Компьютер по имени Джо (Сборник) - Эдмонд Гамильтон

— Да. Ролло?

— Эти листы бумаги, которые вы иногда кладете перед собой на рояль. Это что — планы, чертежи, указывающие, какие именно звуки и в каком порядке следует издавать на фортепиано?

— Совершенно верно. Каждый звук мы называем нотой, а комбинации нот — аккордом.

— Значит, каждая черточка означает звук, который нужно воспроизвести?

— Абсолютно верно, мой дорогой металлический человек.

Ролло стоял неподвижно, переваривая сказанное. Маэстро явственно ощущал, как вертятся колесики внутри герметического шара.

— Сэр, я тщательно исследовал свои блоки памяти и не обнаружил там никаких специальных или хотя бы приблизительных инструкций по этому поводу. Я хотел бы научиться производить эти ноты на фортепиано. Я прошу вас ввести в ячейки моей оперативной памяти принципы зависимости между этими черточками и рычагами на панели.

Маэстро, улыбаясь, посмотрел на Ролло с любопытством.

— Браво! — воскликнул он. — Сколько лет ученики прилежно зубрили эту науку, ломали себе зубы, пытаясь открыть замки высокого искусства! Но теперь у меня такое чувство, что ты, Ролло, станешь самым блистательным студентом. Облечь Музу в металл, втиснуть ее в машину… Я охотно принимаю вызов!

Он встал, дотронулся до руки Ролло, ощутив под холодным металлом скрытую мощь.

— Садись сюда, мой Персональный Робот системы Роллейндекс, модель М-3. Мы заставим Бетховена перевернуться в гробу, мы откроем новую эру в истории музыки.

Через час с небольшим Маэстро зевнул и посмотрел на часы.

— Уже поздно, — сказал он, кончив зевать. — Мои стариковские глаза не столь неутомимы, как твои, друг мой. — Он тронул Ролло за плечо. — Теперь в твоих блоках памяти заложены полные, фундаментальные знания музыкальной грамоты. Это был неплохой ночной урок, особенно если вспомнить, сколько времени потратил я сам, чтобы овладеть всей этой суммой информации. Завтра мы попытаемся приспособить твои внушающие страх пальчики для работы на клавишах.

Он потянулся.

— Я пошел спать. Не забудь погасить свет и запереть дверь.

Ролло поднялся со скамейки.

— Да, сэр, — прогудел он. — У меня к вам еще просьба.

— Что я могу сделать для своего блестящего ученика?

— Можно мне сегодня ночью попробовать произвести звуки на фортепиано? Я буду вести себя тихо, чтобы не беспокоить вас.

— Сегодня ночью? Да ты сошел… — Маэстро улыбнулся. — О, прости меня, Ролло. Не так просто привыкнуть к мысли, что ты не нуждаешься во сне.

Он в нерешительности почесал подбородок.

— Ну, хорошо. Я думаю, настоящий педагог не должен отбивать у нетерпеливого ученика охоту к приобретению знаний. Но пожалуйста, Ролло, будь осторожен. — Он погладил полированное красное дерево. — Мы с этим фортепиано дружим уже много лет. И я бы очень не хотел, чтобы ты выбил ему зубы своими пальцами, больше похожими на кузнечные молоты. Легче, друг мой, как можно легче!

— Да, сэр.

Маэстро лег спать с легкой улыбкой на губах, смутно представляя себе робкие, неуверенные звуки, которые родятся в результате попыток Ролло.

Затем он окунулся в густой серый туман, в тот призрачный мир полудремы, где реальность похожа на сон, а грезы — реальны. Словно невесомые облака, сотканные из звуков, кружились и текли в его сознании, покачивая на мягких волнах… Что это было? Туман рассеялся, и теперь он купался в алом бархатистом сиянии, музыка заполняла все его существо, он растворялся в ней без остатка…

Он улыбался. О, мои воспоминания! Благодарю тебя, благодарю…

Внезапно он вскочил на постели, откинув одеяло. Он сидел на краю кровати, прислушиваясь. Ощупью нашел в темноте одежду, всунул худые ноги в шлепанцы. Не в силах подавить непроизвольную дрожь, тайком подкрался к двери своего кабинета. Он замер у двери в ночном одеянии, тонкий и хрупкий.

Свет, горевший над пюпитром одиноким оазисом в темной комнате, отбрасывал жутковатые тени. Ролло сидел, выпрямившись за клавиатурой, чопорный, негнущийся, ничем не похожий на человека. Его зрительные линзы были направлены куда-то в пространство, поверх теней. Массивные ноги нажимали на педали, пальцы метались по клавиатуре, мерцая в свете лампы, они словно жили сами по себе, независимо от машинного совершенства его тела.

Пюпитр был пуст. Ноты бетховенской «Аппассионаты» лежали, захлопнутые, на скамейке. Раньше они были — Маэстро это помнил точно — в стопке нот на рояле.

Но Ролло играл ее! Он создавал ее заново, вдыхал в нее жизнь, закалял в горниле серебристого пламени.

Время потеряло смысл, оно остановило свой бег, замерев высоко над землей, в поднебесье.

Маэстро не замечал, как слезы текут из его глаз, пока Ролло не закончил сонату.

Робот повернулся и посмотрел на Маэстро.

— Вам понравились эти звуки? — загудел он.

Губы Маэстро дрогнули.

— Да, Ролло, — вымолвил он наконец. — Они мне понравились. — Он чувствовал комок в горле.

Маэстро поднял ноты дрожащими пальцами.

— Это… — пробормотал он. — Уже?..

— Я добавил это к своим хранилищам знаний, — ответил Ролло. — Я применил к этим чертежам принципы, которым вы меня обучили. Это было не очень трудно.

Маэстро проглотил комок в горле, прежде чем заговорить.

— Это было не очень трудно… — тихо повторил он.

Старый музыкант медленно опустился на скамейку рядом с Ролло, молча глядя на него, словно видел впервые.

Ролло поднялся. Маэстро положил пальцы на клавиши, казавшиеся ему теперь непривычными и чужими.

— Музыка! — он вздохнул. — Я всегда слышал ее именно такой в глубине своей души! И я знаю — Бетховен тоже!

Он посмотрел вверх на робота с растущим возбуждением.

— Ролло, — сказал он, стараясь говорить спокойно. — Нам надо будет завтра немного повозиться с твоими блоками памяти.

Сон больше не приходил к нему в эту ночь.

На следующее утро он вошел в кабинет быстрыми, энергичными шагами.

Ролло чистил ковер пылесосом. Маэстро предпочитал ковры новым непылящимся пластикам, которые, как он считал, оскверняют его ноги. Дом Маэстро был, в сущности, оазисом анахронизмов в пустыне современной антисептической действительности.

— Итак, ты готов работать, Ролло? — спросил он. — Нам с тобой предстоит масса дел. У меня в отношении тебя грандиозные планы! Ролло не отвечал.

— Я попросил их всех прийти сюда сегодня днем, — продолжал Маэстро. — Дирижеры, пианисты-концертанты, композиторы, мой импресарио. Все столпы музыки. Пусть они только услышат твою игру!

Ролло выключил пылесос и стоял молча.