Сплетение песен и чувств - Антон Тарасов

Но я всегда поддерживал их деньгами, Наталье помог с работой, с машиной, ее брату, Аниному дяде, решил проблемы с покупкой двух квартир. Времена-то были лихие, девяностые. Но я люблю Аню, люблю Наталью, точнее…. Не могу поверить, понимаешь, не могу!

У подъезда стоял черный «Порше Кайен». «Ничего себе – мелькнула мысль. – Серьезный он, этот отец Ани».

– Держи, – Евгений достал из багажника две большие сумки, одну из них протянул Артёму. – Удержишь? Молодец! Сейчас я из салона пакет возьму, не хочется еще раз спускаться.

При дневном свете Артем, наконец, смог как следует рассмотреть отца Ани. Ему было лет сорок, не больше. У него были светлые волосы, почти такие, как у Ани, и были у ее матери. И та же складка на лбу, небольшая ямка на подбородке, нос с горбинкой. Одет он был, судя по всему, очень дорого – хотя Артём и не разбирался в одежде, у него возникло такое чувство. На левой руке у Евгения были надеты довольно массивные часы. Еще Артёму бросились в глаза аккуратные мокасины из светлой замши. В багажнике машины лежало несколько мягких игрушек, из чего Артём заключил, что у Евгения, вероятно, есть маленькие дети.

– Ну, не зевай, открывай дверь, подержи – попросил Евгений. – И вызывай лифт, по лестнице это нам не донести.

– Такие тяжелые! – сказал Артём.

– А, ты о сумках – догадался Евгений, когда они заходили в лифт. – Там вещи, кое-что мне для работы, кое-что для Ани. Мне ведь здесь придется какое-то время побыть, чтобы во всем разобраться. Я еще толком ничего не знаю, что произошло. Сейчас что-нибудь съем, часик передохну с дороги, поговорю с Аней и поеду решать дела.

– Аня спит, так что тише – почти приказал Артём, открывая дверь. – Ей надо поспать, она не спала два дня.

– А-а-а, ясно – шепотом ответил Евгений. – Тут есть что-нибудь съедобное? Я от самого Липецка без крошки во рту.

– Не знаю – прокряхтел Артём, занося вещи в кухню и пристраивая их в угол. – Сейчас поищем. Есть печенье, можно вскипятить чай.

Отец Ани внимательно осматривал квартиру, дотрагивался до некоторых вещей и что-то шептал себе под нос.

– Слушай, что ты меня так рассматриваешь внимательно? – вдруг спросил он. – Ты меня в чем-то подозреваешь? Или на мне что-то написано, а я не замечаю? Тогда просвети, скажи, что не так.

– А Вы не орите – спокойно сказал Артём. – Аня спит, да и вообще незачем на меня орать. Мойте руки, здесь прямо, вот бумажное полотенце. Бутерброд с сыром будете?

– Буду.

– Один?

– Нет, сделай два-три. И сам чего-нибудь поешь.

– Сделаю.

Зашумела вода, Евгений медленно и обстоятельно мыл руки с мылом, затем ополоснул холодной водой лицо.

– Ты не обижайся, что я так, это нервы, – Евгений растирал лицо бумажным полотенцем, очевидно, стараясь побороть надвигавшуюся сонливость. – Я не хочу думать, что Наташи больше нет, просто не хочу. И сейчас для меня главное – не оставить в беде Аню.

Он вдруг замолчал и сел за стол, стал жевать бутерброды. Артём подметил в Евгении ту самую медлительность, с которой боролась Аня в нем, в Артёме. Артёма это настолько поразило, что он так и сидел, задумавшись, с бутербродом в руке.

«Что теперь делать, если мамы Ани больше нет? Что будет с Аней? Как она сможет это перенести?» – размышлял Артём.

«Странный парень, похоже, с ним встречается Аня. Какая она? Я же ее видел в последний раз шестнадцать лет назад. С ума сойти» – ловил себя на мысли Евгений.

Послышался скрип двери и шарканье тапками по паркету, оба сидевших на кухне не обратили на него никакого внимания.

– Вы хоть нашли что-нибудь из еды?

Аня стояла в дверях заспанная, со спутавшимися волосами, в длинной полинявшей футболке.

– Нашли – ответил Артём. – Немного нашли, а больше пока и не надо.

Она смотрела, не отрываясь, на отца, а он, дожевывая бутерброд, на нее. Артём поворачивал голову то в одну сторону, то в другую, пытаясь понять, кто кого переглядит. Есть такая детская игра, когда смотрят друг другу в глаза и проигрывает тот, кто первый моргнет. На глазах у Ани выступили слезы, покатились по щекам. А она все стояла, не двигаясь, будто боясь пошевелиться. Ее отец опустил глаза и всхлипнул.

– Прости меня, Аня, пожалуйста, прости. Я приехал так быстро, как смог. Прости, уделял тебе так мало внимания. А ты такая большая уже. Я тебя помню, когда тебе было два годика. Ну и хулиганкой же ты была! Такая маленькая, а такая хулиганка. Мы с Наташей все гадали, в кого ты такая. А ты могла взять – и на кухне насыпать в сахар соль. И постоянно спускала колеса у моего старого велосипеда, он у нас в комнате стоял. Помнишь, мы жили в коммуналке?

