Черная пурга - Альберт Кайков

– Кобыла ты неповоротливая, корова недоенная, не могла как следует пол вымыть!

Дочь старалась угодить матери, но не всегда получалось все сделать вовремя, и на нее сыпался новый поток изощренных ругательств:

– Недотепа несчастная, неха недоразвитая…

Мать считала дочь уже взрослой, и малейший промах взвинчивал Милю, она метала яростные взгляды и сыпала на Глашу ругательства, которые освоила в зоне. Казалось, что она мстила дочери за свои жизненные неудачи.

Отчим, Михаил Андреевич, вскоре освободившийся из зоны, старался защищать падчерицу. Будучи добрым человеком и помнящим свое нелегкое детство, относился к ней доброжелательно. Он всегда хвалил ее за порядок в комнате и за вкусно приготовленный обед.

Мать, в противоположность мужу, всегда всем была недовольна, быстро взвинчивалась и переходила в разговоре на крик. Когда она отсутствовала, в квартире устанавливалась тишина и спокойствие, заходили соседи. Отчим рассказывал о своих похождениях, все с удовольствием слушали его. Стоило Миле переступить порог, отчим замолкал, соседи потихоньку ретировались из комнаты. Все замирали в ожидании ее гнева и поучений. Она была вспыльчивой, вела себя категорично, считала, что всё знает лучше всех и все должны поступать так, как она сказала. Стоило кому-то поступить против ее воли, начиналась громкая ругань, глаза метали молнии, «пыль летела до потолка».

Глаша понимала, что оказалась не ко двору. Часто по ночам, когда родители работали в ночную смену, плакала и рыдала до головной боли. Она готова была вернуться в детский дом, но родители вряд ли отпустили бы ее. Это она поняла по услышанному разговору. К соседям приехали повидаться родственники. Увидев обстановку, царившую в бараке, они обратились к Миле:

– Отпустите с нами на материк Глашу, она нам нравится. Будет жить в нашей семье, получит образование. Когда подрастет, приедет к вам.

Глаша с замиранием сердца ждала ответ. «Хоть бы мама отпустила», – думала она. Мать засомневалась: принимать предложение или отказать. Помолчав, сказала:

– Надо спросить у отца.

Отчим решил не отпускать девочку с чужими людьми.

После этого у Глаши неоднократно возникало желание убежать. «Убегала же Майка из детдома, – думала она, – смогу и я убежать». Камнем преткновения становились деньги, без которых не купить билет на поезд и пароход. Их можно было украсть у матери, но совесть не позволяла это сделать. Она не думала о том, что Норильск режимный город и ее без документов обязательно поймают.

Глашу постоянно одолевала тоска по жизни в Туруханском детском доме. Она вспоминала Лилю, других девочек и своих воспитателей. Единственным ее утешением был приемник «Балтика». Когда все уходили на работу, она включала его и наслаждалась музыкой.

Отчим относился к Глаше доброжелательно, успокаивал мать, когда та выплескивала на дочь ругательства. Он понимал, что лучшей няньки для Томы им не найти, и всегда заступался за падчерицу. Глаша прониклась к нему уважением, она уже могла оценить характер и красоту мужчины. Когда Михаил умывался, раздетый по пояс, она любовалась его торсом, мускулатурой рук и мышцами живота.

Как-то шла Глаша по деревянному настилу со щенком по кличке Дружок. Навстречу шел конвой заключенных. Один зэк наклонился, схватил щенка и передал внутрь строя. Девочка вернулась домой в слезах.

– Что случилось? – спросил отчим.

– Дружка забрали, – всхлипывая, ответила она.

– Кто забрал?

– Строй заключенных.

Михаил собрался и вышел из дома. На следующий день щенка вернули и подарили Глаше горсть женских заколок.

К Михаилу иногда заходили освободившиеся воры в законе. Им нужно было на время остановиться, чтобы дождаться переводов денег, переодеться перед отбытием из Заполярья. За три года жизни в бараке Глаша видела четырех таких человек. У двоих она запомнила только прозвища: Крыса, Интеллигент, а вот других запомнила на всю жизнь.

Сергей Орлов появился в квартире, когда родители находились на работе. Глаша испугалась чужого мужчину, он это заметил и спокойным голосом повел разговор:

– Меня зовут Сергеем, мне надо дождаться твоих родителей. Если ты меня боишься, я могу их подождать на улице. Тебя как зовут?

– Глаша.

– Ты в школе учишься?

– Учусь.

– Я тоже когда-то учился, играл в самодеятельности. Хочешь, я тебе спою?

У Глаши прошел первый испуг, и она ответила:

– Спойте.

