Застрявшие (ЛП) - Дайкс Николь

— Спасибо.

Ее улыбка теплая и успокаивающая.

— Почему бы тебе не подняться наверх, а я принесу тебе сэндвич.

— Вам необязательно заботиться обо мне.

Ее слезящиеся глаза встречаются с моими, и я знаю, что она сдерживается, чтобы не разрыдаться.

— Я действительно этого хочу.

Я киваю, мои плечи опускаются, во мне не осталось сил бороться.

— Спасибо.

Женщина снова улыбается, прежде чем прогнать меня, и я поднимаюсь наверх в старую спальню Лиама. Когда толкаю дверь, то словно переношусь прямо в прошлое — когда мой лучший друг был жив, а я доставал его, потому что его мама все еще приносила нам закуски, когда мы тусовались здесь.

С тех пор как у нас появился наш дом, прошло много времени. Но много лет мы провели, болтаясь в этой комнате. Часами играли в видеоигры, говорили о девочках и школе и просто дурачились. Но теперь с этим полностью покончено.

До меня это дошло только сейчас — я больше никогда не буду разговаривать со своим лучшим другом.

Бросаю сумку на пол и ложусь на его кровать, подложив руку под голову. Смотрю на случайный плакат на его стене, один из тех, на которые нужно долго смотреть, чтобы понять, что это такое. Я все еще этого не понимаю.

Мой телефон жужжит в кармане, и я хватаю его, сразу же видя на экране имя Эверли.

— Эв?

— Купер. — Ее голос тих, как будто она ошеломлена или погружена в свои мысли.

— Ты в порядке?

Она очень долго не отвечает, и я задерживаю дыхание, пока наконец не слышу ее голос.

— Да, — выдыхает она. — То есть, нет.

— Где ты находишься?

— Дома. — Ее голос напряженный. Печальный. — В комнате Арии.

Мое горло сжимается, когда я сглатываю, а затем делаю глубокий вдох.

— А я у Лиама.

— Серьезно? — недоверчиво говорит она.

— Да. Я останусь здесь на пару дней, прежде чем вернусь к учебе.

Наступает пауза.

— Это хорошо. Ты собираешься вернуться?

Весенний семестр возобновляется через три дня. Для всех остальных это будет возвращение жизни в нормальное русло. Но для нас? Я понятия не имею, возможно ли это хотя бы отдаленно.

— Да. Я не могу просто сидеть сложа руки.

— Я тоже не могу.

Сажусь, пропуская волосы сквозь пальцы, так сильно желая, чтобы она была здесь. Я знаю, что Эв злится на меня. Знаю, что облажался, сразу не рассказав ей о Лиаме. Но я также не могу избавиться от чувства, что облажался, сказав ей об этом.

Оглядываю старую комнату Лиама, переполненную столькими воспоминаниями о моем лучшем друге. Того, кто всегда прикрывал мне спину и никогда не предавал меня. А я предал его.

— Значит, ты собираешься вернуться?

— Да. — Она снова делает паузу. Затем ее голос звучит странно и непохоже на нее, когда она говорит: — Я не могу находиться здесь слишком долго.

Ее мама определенно имеет к этому отношение.

— Не могу винить тебя.

— У них уже запланировано прощание с Арией.

— Черт. — Откидываюсь на кровать, глядя в потолок. — Когда?

— Через два дня. Мама наняла кого-то, чтобы спланировать это. Очень со вкусом, — последнюю часть она произносит насмешливо, и я предполагаю, что именно так ее мать описала это.

— Черт.

— Да. Ты придешь?

Я киваю, хотя она меня не видит.

— Да. Конечно. Дай мне знать, когда это произойдет.

— Хорошо. — Она вздыхает. — Куп?

— Да?

— Странно, что я скучаю по тому дому?

Легкая улыбка появляется на моих губах, потому что мы оба серьезно облажались.

— Я тоже скучаю.

Я слышу, как она улыбается.

— Дашь мне знать, планирует ли мама Лиама поминки, и когда это произойдет?

Она ничего не говорила об этом по дороге, но думаю, что она уже начала планировать. Черт, я не могу поверить, что пойду на похороны своего лучшего друга. У меня пересыхает в горле, и слова, кажется, застревают, но я, наконец, выдавливаю их.

