнениями, Данило Апреа посмеивался, сидя перед телевизором.

Надо же, какой идиотский фильм. Два раздолбал идут грабить банк и умудряются влипнуть по самые уши. Нет, он разработал идеальный план. Никаких прохожих и посетителей, никакого оружия, заложников и прочей хренотени.

Он взял газету и, нацепив на кончик носа очки, стал листать страницы с объявлениями о продаже недвижимости. Есть миллион разных способов разбогатеть, нужен только хороший капиталец и толика чутья.

Он был уверен, что у него врожденные деловые качества (недаром он в свое время предсказал, что "Четыре башни" будут иметь оглушительный успех), и в скором времени он сможет применить их на практике, получив в распоряжение требуемую наличность.

Он уже обвел как минимум пять выгодных предложений в колонке о продаже торговых площадей. Сплошь помещения на территории торговых центров или в только что отстроенных зданиях вдоль окружной. Стратегически важные точки, которые в ближайшие годы ждет небывалый коммерческий успех.

После того как введение евро шарахнуло по Италии, поставив страну на колени, рано или поздно должен наступить экономический подъем.

Теория приливов и отливов.

По крайней мере, так говорил Берлускони. А как можно не верить человеку с севера, который сам себя сделал и стал самым богатым в Италии, несмотря на то что судьи-коммунисты постоянно вставляли ему палки в колеса?

И когда наступит этот подъем, Данило будет ждать его во всеоружии со своим чудесным бутиком нижнего белья.

Загвоздка была в том, что он не мог сообразить, сколько нужно квадратных метров, чтобы устроить магазин белья чин по чину.

"Сорок хватит? Важно, чтобы имелась задняя комнатка, в которой будет склад и где можно поставить кресло для отдыха и маленький холодильник, на случай, если вдруг голод накатит..."

И потом, главное — обставить магазин со вкусом, но об этом Данило не беспокоился. На это есть Тереза. Кто знает, понравится ли его жене магазин в торговом комплексе...

"Черта с два".

Он мог дать руку на отсечение, что она захочет магазинчик в самом центре города, прямо на главной улице, чтобы все померли от зависти. И он ее понимал.

"Накось выкуси! Всем нос утрем! Полюбуйтесь на бутик супругов Апреа".

Данило перевел дух, сложил газету и подошел к окну.

У соседей ветер сорвал с веревки и снес на голые ветви яблони все развешанное белье. Фонарь тоже покачивало туда-сюда, переулок превратился в водный поток, шумно стекавший в прорытый рядом с домом канал. Через двойные стекла слышалось клокотание едва сдерживаемой берегами канала воды.

"Это нам только на руку. На улице будет пусто''.

Дисплей на видеомагнитофоне показывал двадцать два сорок пять.

Через четверть часа появится Четыресыра.

С этими объявлениями он потерял счет времени. Надо подготовиться и потеплее одеться, а то в такой ливень заработаешь себе воспаление легких.

Наконец-то настал момент снова вывезти на взлетную полосу его судьбу, слишком долго скучавшую в пыльном ангаре.

Рино сказал про сегодня, когда они возвращались из Мурелле, и Данило от избытка чувств чуть не заплакал. Потом, дома, он несколько часов просидел на толчке, мучимый тревогой, но теперь, когда настал великий момент, был спокоен, как самурай перед битвой. Что-то внутри говорило ему, что все пройдет без сучка без задоринки.

Он подошел к телевизору и собирался уже его выключить, когда увидел большую картину на зеленом стенде во весь экран.

На 35-м канале проводили очередной телеаукцион.

В центре полотна был нарисован паяц в полагающемся ему цилиндре, клетчатом галстуке и с малиновым носом шишкой.

Клоун, как скалолаз, взбирался по отвесной каменной стене и протягивал руку за одиноко выросшим среди серых скал белоснежным эдельвейсом.

Художнику удалось запечатлеть его движение, как бывает, когда ставишь на паузу видеокассету.

Что случится дальше, вообразить было легко: паяц срывает цветок и подносит к лицу, чтобы вдохнуть аромат.

Но художник не ограничился этой сценой. Позади фигуры открывался вид на закат, от которого просто захватывало дух. Он напомнил Данило летние закаты его детства, когда небо было совсем другим — казалось, что сам Всевышний расписал его на холсте. Оттенки цветов сливались и переходили один в другой, как на "Радужном флаге". От черного к синему, от фиолетового к оранжевому цвету дальней долины, над которой плыл окутанный облаками, как невеста фатою, солнечный мяч. В верхней части картины, где ночь уже овладела небесным сводом, мерцали далекие звездочки. Но внизу долина с ее городками, дорогами и рощами еще купалась в последних лучах солнца.

Данило ничегошеньки не смыслил в искусстве, и ни разу в жизни у него не возникало желания иметь дома картину. По сути, картины — накопители пыли и рассадник клещей. Но эта была настоящим шедевром.

"Это тебе не всякие там навязшие в зубах Джоконды и Пикассы".

Больше всего его трогало выражение лица клоуна.

Печальное и... Данило не мог подобрать нужного слова.

"Упрямое?"

Нет, не совсем то.

"Гордое".

Точно. Этот гордый клоун бросил вызов горной громаде и подстерегающим его опасностям, чтобы добраться до вершины. И ведь он не альпинист, а всего лишь бедный паяц. Как же трудно ему пришлось в этих длинных рваных туфлях. И как он озяб...

Ради чего он так отчаянно рвался наверх? Ясное дело, чтобы сорвать редкий цветок и преподнести возлюбленной вместе со своим сердцем.

У него с этим паяцем было столько общего! С ним тоже обращались, как с прощелыгой, чуть ли не как с убийцей, насмехались над несчастным пьянчугой, но этой ночью он бросит вызов горной громаде, рискнет жизнью, чтобы сорвать цветок — бутик, который он подарит Терезе, единственной женщине, которую он любил в своей жизни.

Да, и он, и этот паяц печальны и горделивы. Два непонятых героя.

Камера отъехала, и сбоку от картины возник седовласый господин в синем двубортном костюме и розовой рубашке с белым воротничком.

Данило схватил пульт и прибавил звук.

— Полотно из великолепной серии "Паяцы в горах" кисти маэстро Морено Капобьянко, — сильно картавя, пояснял ведущий магазина на диване. — Если позволите, это наиболее яркая и законченная работа из всей серии, безусловный шедевр, в котором художник в полной мере раскрыл себя и наилучшим образом выразил, как бы лучше сказать... да, выразил титаническую извечную борьбу между человеком и природой. Даже для непосвященных смысл ясен: паяц представляет комическое начало, которое преодолевает границы видимого мира, чтобы подняться туда, где никто не бывал. К Богу и любви, с почти мистически-религиозным благоговением.