Он сел рядом с ней и запел. Песни лились одна за другой. Сергей, возможно, представлял, что пел для любимой девушки. Глаша с замиранием сердца слушала его баритон, на высоких нотах переходящий в фальцет.

На следующий день Сергею купили костюм, брюки оказались длинными.

– Можно я их укорочу? – предложила Глаша.

– А ты сможешь? – удивился Сергей.

– Смогу.

Она присела около его ног, подвернула одну штанину, чтобы она слегка касалась носка ботинка, и заколола иголкой.

– Переодевайте брюки, – сказала она, отвернувшись от него.

– Вторую штанину тоже надо подвернуть.

– Не надо, я ее померяю по первой.

Принимая готовые брюки, Сергей сказал:

– Спасибо. Мне бы такую дочку, как ты!

Его постоянные похвалы тревожной радостью вливались в душу девочки. Она испытывала приятные чувства к этому человеку.

Прощаясь при отъезде из Норильска, Орлов сказал родителям Глаши:

– Растите скорее дочь, приеду свататься!

– Когда она вырастет, ты состаришься, – ответил отчим.

Глаша понимала, что Сергей шутит, но ей было очень приятно слышать эти слова. Она часто вспоминала этого веселого симпатичного человека. Ее потрясло известие о его гибели в какой-то воровской разборке. Впервые ощутила душевную боль по человеку с нелегкой судьбой, запавшему в ее душу.

Второго человека, запомнившегося на всю жизнь, она застала за столом с родителями, когда, уставшая, вернулась из школы. К ней повернулся мужчина средних лет, черный как негр, и улыбнулся. Во рту у него виднелись редкие зубы. «Это что за чудо-юдо?», – подумала она и присела с краю стола, не поднимая на него глаз. Мать подала ей тарелку с едой и, обращаясь к гостю, попросила:

– Георгий, спой нам что-нибудь…

Отчим услужливо принес и подал гостю гитару:

– Играй, брат.

По комнате разлилась неаполитанская песня: «О мое сердце». Глашина рука с ложкой замерла, она слушала с полуоткрытым ртом. Ее заворожил бархатный тенор исполнителя. Отчим внимательно смотрел на падчерицу, а когда закончилось исполнение, спросил:

– Тебе понравилась песня?

– Очень.

– Спеть еще? – предложил Меладзе.

– Эту же песню, – попросила Глаша.

Георгий пел весь вечер, научил Глашу петь «Сулико» на грузинском языке. Он уже не казался ей страшным, его чудный голос покорил ее.

К отчиму зашел приятель Костя и предложил:

– Поедем на рыбалку?

– Какой из меня рыбак? – удивился Михаил. – Ни снастей, ни лодки…

– Все даст Колян. Сам он на рыбалку поехать не может, а мне нужен напарник.

– Далеко ехать?

– В поселок Валек, а дальше на лодке по Норилке до озера Пясино.

Михаил задумался, а Костя стал его уговаривать:

– Там такая красота! Озеро лежит среди тундры, один берег зарос лесом. Какой только рыбы в нем нет!

Михаил подумал, что озеро такой же величины, как озера, разбросанные вокруг шахты алевролитов, и спросил:

– Озеро большое?

– Километров семьдесят в длину будет.

– Уговорил, – согласился Михаил.

Неожиданно подала голос Глаша:

– Возьмите меня с собой…

Отчим удивленно посмотрел на нее, а Костя спросил:

– Уху варить умеешь?

– Умею.

– Тогда берем.

Михаилу пришлось согласиться взять на рыбалку падчерицу.

На следующий день они доехали на поезде до поселка Валек, расположенного в семи километрах от Норильска. Он раскинулся на берегу реки Норилки недалеко от впадения в нее реки Валек. Здесь издавна находилось зимовье местных жителей, в котором в свое время бывали Семен Челюскин и Харитон Лаптев. Вальковский порт служил транспортным узлом, обеспечивающим доставку груза для строящегося Норильска. Здесь располагался гидроаэропорт Норильска. В поселке работали школа, клуб, ресторан «Таймыр». Функционировал рыбозавод с коптильным цехом. Большинство населения поселка составляли семьи бывших узников «Норильлага». В шестидесятые годы прошлого века поселок Валек перестал существовать. Всех жителей переселили в Норильск. Здесь сохранились балки и гаражи для лодок охотников и рыбаков, которые живут в них в период сезона охоты и путины.

Костя, бывавший у своего друга Николая неоднократно, быстро провел рыбаков по переулку к дому, расположенному на берегу реки. Во дворе их встретила лаем собака. Из дома вышел хозяин и, поздоровавшись, предложил пройти в дом попить чая.

– Знаю я твой чай, – сказал Константин, – он может затянуться до вечера, а нам надо добраться до места и успеть поставить сети.