— Конечно.

— Спасибо. — Мы остаемся на телефоне, ни один из нас не произносит ни слова, пока Эверли, наконец, тихо не прочищает горло. — Я должна идти.

— Я здесь, если тебе понадоблюсь.

Не хочу вешать трубку, но, к счастью, она делает это первой. Эверли заканчивает разговор, и я прижимаю телефон к груди, оглядывая комнату и ненавидя то, насколько она пуста.

Так же, как пуста сейчас моя жизнь.

Глава двадцать девятая

ЭВЕРЛИ

Мои волосы заплетены в длинную французскую косу, и на мне простое черное платье. Я смотрю прямо перед собой, пока тело моей сестры опускают в землю.

Я онемела.

Оцепенела.

И не хочу быть здесь.

Оглядываюсь на безликих, безымянных людей, которые даже не знали мою сестру, одетых во все черное, официальную одежду, и я ненавижу свою мать.

Это не то, чего хотела бы Ария.

Она ненавидела черное и серое. Все, чем является эта поминальная служба. Даже цветы какие-то унылые. Скучные и приглушенные цвета. Крышка черного, блестящего гроба закрыта, и я не хочу знать, почему.

Моя мать играет роль скорбящей матери, но не плачет открыто, просто вытирает глаза каждые пару минут. Это кажется холодным и спланированным, как будто она знает, как должна реагировать, и имитирует это.

Когда все заканчивается, я нахожу Купера, который все это время сидел сзади. Он в черном костюме и галстуке, его глаза настороженно встречаются с моими.

— Эверли.

— Ты пришел.

Он медленно кивает головой.

— Я сожалею об Арии.

Я знаю, что это так. Вижу, что его преследует та ночь. Купер видел ее тело. Он точно знает, что с ней случилось.

— Ты вел машину?

Он кивает.

— Хочешь, я отвезу тебя на ужин?

Я качаю головой, не утруждая себя тем, чтобы оглянуться на маму, когда она принимает соболезнования всех своих коллег.

— Нет. Я хочу убраться отсюда к чертовой матери. Можешь отвезти меня? — Купер медленно изучает мое лицо, но затем кивает, и я следую за ним к его машине. — Родители Лиама не приехали?

— Нет. Они хотели... — Он останавливается, когда мы подходим к блестящей черной машине, и достает ключи из кармана. — Мой отец появился вчера. Протянул мне ключи, сказал не разбить ее и ушел, — объясняет он.

Я смотрю на него, моя челюсть слегка отвисла. Почему, я не уверена? Наши родители отвратительны.

— Ух ты.

— Да. Мило, правда?

— Мне жаль, что он такой придурок.

Он улыбается и открывает машину.

— В любом случае, родители Лиама хотели приехать, но думаю, что это было слишком.

Я киваю в знак признательности. Даже представить себе не могу, через что они сейчас проходят. Родители Лиама были по-настоящему хорошими родителями, которые любили Лиама больше, чем самих себя. Они, должно быть, в аду.

— Я ненавижу это.

Он открывает свою дверь, я открываю свою, и мы оба забираемся внутрь. Должно быть странно снова находиться так близко к нему, но это успокаивает.

Да, он солгал мне или умолчал о правде, но я имела в виду то, что сказала. У него не было никаких реальных обязательств говорить мне об этом.

— Куда едем?

— Можешь отвезти меня ко мне домой?

Купер заводит машину и начинает движение вместо своего ответа. Я поворачиваюсь, изучая его лицо. Он, конечно, такой же красивый, как всегда, но выглядит усталым. Печальным.

Когда мы подъезжаем к моему дому, Куп паркуется на подъездной дорожке, а затем поворачивается ко мне.

— Если тебе понадобится что-нибудь еще, просто дай мне знать.

Я вижу вину, написанную на его лице, и мне жаль, что не могу стереть ее. Но что, черт возьми, что я могу сделать? Нам, наверное, нужно пространство, но я все равно открываю свой глупый рот.

— Зайди, пожалуйста, внутрь на минутку. Я хочу собрать сумку.

— Куда ты направляешься?

Я предполагаю, что он собирается вернуться к родителям Лиама.

— Возвращаюсь в кампус. Не возражаешь, если я поеду с тобой?