Мои девяностые: пестрая книга - Любовь Аркус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда сегодня сокрушаются об очередном крушении российского либерализма, — далеко не столь благородного и бескорыстного, — забывают именно об этом. Что стало с русским лесом за сотню лет? Он изрядно поредел, но занимает почти те же пространства — тысячи верст боров, ельников, степей и болот, где по-прежнему «закон — тайга, а прокурор — медведь». Какой возможен либерализм в бобровом и медвежьем царстве? Недаром партию власти в Кремле окрестили «медведями». В 1999-м в большинстве деревень все были за «медведей» — все-таки свои, родные, лесные. Только Коля проголосовал за «Родину»: «Че-то не ндравятся мне они», — поморщился он. Беззаконная свобода 1990-х, вскипев в вулканических точках Империи, разошлась затухающими волнами по окраинам Евразии и угасла в гибельных лесах.
Эдуард Лимонов
писатель, публицист, политик
1943–2020
СМРТ
Если бы я писал киносценарий, то 1990-е годы выглядели бы так:
СЕРБИЯ, 1991 ГОД
В самолете. Эдуард Лимонов летит в Белград, приглашен сербским издателем на презентацию его книги на сербо-хорватском языке. Авиарейс «Париж—Белград». В салоне самолета Air France сидит еще не седой Лимонов и налегает на вино. На откидном столике — масса пустых бутылочек. Вокруг бродят большие сербы. Шелестят газетами. На полотнищах газет то и дело видно короткое бритвенно-острое слово «СМРТ», то есть смерть. Сербская смерть быстрее русской, она как свист турецкого ятагана.
Презентация книги Лимонова в большом книжном магазине в Белграде. Дружелюбная толпа почитателей. Красивые, крупные сербские женщины среднего возраста, по виду богатые. К русскому писателю подходят несколько мужчин в военной форме. Министры правительства Республики Словения и Западный Срем:
— Мы читаем ваши статьи в газете «Борьба». Они вдохновляют нас. Что вы знаете о нашей республике?
— Ничего не знаю, — отвечает писатель.
— Вуковар на нашей земле, — поясняет один из министров. О! О Вуковаре писатель знает. Об этом городе тогда писали газеты всего мира. Сербский анклав на территории республики Хорватия осажден сербами. Идет кровопролитная битва за Вуковар.
— Хотите приехать на нашу войну? О нас пишут всякие ужасы западные газеты. Вы свой, вы поймете, что мы защищаем и отвоевываем землю наших предков.
— Да, я хочу, — соглашается писатель. И получает неожиданное прямое предложение: — Тогда мы утром заедем за вами. Вы в каком отеле остановились?
Лимонов называет отель и номер комнаты.
— В четыре утра, — говорят министры. И уходят.
Ночь. В отеле Лимонов одевается. У него озабоченный вид. Его так быстро втянули в историю, а у него были другие планы. На войну он хочет, но вот так сразу!.. Он волнуется. В свои сорок с лишним лет он никогда не был на войне. Он одевает свой немецкий морской бушлат с металлическими пуговицами и садится на постель. Ждет. Встает, ходит, смотрит на часы. Через некоторое время раздается сильный стук в дверь. За дверью два огромных серба в военной форме. Улыбаются. Готов ли товарищ Лимонов? Готов. Выходят.
Автомобиль пожирает километры по практически пустой дороге. Один из военных за рулем, другой серб с карабином между ног на переднем сиденье. Писатель на заднем сиденье. Рядом с ним фотограф-венгр. Светает. Видны дорожные указатели. Надписи: «ШИД — сто километров», «ЗАГРЕБ — сколько километров», писатель не успевает прочесть. Машина останавливается у КПП. Писатель видит мешки с песком. Военная полиция проверяет пропуск на автомобиль и пассажиров. «Дозвола». Все в порядке. Автомобиль утягивает километры под колеса. Начинает идти снег, несмотря на то что это Балканы, где-то рядом Греция. Вдруг вдоль дороги видно марширующее воинское подразделение в горчичного цвета шинелях. Замерзшие лица солдат. Еще одно подразделение — эти в оливкового цвета форме, без шинелей. Наконец автомобиль с писателем пристраивается в хвост колонны бронетехники и артиллерии. Все больше солдат в кадре. Начинает явственно бу́ хать артиллерия. Канонада все громче.
Городок Шид. Пресс-центр армии. Писатель сидит в большом кабинете и пытается понять суть спора между сопровождающими его военными и капитаном из пресс-центра. Приблизительно спор сводится к следующему: пускать или не пускать журналиста Лимонова к городу Вуковару. Капитан, потрясая французским паспортом писателя, заявляет, что нет, нельзя, он — западный журналист. Военные заявляют, что с французским паспортом этот журналист все же «рус», «православец», свой и пишет для белградской «Борьбы». Капитан кричит, что все французы — католики, и работают на хорватов. «Борьба! Рус!» — кричит дружелюбный военный. «Француз, католик», — кричит капитан. Видны за окном проходящие в колоннах солдаты, слышна канонада. Идет снег. Ситуацию разрешает появившийся в сопровождении многочисленных военных один из министров, встреченных в Белграде. Улыбается, подходит к писателю, жмет руку. На рудиментарном английском объясняет, что Вуковар взят. Сегодня. На рассвете. Начальник пресс-центра расслабляется. Ставит свою печать и подпись на «дозволе». Писатель замечает, что столы в пресс-центре покрывают толстые стекла. Как некогда в старых советских кабинетах. Все идут к выходу. Чувствуя вину, капитан долго трясет руку писателя и просит, проезжая через черный лес, ехать на полной скорости. Дорогу до сих пор обстреливают снайперы.
Автомобиль несется со всей возможной скоростью. Выстрелы слышны, но непонятно кто и куда стреляет. Открытое пространство заканчивается. Все целы. Автомобиль цел. Скорость снижена. Вдруг у поворота страннейшая сцена. На снегу стоит несколько пляжных разноцветных зонтов. Они раскрыты над столами. Вокруг на снегу пластиковые стулья. На одном из них надувная розовая голая женщина. Вокруг странные бородатые солдаты в черном: сапоги, кожаные куртки, черные папахи с кокардами. Хохочут, подталкивают друг друга. Останавливают автомобиль. Проверяют «дозволу». «Руса везем, журналиста», — хвастают военные. — «О, рус, рус. Когда придете к нам на помощь?» Писатель улыбается. Объяснять, что он «рус» из Парижа, излишне. Автомобиль трогается. «Четники, — поясняет водитель. — Очень храбрые». «И очень пьяные», —
