Могучая крепость. Новая история германского народа - Стивен Озмент
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1528 году во время посещений Саксонии было обнаружено разнохарактерные и неравномерные религиозные знания и малые улучшения нравственности среди мирян в сельских приходах. И Лютер снова призвал немецких князей, как мирян-христиан, стать «вынужденными епископами». В этой роли им следовало обеспечивать недавно появившиеся протестантские церкви управлением, властью и силой, которые требуются для должной работы и дисциплины{191}. Несмотря на разъясняющие положения, которые подчеркивали мирской статус князей и исключительную природу их новой власти, эта уступка стала зловещим прецедентом для Германии.
Когда в 1523 году князья начали преследовать протестантов, Лютер попытался, но безуспешно, загнать джина назад в бутылку, читал аристократам лекции о том, «что они не могут делать»{192}. С 1528 года германские правители никогда больше — если когда-то и делали это — не ограничивали свою власть только телом и собственностью. Сплетение Лютером мирской и духовной власти позволило новой церкви пережить детство и продолжать свою миссию в относительной безопасности. Она стала в большей мере готовой к сотрудничеству государственной церковью, наделенной властью и готовой смешивать крупные дозы религии и гражданской жизни — через новые школы, систему соцобеспечения, организацию семьи и быта, которые помогла создать.
Школы и университеты
Первое межрегиональное объединение германского народа было лингвистическим и культурным. Оно концентрировалось вокруг написанных на родном языке проповедей Лютера, памфлетов, Библии, церковных гимнов и катехизисов. Лишь немногие немцы того времени были настолько образованы и готовы наблюдать за реформой германских школ и университетов, как Лютер. Между 1520 и 1546 годами одна треть всех публикаций на немецком языке являлись первыми изданиями или репринтами его работ. Он писал и говорил на простом, ясном и понятном ритмичном немецком языке. И до сих пор это выделяет его письменные работы в «ужасном немецком», где в состоящих из фрагментов многопредметных предложениях так трудно найти глаголы{193}. Лютер хотел, чтобы этот язык также стал языком саксонского двора и его использовали бы «все князья и короли Германии». Таким образом, это позволило бы им говорить с нацией{194}. Этот диалект также был ранней формой пангерманского языка, известного сегодня, как верхненемецкий язык, который появился из смеси восточно-средненемецкого и нижненемецкого диалектов. Лютер обогатил его словами и фразами коллег и студентов из других регионов Германии. На его творчество повлияла также и его жена, урооженка Западной Саксонии Екатерина фон Бора, ее умение излагать мысли Лютер хвалил и ценил выше собственного{195}.
В 1524 году Лютер обратился к магистратам и членам советов по всей Германии за финансированием государственных школ для всех мальчиков и девочек. Он заявил о целях предприятия — воспитании «мужчин, способных править над землей и людьми, и женщин, способных вести хозяйство и правильно обучать детей и слуг». Школы обеспечивали как новое религиозное, так и светское образование{196}. Мальчики получали до двух часов официального образования в день, девочки — по крайней мере, час. Остаток дня посвящался определяемой родителями домашней работе или обучению ремеслу{197}.
Реформаторы не доверяли ни простому человеку, который считался неспособным на то, что требовалось, ни князьям — их обвиняли в пристрастии к забавам. Поэтому Лютер и его последователи ждали от городских правительств обеспечения квалифицированных учителей, мужчин и женщин, способных обучить детей языкам, истории и искусству «с удовольствием и в игре». Вспоминая собственные дни в школе, как ад и чистилище, с частыми «порками, дрожанием, злобой и чувством, насколько ты несчастен», Лютер предложил глобальное образование для германских детей, которые теперь живут в новом мире. Это получение знаний, которые могут представить им «как в зеркале, природу, жизнь, мудрость и цели… всего мира, [из которых они могут] вычленить правильные ссылки и… занять собственное место в потоке событий человеческой жизни»{198}.
Еще одной целью реформы образования была правильная подача истории Германии. Из-за отсутствия должным образом подготовленных историков, как считал Лютер, мало известно об истории германцев. И это заставляет людей из других земель представлять их, как «зверей, знающих только, как сражаться, набивать утробу и пьянствовать»{199}.
Когда в конце 1520-х годов эти амбициозные усилия заново дать образование сельской местности показались полным провалом, ранее прогрессивные учителя потянулись к суровости старой системы. В реакции Лютера после посещения ряда мест разочарование было очевидным. Он писал о сельских пасторах, живущих «как жалкая скотина или несознательные свиньи», больше подходящих для «выпаса свиней и содержания собак, чем наблюдения за христианскими душами». Эти пасторы, как казалось, думали о новом Евангелии, как о послании о «плотской свободе»{200}.
Решением стал катехизис на родном языке — для религиозного образования внутри более дружелюбных рамок семейного круга, а также церквей. Имелись версии как для детей, так и для взрослых. Ежедневные повторения десяти заповедей, посланий апостолов и молитв Богу теперь должны были привести немецкие души к просвещению и защите, которые не смогли обеспечить пасторы{201}.
Было бы неправильно думать, что попытки обеспечения лучшего образования закончились проведением катехизических уроков дома и возвращением Аристотеля в лекционные аудитории. «Счастливый обмен веры» не стал невыгодной сделкой за одну ночь. По мере прохождения столетий новая протестантская организация не утратила свои высокие учебные стандарты и не вернулась к схоластическим комментариям, которые ранее отвергала. На протяжении столетий распространенность лютеранской и католической теологии в гимназиях и университетах содействовала германскому государственному образованию и наполняло его религиозным знанием{202}. А это, в свою очередь усиливало и обостряло разделение конфессий. Тем не менее, такое образование сделало немцев наилучшим образом знающими теологию среди европейцев и ускорило сотрудничество обеих конфессий с государством.
Некоторые спорили, что Реформация оставила большинство немцев в религиозно-светском и средневеково-современном отклонении от времени, всегда «спрашивающих и сомневающихся, зондирующих и исследующих, без заборов и надежности»{203}. Именно так реформаторы критиковали средневековое лечение душ и оправдывали реформы. Немцы, которые сознательно перешли в протестантизм в шестнадцатом веке, сделали это, принципиально веря, что многие традиционные духовные утешения были фиктивными и поэтому приносили мало пользы душе верующего. В сравнении с этим «счастливый обмен верой» Лютера, даже в новой дисциплинарной форме лютеранского катехизиса, казался протестантам духовным обменом, которому можно больше доверять.
Утешение бедных
При смене пятнадцатого столетия две трети
