Могучая крепость. Новая история германского народа - Стивен Озмент
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К 1530-м годам видение Реформацией культурно и религиозно объединенной Германии с великодушными правителями, крестьянами, к которым справедливо относятся и ассимилировавшимися, даже принявшими христианство евреями, исчезло. Это произошло после крестьянских восстаний, религиозного разделения и из-за нереальных ожиданий. Как и в памфлетах Лютера середины 1520-х годов против крестьян, высказывания Лютера против евреев в конце 1530-х и начале 1540-х годов ушли далеко от его изначального плана. Он просил христиан в 1523 году убеждать евреев «принимать христианство с медом, а не уксусом». Прошло пятнадцать лет перед тем, как он снова публично обратился к вопросу взаимоотношений христиан и евреев. Внутри страны не наблюдалось никакого прогресса, а сообщения о потерях христиан за границей заставили Лютера занять суровую и резкую позицию. В Богемии и Моравии, как ему сообщали, евреи вели проповедническую деятельность среди христиан. Некоторые из обращенных отрицали, что Иисус был мессией, приняли Тору, соблюдали субботу и даже делали обрезание{212}. Вместо того, чтобы обратить евреев в христианство, теперь у Лютера имелись основания опасаться, что его более ранняя доброта позволила евреям обращать в свою веру христиан. После этого он стал рассматривать немецких евреев, как еще одних хищников в долгой истории появления иностранных захватчиков на германской земле, а не родственных подданных и возможных новообращенных, как говорил немецким христианам в 1523 году.
В самой первой строке его самого длинного и резкого трактата под названием «О евреях и их лжи» говорится о еврейских попытках «заманить к себе даже нас [христиан]»{213}. Лютер сообщает о встречах лицом к лицу с евреями в Виттенберге. Один раз три раввина пришли к его двери в надежде «найти во мне нового еврея», поскольку они ранее слышали, что Лютер изучает основополагающие труды иудаизма{214}. Если бы это был 1523 год, когда Реформация расправляла крылья, а не 1543-й, когда Лютер считал, что его реформа достигла пика и подсчитывал разочарования, его немецко-христианское сознание могло бы воспринять это по-другому. Тогда эта встреча не спровоцировала бы его на последующие действия.
Угроза немецких евреев, успешно играющих дьявола-искусителя, расшевелила германскую память и подозрения. Для Лютера теперь, в конце его карьеры, не могло быть более наглой пощечины, чем попытка евреев обратить его в свою веру. Как германская история, так и христианская теология поддерживали реформатора в этом вопросе. Как христианский теолог, Лютер верил, что разрушение Иерусалима римлянами в 70 году н. э. было передачей факела Богом от евреев к христианам, с тех пор ставших «истинными израильтянами». Для Лютера-немца оскорбление, ассимилирование, поглощение и запугивание немцев умными и хитрыми иностранными народами являлось более древней и приносящей большие расстройства историей, которая восходила к римским временам. Эта история недавно продолжилась в его собственной борьбе против папского Рима в германском христианском мире. Чтобы задокументировать свое обвинение в том, что евреи стали еще одним «высокомерным, мстительным иностранным присутствием» в Германии, Лютер провел параллели между неуважением евреев к Христу («повешенный разбойник») и Деве Марии («не девственница») и папскими насмешками над ним самим («подмененное дитя») и его матерью («проститутка и банщица»). Евреи, как теперь считал Лютер, доказали, что они — потомки Корея (Корей — предводитель провалившегося диссидентского восстания против Моисея) и больше не являются истинными израильтянами или истинными германцами{215}.
Лютер находил показательным, что евреи оскорбляют неевреев, называя их Goyim, что, как указывал он, является не непредубежденным описанием неевреев, а преднамеренным оскорблением, означающим:
«несчастные навозные черви, личинки, вонь и отбросы… грязь и ничто… ввергнутые во мрак невежества язычники… глупые [люди], медленно обучающиеся… Евреи хвалятся, что они… единственный благородный народ на земле… в сравнении с [которым] мы, неевреи, — не люди, [потому что] мы не [их] высокой и благородной крови, родословной, рождения и происхождения»{216}.
В ритуальных молитвах еврейские мужчины благодарят Бога за то, что они родились евреями, а не Goyim, человеческими существами, а не животными или рабами, и мужчинами, а не женщинами. Для нееврея это уничижительный и умаляющий достоинство набор параллелей. С такой же гордостью и предубеждениями хвастались греки (Лютер упоминает Платона) и итальянцы из-за того, что не родились «варварами», как германцы. Греки, римляне, византийцы, папство и теперь, в этой последовательности великих культур, германское меньшинство — евреи — «представляют все другие народы мира просто утками или мышами в сравнении с собой». Раввины со своим талмудом не отличаются от Пап со своими декретами и протестантских сектантов со своими отрывками из Евангелия. Все они являются слишком самоуверенными ц высокомерными религиозными элитами, которые хотят быть «нашими господами на нашей собственной земле»{217}.
Взаимопроникновение исторически оскорбленной германской гордости, самонадеянности и высокомерной христианской уверенности в спасении вдохновило Лютера на поздние работы, направленные против евреев. Оскорбленная гордость была продуктом столетий сведения и принижения немцев до низшего народа, а самонадеянность почти также стара, как проявление христианской гордости.
«Это, — делает вывод Лютер, — яблоко раздора [и] источник проблем между христианином и евреем. Евреи не хотят [и] не могут вынести, что мы, неевреи… над которыми они непрерывно насмехаются, ругают, проклинают, обесчещивают и оскорбляют… равны перед Богом, и мессия является как нашим утешением и радостью, так и их»{218}.
В итоге Лютер хотел, чтобы германские князья отплатили за еврейское предательство «грубой милостью». Это означает вынужденное признание евреями, что Иисус был мессией. Если не получится и такого признания, он хотел, чтобы их выслали в их собственную землю, где они могут отправлять свою религию меньшинства без искушения и насмешек над душами христиан. Для достижения этой цели Лютер рекомендовал сожжение синагог, школ и домов евреев, не желающих менять веру; конфискацию талмудов и священных текстов и запрет обучения раввинами; отказ в охранных грамотах; запрет ростовщичества и передача денег, полученных таким образом, евреям, принявшим христианство; и, наконец, насильственный труд — «приложение рук бездельничающего святого народа к цепу, топору, мотыге, лопате или веретену». Если такие меры не дадут перехода в христианство, то тогда германским правителям советовалось заканчивать с германской исключительной терпимостью путем «следования примеру здравого смысла Франции, Испании и Богемии, [которые уже] навсегда их изгнали»{219}.
Разочарование Лютера в германских евреях соответствовало их разочарованию в нем. Иосель из Рошейма, выступавший от имени