– Помню – без колебаний ответила Аня, подойдя поближе и присев на стул.

– Вернее, помню, что жили, а не то, что я хулиганила. Да и к чему это сейчас вспоминать, я не пойму. Это было очень давно, и этого больше никогда не будет, потому что нет мамы. И не будет.

Снова тишину нарушали лишь часы. И никто из троих не хотел к ним присоединяться. Аня молча встала, подошла к плите, взяла чашку и налила себе чаю.

– Ань, напиши мне на бумажке, где находится мама, какие-то существенные детали, – Евгений засуетился, начал собираться, периодически поглядывал на телефон. – Я возьму все дела на себя, все сделаю сам, ты только держись, ради мамы и ради своего парня держись, слышишь?

– Слышу, не глухая. Только как держаться, если мамы нет, и я не знаю, за что схватиться.

– Ты не обижайся на меня.

– Я не обижаюсь, – Аня вырвала лист из блокнота, державшегося на магните на холодильнике, и набросала на нем несколько слов, затем подумала и дописала еще что-то.

Она не сразу отдала листок своему отцу, все всматривалась в то, что написала, словно боясь что-то важное забыть и не вспомнить потом никогда. Отца… Она, конечно, не воспринимала его таковым, не задумывалась об этом. Ей везде виделась мама, слышались ее шаги, смех, голос, бесконечные звонки и разговоры по телефону. Аня даже ни разу не назвала Евгения отцом или папой – может быть, только папой, да и то в беседе с Артёмом.

Евгений подошел к дочери и с осторожностью взял из ее рук листок. Артём следил за каждым его движением. Ему хотелось понять, что происходит между отцом и дочерью, разобраться в том, как они относятся друг к другу, как воспринимают свою встречу при столь трагических обстоятельствах.

Но ничто не выдавало того, что таилось внутри и могло дать хоть какую-нибудь пищу для размышления.

– Ань, а дату похорон уже назначили? – осторожно спросил Евгений.

Аня пыталась сосредоточиться.

– Нет – шепотом ответила она. – Ничего не знаю и…

– Успокойся – Евгений повысил голос. – Слышишь, ну-ка быстро успокойся! Я разберусь, все будет нормально, так, как должно быть. Твой телефон у меня остался в мобильном, если что, я позвоню. Дай мне документы, мамин паспорт и еще, что у тебя там есть.

Они направились в комнату, а Артём впервые за весь период пребывания в квартире и вообще знакомства с Аней почувствовал себя лишним, вторгшимся в чужую трагедию, туда, где для него места нет и не будет ни при каких обстоятельствах. Да, Аня не была ему чужой, но все то, что происходило, было за гранью его понимания.

Хлопнула входная дверь.

– Тёма, ты прости, что совершенно не до тебя, прости.

– Может, я пойду?

– Ты вернешься? – голос Ани снова задрожал.

Что мог ответить Артём в этот момент? «Да, я вернусь? Да, я никуда не уйду? Да, я никуда тебя не отпущу?» Любой вариант создавал проблемы, усугублял ситуацию. Конечно, Артём не собирался оставлять Аню, но нужно было что-то делать, как-то жить дальше, стараться преодолеть все, что уже случилось или еще случится.

– Я поживу у тебя несколько дней – произнес он, наконец. – Можно?

– Да, – Аня обняла его. – Я только-только собиралась тебя об этом попросить. Завтра пятница, ты сможешь не ходить на учебу?

– Смогу.

– И до понедельника не уйдешь?

– Не уйду.

– Тёма, мне так страшно. Страшно за то, что будет. Страшно из-за того, что не смогла, наверное, что-то очень важное сказать маме. И теперь страшно, как все пройдет, похороны, вся эта суета. А ее уже нет, Тём, ее это не вернет – Аня расплакалась.

– Давай ты немного поспишь – предложил Артём. – Дай мне ключи и ложись. А я дойду до общаги, возьму кое-какие вещи, потом схожу в магазин. Ведь нам троим что-то надо есть, а у тебя шаром покати, только выпивки три бутылки.

– Там еще в тумбочке есть – сквозь слезы улыбнулась Аня.

– Вот и я говорю, что еды никакой, только спиртное. Разве это годится? А есть надо, обязательно надо, чтобы были силы все выдержать, особенно тебе. Хорошо?

– Хорошо, Тёма.

Он одевался в прихожей, она стояла, прислонившись к стене, и смотрела на него.

– Как тебе мой папа?

– Серьезный. По-моему, вы друг другу не очень нравитесь – бросил Артём.

– Как-то не воспринимаете друг друга.

– Так и есть, – Аня увидела себя в зеркало и спешно принялась поправлять растрепанные волосы. – Но, знаешь, мне о нем мама всегда говорила только хорошее. Мы с мамой чувствовали его поддержку. И самое главное, Тёма, я уверена в том, что ему можно доверять.