Компьютер по имени Джо (Сборник) - Эдмонд Гамильтон

— По-моему, да, — растерянно произнес доктор Эссон.

— Вот только боюсь, что теперь не смогу, как прежде, работать простой уборщицей, — с сожалением сказала Роза. — Как вы думаете, удастся мне устроиться к вам калькулятором?

— А вы умеете считать в уме? — спросила Гем.

— Да, компьютер объяснил мне основные принципы. Испытайте меня.

— Умножьте два в квадрате на себя в квадрате.

Лицо Розы приняло очень несчастное выражение.

— Я говорю серьезно, — попросила она. — Уж если умножать, то числа посложнее.

— Ну хорошо, — вмешался доктор Эссон. — Двадцать семь, сорок пять и пятнадцать.

В ту же секунду Роза принялась сыпать цифрами. Они довольно долго слушали, потом доктор Эссон поднял руку.

— Безусловно, компьютер сильно помог вам, Роза, — мягко сказал он. — Но не совсем так, как вы предполагали. Несомненно, он не хотел ничего плохого и действовал из самых лучших побуждений. Мы проведем самый тщательный анализ этого эксперимента, и за свою дальнейшую судьбу можете не беспокоиться. Но…

— Разве я неправильно сосчитала? — По щекам девушки медленно катились слезы.

— Боюсь, что нет. В результате должно получиться что-то около восемнадцати тысяч.

Лицо Розы прояснилось, как по волшебству, и она облегченно вздохнула.

— Извините меня, пожалуйста, — сказала она. — Это я виновата. Но мне показалось, что вы просите двадцать семь в сорок пятой степени возвести в пятнадцатую. Ради бога, простите.

Доктор Эссон и его дочь молча уставились друг на друга.

— Я думаю, — слабым голосом сказал доктор Эссон, — что вы сумеете устроиться к нам калькулятором, Роза.

Герберт Голдстоун

ВИРТУОЗ[6]

— Сэр!

Маэстро продолжал играть, не поднимая глаз от клавиш.

— Да, Ролло?

— Сэр, я хотел бы, чтобы вы объяснили мне устройство этого аппарата.

Маэстро перестал играть, теперь он отдыхал, вытянув на скамейке худое тело.

Его длинные, гибкие пальцы свободно лежали на клавиатуре.

— Аппарат? — Он повернулся и посмотрел на робота с улыбкой. — Ты имеешь в виду фортепиано, Ролло?

— Машину, которая издает различные звуки. Я хотел бы получить о ней кое-какую информацию. Как она действует? Каково ее назначение? Эти данные отсутствуют в моей оперативной памяти.

Маэстро зажег сигарету.

Он предпочитал делать это сам. Одним из его первых приказов Ролло, когда робота доставили ему на дом два дня назад, был: игнорировать заложенные в него по этому поводу инструкции.

— Я бы не называл фортепиано машиной, Ролло, — улыбнулся он, — хотя в чисто техническом смысле ты прав. Это действительно машина, предназначенная для воспроизведения звуков различной тональности и высоты, как одиночных, так и сгруппированных.

— Я уже усвоил это путем визуального наблюдения, — заметил Ролло своим медным баритоном, вызывавшим легкую тремолирующую дрожь в спинном хребте Маэстро. — Проволоки различной толщины и степени натяжения подвергаются ударам обернутых в войлок молоточков, которые приводятся в движение при помощи ручного управления рычагами, расположенными на горизонтальной панели.

— Весьма хладнокровное описание одного из самых благородных творений человеческого гения, — сухо заметил Маэстро. — Ты превратил Моцарта и Шопена в лабораторных техников.

— Моцарт? Шопен? — Дюралевый шар, служивший Ролло головой, сиял ровным светом и был лишен всякого выражения, его безупречно гладкая поверхность нарушалась только парой оптических линз. — Эти термины не содержатся в моих ячейках памяти.

— В твоих, конечно, нет, Ролло, — мягко сказал Маэстро. — Моцарт и Шопен не для вакуумных трубок, предохранителей и медных проводов. Они — для плоти и крови и человеческих слез.

— Я не понимаю, — загудел Ролло.

— Ладно, я объясню, — сказал Маэстро, лениво выпуская дым из ноздрей. — Это были два человека, сочинявшие и рисовавшие последовательный ряд нот. Ноты эти означали различные звуки, которые потом издавались при помощи фортепиано или других инструментов — машин для производства звуков определенной длительности и высоты. Иногда эти инструменты, как мы их называем, играют или управляются индивидуально, иногда группируются в так называемые оркестры, и в этом случае звуки слышатся одновременно — получается гармония. Иными словами, звуки находятся по отношению друг к другу в упорядочен ной математической зависимости, в результате чего…

Маэстро вскинул руки вверх.

— Боже мой, — воскликнул он со сдавленным смешком, — я никогда не думал, что мне придется читать такую сложную и совершенно бесполезную лекцию, чтобы объяснить роботу, что такое музыка!

— Музыка?

— Да, Ролло. Звуки, которые производит эта машина и многие другие из этой же категории, называются Музыкой.

— А какова цель музыки, сэр?

— Цель?

Маэстро раздавил сигарету в пепельнице. Он сел за рояль и несколько раз согнул и разжал пальцы.

— Слушай, Ролло.

Одухотворенные пальцы плавно скользнули по клавиатуре и начали ткать начальные узоры «Лунного света», нежные и утонченные, как шелковая паутинка. Ролло стоял, выпрямившись неподвижно; флюоресцирующий свет лампы над пюпитром рояля отбрасывал голубоватое бриллиантовое сияние на башенную громаду робота, отражаясь в его мерцающих янтарных линзах.

Маэстро снял пальцы с клавиш, и тонкое, неуловимое кружево мелодии медленно и неохотно растаяло в тишине.

— Клод Дебюсси, — сказал Маэстро. — Один из наших механиков давно прошедших времен. Он изобразил эту последовательность тонов много лет назад. Как они тебе понравились?

Ролло ответил не сразу.

— Звуки были хорошо организованы, — наконец промолвил он. — Они не раздражали мой слуховой аппарат, как некоторые другие звуки.

Маэстро рассмеялся.

— Ролло, ты даже сам не представляешь, какой ты великолепный критик!

— Эта музыка, — загудел Ролло, — имеет целью доставлять людям удовольствие?

— Именно так, — ответил Маэстро. — «Звуки, хорошо организованные, которые не раздражают слуховой аппарат, как некоторые другие». Это бесподобно! Эти слова достойны быть высеченными на мраморе над входом в Нью Карнеги Холл.

— Я не понимаю. Почему мое определение…

Маэстро махнул рукой:

— Неважно, Ролло. Не обращай внимания.

— Сэр!

— Да. Ролло?

— Эти листы бумаги, которые вы иногда кладете перед собой на рояль. Это что — планы, чертежи, указывающие, какие именно звуки и в каком порядке следует издавать на фортепиано?