Могучая крепость. Новая история германского народа - Стивен Озмент
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взвешивая Реформацию, современные критики особенно тщательно изучили характер и работу все еще знаменитых до сих пор людей, стоявших в ее центре. Лука Кранах являлся вторым по известности германским художником шестнадцатого века, близким другом Лютера. Пять сроков он занимал пост бургомистра Виттенберга и на момент смерти считался одним из самых богатых людей этого города. К сожалению для его репутации среди современных нам историков, которые видят сочувственный социальный подтекст в его ранних работах, Кранах прожил восемьдесят один год. Это достаточно долго, чтобы оставить след из полотен, которые рассказывают другую историю. Он прошел путь от евангелических протестов от имени бедных до приятно возбуждающих обнаженных тел для буржуазии и льстивых портретов политической и коммерческой элиты. Поэтому биография и наследие Кранаха также читаются, как метафора к обещаниям и провалу Реформации{233}.
Дюрер, как художник, тоже вел двойственную компромиссную политику, он седлал политические и социальные заборы эпохи, и оказался на момент смерти даже богаче, чем Кранах. Тем не менее, поскольку Дюрер умер значительно раньше Лютера и Кранаха, ему не приходилось участвовать в жестких конфессиональных и политических конфликтах более поздних десятилетий. Его репутация в наши дни более позитивна (как у раннего Кранаха), и он кое-чем обязан Фридриху Энгельсу и марксистам девятнадцатого века, которые поместили его в пантеон предмодернистских пролетарских героев. Среди выпускников мастерской Дюрера были три студента, ставшие известными, как «художники-безбожники» из Нюрнберга{234}. Их арестовали и допрашивали после Крестьянской войны за призыв рабочих к забастовке с требованиями более высокой заработной платы. Все трое выразили сомнения относительно силы Бога и магистратов Нюрнберга — а эта деятельность и перспективы в то время ассоциировались с учением революционера Томаса Мюнцера. Скульптор Дюрера тоже оказался в тюрьме за поддержку Крестьянской войны{235}.
Более прямая связь с возможными радикальными чувствами Дюрера просматривается в работе, выполненной в 1525 году, после того, как князья разбили восставших крестьян во Франконии. Она появилась во время изучения перспективы в искусстве, и на ней изображается возможный памятник восстанию, на котором крестьянин сидит наверху курятника, а ему в спину воткнут меч. Это классическая иконография предательства, с соответствующей надписью: «Тот, кто хочет отпраздновать свою победу над восставшими крестьянами, может для этой цели использовать конструкцию, которую я тут нарисовал»{236}.
Был ли рисунок выражением сочувствия целям крестьян или отказом их принять? Хотя современные ученые придерживаются и того, и другого мнения, более правильная интерпретация может лежать между ними. Как кажется, в данной работе оплакивается вред, нанесенный как князьями, так и крестьянами — этакая графическая параллель с проклятием Лютером перед восстанием как тех, так и других, и описанием после восстания грабивших и убивавших крестьян, как «бешеных собак». Во время работы над этой картиной круг общения Дюрера, друзья и коллеги проклинали восстание, и его собственная деятельность во время конфликта убеждает, что он делал то же самое. В то время как гессенские и саксонские солдаты убивали крестьян, Дюрер писал портреты Фуггерсов, банковских магнатов того времени, и жену и сестру Казимира, маркграфа Бранденбурга-Ансбаха, жестокого убийцу восставших крестьян, который также ослеплял анабаптистов перед тем, как выслать их со своей земли{237}.
Профессиональные связи Дюрера с художниками-безбожниками из Нюрнберга, конечно, не означают, что он разделял их атеизм и восстание, — не больше, чем его связь с политической и социальной элитой указывает на то, что он не мог сочувствовать положению крестьян. Лютер также боролся за справедливое отношение к крестьянам перед их атаками на господ и за милость к ним после того, как их разбили князья{238}. За это Лютер мог бы присоединиться к Дюреру в марксистском пантеоне, хотя ни он, ни Дюрер явно не захотели бы там оказаться.
Через четыреста лет после смерти Дюрера национал-социалисты невольно включили его и Кранаха в свою пропаганду. В 1943 году «Автопортрет» Дюрера 1500 года даже украшал обложку журнала национал-социалистов «Народ и раса», и Гитлер публично хвалил Дюрера и Нюрнберг, как «самых германских» из художников и городов. Когда национал-социалисты очищали германские музеи от «дегенеративного» современного искусства в 1930-ые годы, работы Кранаха и Дюрера заняли заметное место, сменив убранные{239}.
Как и в случае ранних и поздних работ о евреях, самые суровые современные критики лучше всего помнят, что Лютер проклял Крестьянскую войну{240}. В начале 1520-х годов протестантские памфлетисты обещали как бюргерам в городах, так и крестьянам на земле новый духовный эгалитаризм («свободу христианина», «священство всех верующих») вместо иерархического излечения душ церковью. Как и евреи в 1523 году, простой человек тоже слышал в Реформации своевременное политическое послание об автономности и социальном согласии. Эти попытки примирения поддерживали обвинения и разоблачения Лютером тирании и господ и робости их подданных:
«Наши правители — сумасшедшие; они на самом деле думают, что могут делать то, что хотят, и приказывать своим подданным следовать за ними в этом, в то время как их подданные в свою очередь, совершают ошибку, веря, что должны подчиняться всем приказам их правителей»{241}.
Несмотря на такое сочувствие крестьянам, Лютер верил, что спорные вопросы, касавшиеся тела и собственности, являлись вопросами светских судов и не должны разбираться проповедниками и революционерами. Таким образом, он давал ободряющий совет:
«Крестьяне должны сражаться, как люди, которые не станут и которым не следует терпеть несправедливость и зло, в соответствии с тем, чему учит природа. [Ваши печали относительно] дичи, птиц, рыб и лесов [и несправедливого обложения налогами] услуг, десятин, пошлин, акцизных сборов и налога господину в случае смерти крестьянина — [это вопросы для] юристов… и не касаются христианина… [Вы должны] вести себя, как христиане… как мужчины и женщины, которые хотят своих человеческих и природных прав»{242}.
Это было правильной инструкцией для общества, основанного на правлении закона, но горький совет для крестьян. В дальнейшем, подвергнув опасности Реформацию, связав ее религиозные учения с социополитической революцией, крестьянские предводители лишились любого возможного шанса удержать поддержку Лютера. Перед самым восстанием Лютер, говоривший за свое общество, осудил отказ крестьян платить небольшие десятины, как «кражу и грабеж на большой дороге», и
